Микулаш встал и обратился к своим собеседникам:

- Я думаю, пусть добрые пражские братья сейчас пойдут отдохнуть, а мы тут обдумаем наш ответ и завтра поутру объявим его.

Послы чинно откланялись и вышли. Когда Якубек собирался переступить порог, Ян Жижка его окликнул:

- Скажи на милость, кого из пражан этот "красный дракон" Сигизмунд так мучил и сжег?

Якубек, сумрачно глядя в пол, проговорил:

- Один из мучеников - наш уважаемый Ян Краса, а второй... знаю, что студент, но имени не упомнил, простите, пан Ян!

- Как? Ян Краса - замучен? - закричал Ян Жижка и в горе схватился за голову.

- Ян Краса погиб! Негодяй Сигизмунд! - слышалось в комнате.

- Вбить ему, убийце Яна Гуса, зубы в глотку! - рявкнул горячий Хвал из Маховиц, потрясая в воздухе кулаком.

Долго совещались таборитские старшины, и, только когда засветились огоньки в маленьких окошках домов, было принято окончательное решение.

Полного единодушия среди гетманов и старшин общины не было. Хотя Микулаш и соглашался, что надо немедленно идти с войском на Прагу, но он вовсе не собирался соединяться с пражскими бюргерами.

- Мы будем воевать с имперцами, пока их не уничтожим, но сливаться воедино с этими двоедушными богачами, желающими и папу и чашу, невозможно. Нет нам с ними общего пути! - твердил Микулаш.

Но Ян Жижка был другого мнения;

- Прежде всего - единство всех сил, борющихся против папы и императора. Мы, табориты, должны быть терпимы к чашникам, если они имеют с нами общего врага. И знаешь, Микулаш, у меня и сейчас на душе неспокойно за наше будущее: слишком много развелось у нас всяких сект. Ты знаешь, к чему приведет это бесконечное дробление нашего движения? К гибели всего нашего святого дела!

Микулаш был явно недоволен возражением Яна Жижки.

- Ты что же, брат Ян, не веришь тому, что говорят наши проповедники Ян Желивский, Мартин Гуска, Вацлав Коранда: что наступает царство Христово на земле?

- Я верю лишь в то, что я слышал собственными ушами от нашего святого мученика Яна Гуса и его друга блаженной памяти Иеронима Пражского, а они ни единого слова об этом не говорили.

Микулаш упрямо покачал головой:

- Никогда я не пойду на союз с толстобрюхими купцами - все равно они нас рано или поздно предадут!

- Братья, нам надо сейчас приготовить ответ пражанам, - вмешался в спор Коранда. - Вы никогда не договоритесь друг с другом.

- Конечно, мы придем всей нашей силой к ним на помощь! - пылко заявил Хвал из Маховиц.

- Но командовать войсками должны табориты, - предложил спокойный Збынек.

- Значит, кажется, на этот счет мысли всех братьев одинаковы, - заключил Микулаш. - Брат Вацлав, напиши пражанам наш ответ и завтра поутру вручи. А вы, братья гетманы, давайте готовиться в поход. Завтра же мы выступим.

Почти до рассвета Якубек рассказывал в доме Дубов обо всем, что произошло в Праге после их ухода. Печальная повесть о мученической смерти Яна Красы наполнила всех скорбью. По окончании рассказа Якубка Ратибор как бы мимоходом спросил приятеля:

- Не слыхал ли ты каких вестей о Шимоне?

При упоминании о Шимоне Якубек сразу оживился:

- Вот хорошо, что напомнил! Не только слыхал, но даже и видел его. И вы ни за что не угадаете, кто он сейчас! Я глазам своим не поверил. Шимон теперь сотник староместского ополчения. Понятно?

- Что? Шимон - чашник? - широко раскрыл глаза Ратибор. - Нет, ты что-то путаешь, Якубек.

- Вовсе ничего не путаю - чашник он, и даже считается доверенным человеком среди староместских чашников.

- Ого! - многозначительно проворчал Войтех. - Видать, Шимон снова какую-то хитрую петлю раскидывает. Беда тому, кто в нее попадет!.. Ну, а ты, Якубек, как? По-прежнему к богачам тянешься?

