- Любезный герцог! Ты, держащий меч власти для наказания злых, возьми этого человека, Яна Гуса, и именем моим соверши над ним казнь, подобающую еретикам!

Пфальцграф выслушал повеление императора, низко склонив голову, затем передал подушку с державой одному из придворных, снял с себя парадную мантию и спустился с хоров в зал собора. Перед ним все расступились, и герцог дал знак солдатам, чтобы они вели Яна Гуса за ним, а сам тяжелыми шагами двинулся к выходу из собора.

Когда Ян Гус выходил, он услышал сдавленный голос Штепана:

- Мистр, мистр, прощай!

Ян Гус на секунду остановился и, взглянув на бросившегося к нему Штепана, тихо произнес:

- Люби родину!

Перед папертью, освещенной солнцем и окруженной войсками, стоял констанцский фогт в сопровождении нескольких стражников и палачей. Герцог остановился на паперти, оглядел холодными глазами собравшихся и приказал:

- Господин фогт города Констанца, возьмите Яна Гуса, который по решению всемилостивейшего государя нашего короля римского и по моему собственному повелению должен быть сожжен!

Фогт низко поклонился пфальцграфу и принялся за выполнение приказа. Гус был окружен четырьмя дюжими, с тупыми лицами констанцскими стражниками. Вели его под руки два латника из охраны пфальцграфа.

Мрачно зазвонили колокола. Но солнце светило так ясно, так тепло, что не верилось, может ли в такой радостный, светлый день совершиться что-нибудь жестокое и злое. Штепан бросился вперед, но был отброшен солдатами в сторону; он шел, тяжело дыша, стараясь не отстать от шествия.

Сначала Гуса провели на кладбище, чтобы он видел, как горят его книги. Мистр сильно ослабел и с трудом шел. На костер с книгами он почти не обратил внимания. Штепан видел измученное лицо мистра под бумажным колпаком, он видел, как губы его шевелились, но что говорил мистр, Штепан услышать не мог. Впереди шествия ехал герцог Людовик, за ним - восемьсот человек его солдат, далее шла городская стража с Яном Гусом в середине, а дальше тянулись войска Сигизмунда. Три тысячи солдат сопровождали в последний путь чешского мистра.

Народ тянулся за войском, но, когда шествие прошло через ворота Шпатутор, по приказу императора они были закрыты. Штепану удалось проскочить в самый последний момент.

Штепан видел, как герцог Людовик выехал на зеленую лужайку, называвшуюся Брюль. Вороной конь его нетерпеливо помахивал головой. Герцог что-то говорил фогту, показывая вперед рукой. Солнце отражалось на блестящих, полированных доспехах герцога. Солдаты образовали широкий круг. Внутри круга Штепан увидел на зеленой траве лужайки большую кучу дров и соломы. Один из палачей неторопливо вкапывал высокий толстый столб.

Штепан стоял на небольшом бугорке, откуда ему была видна вся лужайка. Вот подвели Яна Гуса, и он опустился на колени. Солдаты, не тревожа его, стояли рядом и о чем-то переговаривались между собой. Три черные фигуры палачей возились у столба.

Вот Ян Гус поднялся с колен. Черные фигуры подошли к мистру и, взяв его под руки, повели к середине лужайки. Потом вместе с фогтом подошел священник, но сейчас же отошел. Штепан увидел, как мистр выпрямился, поднял высоко голову и начал говорить. Всех слов Штепан не слышал, до его слуха долетали только отдельные слова: "...эту страшную и отвратительную смерть... хочу радостно претерпеть..."

У Штепана начало сильно колотиться сердце, его грудь что-то сильно сдавило, он почти задыхался, но отвернуться и уйти не хватило сил. Он видел, как мистра провели по кругу солдат, как к нему подошли его тюремщики. Роберт плакал, утирая большими кулаками слезы; другие два, словно виновные в чем-то, стояли растерянно, с шапками в руках. Мистр что-то им говорил, и они еще ниже опустили голову. Но вот подошел один из палачей и, взяв мистра под руку, повел к столбу. Там он и двое других быстро сняли с Яна Гуса верхнюю одежду и возвели его на высокую скамейку у столба.

