Немцы в ужасе метались в кольце. Мы нарушали их боевые порядки…
Небольшая группа уцелевших фашистов, бросив оружие, подняла руки…
Вечером я присутствовал при допросе пленного офицера, командира немецкой горноегерской части. Он машинально отвечал на вопросы: его мучила какая-то неотвязная мысль.
— Скажите, господин лейтенант, — неожиданно спросил немец, — откуда вы пришли?
— Оттуда, — коротко ответил наш лейтенант и, как тот раненый боец у камня, показал на юг.
— Не может быть! Мне хорошо известна эта часть хребта: там не пройдет даже горная коза.
— А мы все-таки прошли.
— Нет, нет! Люди там не могли пройти!.. — с каким-то суеверным ужасом прошептал немец…
Батальоны шли через горы несколько дней. Пришлось оставить всю артиллерию, обоз, кухни, лазарет, даже тяжелые пулеметы. Бойцы карабкались на кручи, в кровь разбивали ноги. Последние два дня они ничего не ели. Но они все-таки перевалили через горы и с ходу бросились в штыки.
Это мог сделать только русский солдат!..
С гор спускались батальон за батальоном. Кажется, это двинулись горы и пошли в наступление на врага.
Голодные, оборванные, истомленные страшным переходом через горные кручи, они с ходу шли в наступление. И снова я слышал один и тот же вопрос:
— Товарищ, Краснодар близко?
* * *
Группа полковой разведки вырвалась далеко вперед и, не зная наших ериков, хмеречей и течей, попала в засаду. Пришлось им отходить с тяжелым боем, теряя убитых, не успевая подбирать раненых.
Немцы прижали бойцов к обрыву, все туже стягивая кольцо. Выхода из кольца нет. Сзади — крутой, темный, глубокий провал…
Осторожно, таясь в кустах, по краю обрыва пробиралась небольшая группа нашего отряда. Это Елена Ивановна шла на хутор Красный: здесь она должна была вновь развернуть походный госпиталь для раненых бойцов.
Наши с гранатами поползли в тыл наступающим немцам. Елена Ивановна, Кравченко и Мельников остались в прикрытии. Они недвижно лежали в кустах.
У наших бойцов на краю обрыва кончились патроны. Остался штык и стойкость русского солдата, который умирает, но не сдается. Плечо к плечу, штыки наперевес, храбрецы бросились в последнюю атаку.
Немцы открыли жестокий огонь. Падали раненые. Передний ряд сомкнулся, и начался рукопашный бой.
Неожиданно ожили кусты: растянувшись широкой цепью, наши бросили гранаты. Ошарашенные немцы кинулись к единственной тропке, что ведет к станице. Здесь их встретили длинные очереди нашего пулемета…
В кустах на одном из флангов неподвижно лежала Елена Ивановна.
Шорох. На поляну, трусливо озираясь, выходят два немца-мародера: они обшаривают наших раненых.
У можжевелового куста, широко раскинув руки, лежит юноша-командир. Высокий белобрысый фашист подходит к нему. Елена Ивановна, переведя автомат на одиночный огонь, берет немца на прицел.
Фашист шарит по карманам…
Неожиданно юноша-командир поднимает голову и впивается зубами в руку мародера.
Немец замахивается ножом…
Выстрел. Мародер упал. Второй немец бросился бежать. Мельников уложил его на месте.
Елена Ивановна подошла к юноше. На гимнастерке, залитой кровью, орден Красной Звезды.
Жена быстро разрезает одежду. Оказывается, перед ней лежит девушка…
А у обрыва все было кончено: только нескольким фашистам удалось юркнуть в кусты.
Дав проводника бойцам, наши двинулись в хутор Красный. Кравченко и Мельников бережно несли на носилках раненую девушку-командира.
Пятнадцатого января наши батальоны, спустившиеся с гор, начали фронтальное наступление на подступы к многогорью Ламбина.
Мы послали Сергея Мартыненко с минерами и группами бойцов в глубокие тылы немцев рвать мосты на путях подхода немецких резервов.
В тот же день мы повели несколько батальонов гвардейцев в тыл Азовки.
Оставив один батальон в засаде, остальные, как снег на голову, обрушились на немцев. Два фашистских полка, не приняв боя, поспешно отошли, бросив технику.
