- Трудно мне сейчас говорить, Божена. Трудно потому, что я никогда никому в своей жизни не говорил таких слов. - Ратибор набрал побольше воздуха и с решимостью отчаяния стремительно продолжал: - Уж лет пять, как я сердцем понял, что жизнь без тебя мне не в жизнь. И с тех пор началась для меня такая мука, что все на свете мне опостылело. Как зазубренная стрела ты вошла ко мне в душу: войти вошла, а вырвать уже никак невозможно. Да, наверно, ты это и сама чувствовала, когда со мной встречалась...

Божена напряженно слушала и при последних словах Ратибора едва заметно кивнула головой.

- И стал я с той поры ревновать тебя к каждому, кто бы с тобой ни заговорил: и к Штепану, и к Шимону, и к Гавлику, и даже к Якубку. Потом я как поглядел на тебя и на себя, так сказал сам себе: "Кто я и кто Божена? Я - простой парень, оружейник да вояка: могу лишь добрый меч выковать да этим мечом любого немца до пояса располовинить. А в остальном - темный я, неученый..." Куда мне до тебя! Такую, как ты, по всей Праге надо поискать - и не найдешь. Такую красивую и такую ученую... разве сравнишь с другими нашими девушками! Вот с тех пор затаил я в себе эту муку и не знал, что мне делать.

Ратибор опустил голову на руки. В этот момент огромный, мощный Ратибор показался Божене таким беспомощным, словно брошенный ребенок, и она едва удержалась, чтобы не погладить его низко опущенную взлохмаченную голову.

Помолчав некоторое время, Ратибор мрачно продолжал:

- Убедил я себя, что мне не на что надеяться, и махнул на все рукой. Как раз в это время мне пришлось ехать с паном Яном Жижкой воевать в Польшу. Я даже обрадовался: уж больно жизнь опротивела. Могу сказать, отчаянно я бился тогда с немцами! Ян Жижка, видно, что-то понял, хоть виду не подал и ни о чем меня не спрашивал. Перед отъездом я поделился своими горестями со Штепаном. Вот Штепан и обещал попросить совета у нашего мистра...

Ратибор снова замолчал. Божена опустила глаза, щеки ее залила краска волнения.

- Кто же дал бы мне лучший совет, чем наш покойный мистр! И вот, когда Штепан вернулся из Констанца, а я из Польши, он мне передал от нашего мистра благословение и вот эту записку. Писана она была в тюрьме. - Ратибор порылся в замшевой сумочке, висевшей у пояса, и передал Божене маленький клочок бумаги. - Я все время носил ее с собой и никак не решался показать тебе.

Божена, не поднимая глаз, взяла из рук Ратибора записку и молча прочла ее. Когда она кончила, лицо ее стало совсем пунцовым.

- Вы знаете, что здесь написано? - очень тихо спросила Божена.

Ратибор покачал головой:

- Откуда мне знать! Я ведь читать не умею.

- И вы ее никому до сих пор не показывали?

- Нет, никому. Ходил и мучился.

- Здесь покойный мистр передает вам то, что я ему сказала на исповеди, и добавляет, что так как он, видно, уйдет из этого мира, то раскрывает перед вами тайну исповеди.

Ратибор порывисто поднял голову и выпрямился:

- Но что же ты сказала мистру на исповеди?

- Я сказала... ну, я сказала... Ох, боже мой! Да вы сами знаете, что я могла сказать о вас! - И Божена закрыла лицо руками и отвернулась.

Ратибор вскочил с места и ласково дотронулся до локтя Божены:

- Ты знаешь, кто я?

- Вы - честный и добрый... - не отнимая от лица ладоней и не поворачивая головы, начала дрогнувшим голосом Божена.

- Я - дурак! - сказал Ратибор.

- Нет, не совсем, но вы очень недогадливы.

- Божена, но ведь у меня и в мыслях никогда не было, что ты когда-нибудь обо мне думала! При жизни мистр никогда бы не открыл тайну исповеди. Поэтому он и приказал отдать мне это письмо лишь в случае его кончины.

- Видно, наш мистр знал, что он больше нас не увидит, - тихо проговорила Божена.

Ратибор отбросил в сторону соломинку:

- Не только знал, но и добровольно пошел навстречу мученической смерти.