Якубек решительно потряс головой и с необычной для него твердостью заявил:

- Нет, я напрасно спорил с Миланом. Жаль, что он еще не вернулся, - я бы ему сейчас сказал: "Ты был прав, Милан, а я вел себя как олух". Большинство наших купцов думают лишь о своем брюхе и кармане. У них совесть и карман заодно. Только страх перед Сигизмундом заставил их просить помощи у Табора. Я же буду просить, чтобы меня приняли в общину Яна Желивского.

- Ну, друзья милые, пора спать. Как бы завтра не объявили поход, - вмешался в их разговор повелительный голос Войтеха.

Поутру размеренные звуки набатного колокола созвали таборских жителей на вече. Со всех концов Табора стекались сотни и тысячи мужчин и женщин, и скоро вся площадь перед радницей была заполнена. На крыльцо вышли таборитские старшины во главе с паном Микулашем и Яном Жижкой, а к крыльцу приблизились пражские послы.

Вацлав Коранда принялся читать ответ Табора пражанам. Ратибору не удалось услышать все письмо, и единственно, что донеслось до него, были слова: "...И если вы действительно нуждаетесь в нашей помощи, то мы придем, разрушим вражеские крепости, прогоним императорское правительство и воздвигнем чешскую республику".

Микулаш вручил письмо старшему послу и, вынув из ножен меч, провозгласил громовым голосом, подняв блестящий клинок меча к небу:

- Братья Табора! К оружию! В бой за Прагу, за нашу святую правду, за чашу! Не забывайте братиславских мучеников и Яна Красу!

В первых числах апреля 1420 года Табор поднялся на помощь Праге, а уже 20 апреля пражане, собравшись с самого раннего утра у южных ворот Нового Места, с минуты на минуту ожидали появления на горизонте войска таборитов. Едва со сторожевой башни донесся зычный крик дозорного: "Табор идет! Табор идет!", толпа новоместской бедноты высыпала бегом из ворот по большой дороге, идущей на юг.

И правда, на горизонте поднималась огромная серая туча пыли.

Прага облегченно вздохнула. Помощь шла от всех гуситских общин Чехии. Потянулся народ с северо-западной Чехии: из Жатца, Лоуни, Слани. Из восточных областей привел отряды оребитов Амброж - организатор общины на горе Ореб.

В толпе, встречавшей приближавшееся к Новому Месту войско таборитов, работая локтями, пробивался вперед молодой воин с нашитым на груди золотым изображением чаши. Новоместские ремесленники, мелкие торговцы и поденщики с неудовольствием оглядывались на щеголеватую внешность парня, бесцеремонно и грубо расталкивавшего соседей, чтобы протиснуться поближе к дороге. Выбравшись в первые ряды, молодой воин заметил невдалеке группу молоденьких девушек с большими букетами фиалок в руках, молодцевато подбоченился, положив левую руку на рукоять меча, и, вызывающе скосив глаза на щебечущих девиц, принялся задорно накручивать небольшие темные усы.

- Табор, Табор! - послышались из толпы голоса.

И, как будто по знаку невидимого дирижера, вся масса народа запела торжественно и грозно: "Восстань, восстань, великий город Прага!" На крепостных стенах разом грянули трубы и гулко рассыпалась барабанная дробь. Из ворот крепости выступил для торжественной встречи братьев Табора Ян Желивский в сопровождении новоместских коншелей, недавно избранных общиной из среды небогатых ремесленников. Впереди таборитского войска, как обычно, шли кнезы. За священниками на своем любимом белом коне, высоко подняв руку с палицей, ехал Ян Жижка; рядом на горячем вороном жеребце возвышалась величественная, мощная фигура Микулаша из Гуси с обнаженным мечом в руке. За обоими гетманами ехали их помощники, далее - отряд конницы, а за ней двигалась пехота и тянулись сотни телег, составлявших важнейшее средство обороны и наступления таборитских войск.

Прага гудела от колокольного звона. В воздухе замелькали сотни подброшенных кверху шапок, под ноги лошадям посыпались со всех сторон цветы, и отовсюду неслись восторженные возгласы.

- Слава Табору! Слава Яну Жижке! Слава Микулашу! - кричали мужчины, женщины, дети. - Держись, Сигизмунд! Держитесь, кржижаки!

Когда молодой воин увидел, что Микулаш и Жижка остановились и слезли с коней, крепко обнялись и расцеловались с Яном Желивским, его тонкий рот передернулся в иронической усмешке. Но, осмотрев с любопытством передние ряды таборитской конницы, он при виде молодого сотника вдруг съежился и, закусив губу, опрометью бросился через толпу назад.