Из Северской выступила румынская литерная дивизия. Она пыталась взять нас в клещи. Но батальон, оставленный в засаде, рванулся в Северскую и разгромил штаб дивизии и десяток складов.
Румыны бросились обратно в станицу. Кабаньими тропами мы вывели гвардейцев в предгорья.
* * *
Многогорье Ламбина — ключ к равнине: только взяв эту горную крепость, можно прорваться в степь.
На совещании в штабе командующего фронтом решено идти на штурм. Я доложил генералу результаты работы наших разведчиков: им удалось засечь основные огневые точки, расположение дзотов и определить силу гарнизона…
Предстоял тяжелый бой. Немцы успели возвести на горе многоярусную систему обороны. Гарнизон отборный: два дня назад сюда подтянуты штрафные офицерские батальоны.
У наших гвардейцев только ротные минометы, ручные пулеметы и ограниченное количество патронов: техника и обозы застряли в горах.
На рассвете восемнадцатого января гвардейцы пошли на штурм с фронта.
Стремительным броском было захвачено предполье. Впереди вырос огненный вал: немцы открыли ураганный заградительный огонь.
Гвардейцы окопались.
На востоке послышался гул моторов. Он становился все ближе, все явственнее.
Наши бомбардировщики сделали широкий круг и легли на боевой курс. Казалось, все небо было закрыто самолетами.
Визг бомб, грохот, столбы взметнувшейся земли…
Второй заход самолетов — и снова разрывы фугасных и осколочных бомб.
И опять рев моторов. Теперь бомбардировщики летели бреющим полетом, поливая из пулеметов.
У немцев полная растерянность: их зенитные батареи молчали…
Гвардейцы поднялись. Со штыками наперевес, орудуя гранатами, они прорвали передний край и закрепились на новых позициях.
Дальше идти не было сил: это стоило бы слишком дорого…
Вечером на совещании в штабе был принят план: обойти немцев с тыла через хутор Макартет.
Ночь. Моросил дождь. Воздух стонал от грохота разрывов: это наши эскадрильи волнами штурмовали многогорье.
Сквозь пелену мелкого дождя отчетливо были видны яркие вспышки разрывов, столбы земли, камней, осколков бетона.
А самолеты все летели, и гул бомбежки не прекращался ни на минуту.
Девятнадцатого января предстоял решительный штурм.
И вот многогорье наше.
Когда гвардейцы с фронта ворвались во вторую линию укреплений, в окопах третьей линии уже гремело «ура»: это батальоны, обошедшие с тыла, добивали остатки немецкого гарнизона.
На горе все было разворочено: валялись обломки орудий, пулеметов, трупы…
В стороне, под деревьями, расщепленными бомбами, понуро стояли небольшие группы пленных штрафников-офицеров.
Ключ к равнине был теперь в наших руках!..
* * *
Еле волоча ноги, группа Мусьяченко пришла на Планческую в самом конце января. Они чуть живы от усталости. Последние четверо суток почти ничего не ели.
Мы помогли им переодеться, накормили и уложили спать. Петр Петрович пытался было доложить о последней операции, но я приказал ему сначала отдохнуть, а потом докладывать.
Спали гвардейцы ровно двадцать восемь часов. Целый месяц они шли десятки километров под осенним дождем, спали в воде, чуть подернутой тонким ледком, не видели горячей пищи, питались всухомятку, голодали и снова шли в дождь, изморозь, на холодном, пронизывающем ветру. Тридцать дней они каждую минуту рисковали жизнью.
Но они с честью выполнили приказ: взорвали пять больших мостов, пустили под откос более десяти эшелонов с живой силой, боезапасами и машинами, уничтожили много техники, на шоссе истребили сотни врагов.
Они доказали: горячая любовь к родной земле, лютая ненависть к врагу, упорство и воля творят чудеса.
Мы с Ветлугиным подсчитали: одновременно работают на операциях восемнадцать групп нашего отряда, считая, конечно, и наши филиалы.
* * *
Госпиталь Елены Ивановны в Красном работал полным ходом. Каждый день жена принимала десятки раненых; санитарные части спустившихся с гор батальонов застряли на перевалах.