Вокруг Гуса началась поспешная возня: один из палачей привязывал мистра к столбу веревками, другой притянул его голову цепью, остальные принялись подбрасывать вокруг дрова. Скоро дрова закрыли Яна Гуса до самой шеи.

Народ молчал и лишь угрюмо глядел на приготовления. Герцог сошел с коня и направился к Гусу вместе с имперским маршалом Гоппе фон Рапенгеймом. Они подошли к мистру, несколько минут с ним говорили, но с недовольным ви дом вернулись на свои места и снова сели на лошадей. Пфальцграф с тем же суровым выражением лица решительно хлопнул в ладоши. Штепан вдруг заметил, как от сложенных дров показался беловатый дым, и затем сквозь дым он увидел красные языки пламени, постепенно охватывающие весь костер. Как бы шум ветра пронесся по толпе. В городе ударил колокол. С испуганным щебетанием пронеслась стая птиц. Штепан в ужасе закрыл глаза ладонью, в голове у него все перемешалось. До его сознания донесся тихий говор толпы:

- Но в чем он виновен?

- Он жил и умирает как святой. Его сжигают за то, что он любил простой народ...

Костер уже громко трещал, пламя превратилось в высокую огненную стену. Гус был закрыт столбом серо-желтого дыма и пылающей огненной завесой. Палачи все время подбрасывали в костер дрова. Пфальцграф Людовик и маршал тупо глядели на огромный костер. Фогт стоял возле них, расставив короткие толстые ноги, и что-то сердито кричал палачам, непрерывно вытирая лоб большим цветным платком. Было около пяти часов дня, солнце светило особенно ярко, и на лужайке от солнца и костра стояла нестерпимая жара. Порыв ветра донес до Штепана вместе с дымом странный запах. "Горелое мясо!" - промелькнуло в мозгу Штепана, и, когда страшное значение этого запаха дошло до его сознания, он схватился за голову обеими руками и свалился как подкошенный на мягкую, сочную траву.

В это же время в одной из камер тюрьмы францисканского монастыря сидел высокий бледный человек с огненными глазами и черной бородой. Он услышал монотонный звон колокола, перекрестился и сказал:

- Да светит тебе свет вечный, Ян! Земля, чешская! Умолк голос твоего пламенного проповедника, твоего Яна... Но ты, мой народ, сам скажешь свое слово! Оно будет страшным для твоих врагов, и сталью зазвенит твой голос, чешский народ!

Через год, 30 мая 1416 года, в Констанце был сожжен друг и соратник Яна Гуса - магистр Иероним Пражский.

Узел с мокрым бельем оказался слишком тяжелым. От Влтавы до дома Дубов было далеко. Божена попробовала поднять узел, но поняла, что она не рассчитала свои силы.

- Удивительно, как ты донесла сюда такой узел!

Божена вздрогнула от неожиданности и быстро вскинула голову. Перед ней со смущенной улыбкой стоял Ратибор.

- Сюда мне помог принести Гавлик, а потом он пошел работать...

- Дай-ка мне! - Ратибор без труда поднял узел и взвалил его себе на плечо.

- Теперь идем домой Впрочем, ты не очень спешишь?

- Н-нет... не очень тороплюсь, - прошептала Божена, опустив глаза.

- Тогда сядем, немного посидим на берегу. Ладно?

- Хорошо, только недолго. Надо еще успеть развесить. - И Божена присела.

Ратибор поместился неподалеку от нее. Некоторое время оба никак не могли начать разговор V молча глядели перед собой на бегущие воды Влтавы. Ратибор поднял соломинку и начал внимательно ее рассматривать.

- Божена, - начал Ратибор, яростно вертя в пальцах ни в чем не повинную соломинку, - я хочу кое-что сказать тебе...

Божена рискнула искоса бросить взгляд на Ратибора - выражение лица у него было грустное и озабоченное.

- Хотите сказать мне?.. Так говорите же!

Ратибор малодушно молчал.

- Ах, Ратибор, Ратибор! Вы очень хороший, прямодушный, что же вы боитесь говорить?

Ратибор уперся обеими руками в колени, нахмурил брови и прокашлялся, но нужные слова все же никак не шли на ум.