Шпак быстро принимает решение: четырех партизан он оставляет у дзотов — они должны отвлечь внимание врага, а сам с товарищами скрытно ползет над кручей в обход.

На этот раз Шпаку удается обмануть немцев. Он подползает к самым амбразурам. Один за другим гремят глухие разрывы гранат, и левые дзоты затихают.

Теперь все в порядке. Пусть неистовствует правая группа дзотов: ее внимание приковано к охотникам Шпака, оставленным за камнями. Главное достигнуто: путь для деда Филиппа открыт. Скорее вниз, к своим!..

Шпак с товарищами быстро спускается с обрыва. И вдруг впереди неожиданно вырастает густая немецкая цепь: очевидно, какая-то недавно подошедшая фашистская часть бросилась на выручку.

Прорваться сквозь цепь немыслимо: силы слишком неравны. Остается единственный путь — обратно наверх, мимо разгромленных дзотов.

Партизаны карабкаются на кручу. Но тут неожиданно оживают замолкнувшие дзоты. Они открывают беглый огонь. Трассирующие пули опоясывают маленькую горсточку партизан. В ночном небе рвется ракета и ярким светом заливает каждую выемку, каждый камень.

У партизан не осталось гранат — одни автоматы. Немецкая цепь подходит все ближе. Огонь из дзотов усиливается с каждой минутой. Вот падает с простреленным сердцем старый охотник — товарищ Шпака. За ним второй, третий…

Партизаны — в огненном мешке, и выхода из него нет…

В те короткие минуты, когда на время замолкли левые дзоты, группа деда Филиппа, сняв два усиленных поста часовых, успела проскочить к подножью скал, нависших над шоссе.

Минеры быстро пробили десятка полтора шурфов, заложили заряды, соединили их детонирующим шнуром.

Дед Филипп приказал всем уходить. Ребята медлили. Дед рассердился, затопал ногами. Ребята знали: деда не переупрямишь. Быстро перебегая от камня к камню, они бросились к далеким кустам.

Дед подождал с минуту. Удостоверившись, что все ушли, он начал высекать кремнем огонь. Посыпались искры. Одна из них попала на пороховую мякоть, и огонь быстро побежал к фугасам.

Но, очевидно, фашисты на шоссе увидели деда Филиппа. Раздались крики. Потом выстрелили по тому месту, где вспыхнул огонек на детонирующем шнуре. Охрана нижних дзотов бросилась вверх. И в темном небе снова разорвалась и повисла ракета… В ее ослепительном свете отчетливо был виден дед Филипп. Он понял: с его больной ногой ему не уйти. Он стоял на обрыве кручи и спокойно смотрел вниз, на шоссе, где, сбившись в кучу, скопились батареи немецких шестиствольных минометов, грузовики со снарядами, полевые орудия.

Немцы открыли огонь по деду. И — удивительное дело — хотя дед представлял легкую цель, но первые пули пролетели мимо.

Дед по-прежнему неподвижно стоял над кручей — суровый, спокойный. Потом покачнулся, упал. Он катился по откосу, и с ним вместе катились камни. И вдруг, будто разгневанная смертью деда, земля содрогнулась от глухого взрыва. Огромные скалы отделились от горы, качнулись и рухнули вниз.

Все стихло… Всего лишь несколько мгновений длилась тишина. Потом вспыхнула беспорядочная стрельба и в небе повисло несколько осветительных ракет.

Стало светло, как днем. Молодые минеры обернулись и не узнали знакомого места.

Скал не было. Не было и дзотов наверху. Не было той маленькой площадки, на которой насмерть дрались охотники Шпака. И не было шоссе с шестиствольными минометами, орудиями, машинами: шоссе было завалено обломками камней и землей.

Минеры обнажили головы.

— Глубока могила деда Филиппа, — тихо прошептал один из них.

С минуту помолчали, стоя неподвижно. Потом, еле заметной тропой, быстро пошли в глубину леса. А сзади, со стороны шоссе, неслись крики немцев и беспорядочная стрельба.

Валя со своими ребятишками без всяких приключений добрался до построек, окружавших Дом Советов. Заглянув во двор через щель в заборе, они увидели: в тусклом свете затемненных фонарей там стояли группы эсэсовцев. Очевидно, что-то очень важное происходило в этом доме, раз немцы так охраняли его. Но это не смутило Мишку.