Божена вдруг положила руку на плечо Ратибору и начала быстро говорить:

- Я хорошо помню, когда казнили отца, с какой яростью я подавала Карлу лук и стрелы и как я тогда хотела перестрелять из лука всех этих собак - барона, аббата и других, что были с ними... Я ревела от злости, что я такая маленькая и не могу стрелять из лука... И вот, четыре года назад, когда пришло известие о страшной смерти нашего мистра, я почувствовала, что могла бы бросить в костер и Сигизмунда и весь ихний собор...

Выражение лица Божены было напряженным, рот плотно сжат, глаза глядели сурово и твердо. Такой Божену Ратибор еще никогда не видел.

Он тихо взял руку девушки в свою, крепко ее пожал. и сказал:

- Можешь мне поверить, Божена, не сегодня-завтра начнется возмездие.

- А мы тоже будем воевать? - В тоне Божены было что-то детское.

- Ты-то будешь ли - не знаю, но мы все возьмем в руки оружие.

- Ратибор, скажите, а правда, что у королевы Либуши было девичье войско и воеводой у них была тоже девушка - Власта? Ее звали так же, как и мою бедную матичку.

- Люди рассказывают, что так было, но правда ли - не знаю. А тебе кто об этом рассказывал?

- Ваша мать. Зимними вечерами, когда мы с ней сидим около печки с вязаньем, она рассказывает мне много старинных сказаний, сказок, былей. И мне всегда нравится их слушать!

- А зачем тебе слушать сказки, когда ты можешь читать по-чешски, по-немецки да по-латыни! Недаром с тобой вот уже семь лет Штепан занимается.

- Да, спасибо Штепану, он много положил труда, чтобы обучить меня. Но только я, верно, тупая и ленивая ученица - Штепан часто на меня сердится, особенно за латынь.

Ратибор огляделся по сторонам:

- Надо домой возвращаться, скоро уж сумерки. А я еще тебе почти ничего не сказал.

- Так говорите сейчас, а то мы, верно, заболтались тут.

- Я, Божена, если ты не будешь против, хочу потолковать сегодня же с отцом.

- С отцом? О чем же?

- Чтобы он дал согласие нам повенчаться и поговорил об этом с дядей Миланом.

Божена смущенно отвела глаза и, покраснев, ничего не ответила, только робко пожала руку Ратибору.

- Я осел, что не сделал этого раньше, как только вернулся из Польши!

Когда смущение Божены улеглось, она, словно о чем-то вспомнив, заметила:

- Ратибор, стоит ли сейчас о нашем деле просить дядю Войтеха? Вы, наверно, заметили, что последний месяц он чем-то озабочен и почти ни с кем не разговаривает.

Ратибор слегка нахмурил брови:

- У отца последние месяцы опять очень плохо идут дела. Снова выросли большие долги, и платить сейчас нечем.

- Я не знала...

Они поднялись с места. Ратибор взвалил тяжелый узел на плечо, взял Божену за руку, и они не спеша направились домой. Хотя до дома Дубов было не близко, но они очень торопились рассказать друг другу все, что накопилось у них за все эти годы. Речь их была беспорядочна, мысли прыгали с одного предмета на другой, и все казалось важным и требующим немедленного объяснения. Когда они подходили к дому, Ратибору казалось, что не было этих нескольких лет ненужного отчуждения, и удивлялся, до чего он был прав, когда считал Божену самой славной девушкой на свете. Он шел, весело подняв голову, и совсем не замечал тяжести огромного узла на левом плече.

- Ах, мистр Ян, мистр Ян, почему тебя нет с нами! - вырвалось у Божены.

И сейчас же Ратибор повернулся к ней и почти крикнул:

- Да ведь это самое я сейчас хотел сказать! Мы оба думали одно и то же...

Остановившись у дверей дома, Божена посмотрела в глаза Ратибору своими блестящими синими глазами и улыбнулась. Ратибор, сам не понимая почему, по-мальчишески рассмеялся и с силой пожал Божене руку. Было очень трудно уходить с крыльца в дом.

Из столовой доносился глухой шум многих мужских голосов, как будто там происходила ссора. Божена с улыбкой кивнула Ратибору на прощание, схватила узел и потащила его в кухню, а Ратибор вошел в столовую, стараясь придать своему лицу спокойное и степенное выражение.

Столовая была полным-полна приятелями Войтеха. Шел оживленный спор. Сам Войтех с угрюмым лицом сидел у стола, опершись головой о ладонь. Говорил Милан. Говорил горячо, с гневом и ожесточением в голосе.