— Пошли, Валя, — нетерпеливо зашептал он. — Я первый, ты за мной, Вовка внизу подождет… Только никуда в сторону не сворачивай: куда я ступлю, туда и ты ногу ставь. Я на крыше каждую дранку знаю…

Ребята влезли на крышу сарая. Откуда-то Мишка достал доску, бесшумно перебросил ее на крышу соседней конюшни и в мгновение ока оказался уже там.

Валентину переправа далась с трудом: доска, узкая и тонкая, прогибалась под тяжестью его тела. На какое-то мгновение он задержался и взглянул вниз. Он отчетливо видел немцев. Они стояли группами и тихо переговаривались. Видно, действительно высокое начальство приехало в станицу, если даже эти головорезы присмирели…

Наконец перебрались на крышу конюшни, вплотную примыкавшей к Дому Советов. Предстояло самое трудное: по водосточной трубе залезть на железную крышу дома. Труба была ветхая, ржавая, она качалась из стороны в сторону, но ребята благополучно влезли по ней на крышу. Никто их не видел: очевидно, фонари, затемненные сверху и стоявшие значительно ниже крыши, сгущали мрак наверху.

Мишка тронул Валентина за рукав и показал на свои ноги. Валя понял: Мишка просит его ступать как можно тише. Когда они крались по крыше, Валентин заметил: Мишка ставит ногу только на швы железных листов, то есть туда, где листы не прогибались. Подобрались к трубе. На этот раз печь не топилась. Валентин заглянул в трубу — из нее несло теплым дымком.

Ребята сняли с себя пакеты с толом. Валя связал их в один сверток, заделал в него бикфордов шнур и жестом приказал Мишке убираться.

Тот мгновенно скрылся в темноте. Валя внимательно слушал. На крыше было тихо. Только один раз раздался скрип, будто ветер шевельнул оторвавшийся лист железа. Потом снова стало тихо. Снизу, со двора, доносился приглушенный шум голосов.

Вдруг на крыше сарая замяукала кошка…

Валя, низко перегнувшись через край трубы, чиркнул зажигалкой, огонек быстро побежал по короткому шнуру.

Столкнув мину в трубу, Валентин услышал глухой удар. Стремглав, уже не пытаясь скрываться и гулко стуча сапогами по железу, Валя побежал по крыше. Еле касаясь руками водосточной трубы, спрыгнул на конюшню, нашел доску и пополз, но, не добравшись и до середины, сорвался и грохнулся вниз. К нему бросились немцы. До ребят донесся глухой шум борьбы. И тотчас же над двором, шипя, взвилась и погасла осветительная ракета.

Немцы не сразу заметили Мишку. Фашисты метались по двору, беспорядочно стреляли по крышам. Мишка лежал плашмя на крыше сарая. Неужели Валя что-то перепутал и мина сдала?

Неожиданно внизу раздался крик:

— Они здесь! На крыше!

Миша понял: сейчас конец. Первая же автоматная очередь — и смерть…

Но Миша не услышал выстрелов: грохнул оглушительный взрыв. В небо взметнулся огненный столб. Что-то тяжелое рухнуло на крышу и проломило ее.

Мишка кубарем скатился с крыши и бросился в сад, где его ждал Вовка.

Немцы заметили их: над головами прожужжали пули. Пятеро фашистов ринулись в погоню. И эта погоня спасла ребятишек: боясь задеть своих, немцы на дворе прекратили стрельбу.

Первым мчался Мишка. Он вел Вовку к знакомой дыре в заборе: оттуда было уже рукой подать до амбаров, где решено было встретиться с Николаем Васильевичем.

Мишка юркнул в дыру. Но Вовка застрял: он зацепился штаниной за гвоздь. Немцы были рядом. Мишка метнулся к Вовке, схватил его за руки, с силой рванул на себя и вытащил из дыры. И вдруг неожиданно там, где стояли амбары, раздался взрыв. Он разметал немецкие склады и на мгновение озарил станицу ярким, ослепительным светом. Немцы растерялись и прекратили погоню, а ребята что есть силы уже неслись в темный переулок… На одном из перекрестков из-за плетня выросла высокая фигура. Широко раскинув руки, Николай Васильевич поймал и горячо обнял ребят.

— Молодцы, минеры! Молодцы! Чисто сработали. Сюда, орлы, сюда! — он отвел ребят в полуразвалившийся сарай. Здесь уже разместилась вся группа партизан, только что взорвавшая амбары.