- У Божены ни отца, ни матери, а дядя в отсутствии. Ты, Войтех, сейчас заменяешь ей отца. Вот я, Ян Жижка из Троцнова, напрямик тебя спрашиваю: согласен ли ты отдать руку своей воспитанницы Божены Пташки сотнику таборитов Ратибору Дубу, сыну славного пражского оружейника Войтеха Дуба?

Войтех вздохнул и, не отвечая на слова, обратился к Текле:

- Жена, ты слышала, пан Ян Жижка сватает за Ратибора нашу Божену.

Текла стояла взволнованная, сложив на груди руки и сурово поджав губы; она укоряюще заметила мужу:

- Если бы обычай не велел мне почитать тебя как мужа, я бы сказала тебе все, что накопилось у меня на сердце, глядя на Божену и Ратибора. Кабы не твое воловье упрямство, давно бы сыграли свадьбу, да какую славную!.. Хоть ты и первый в Праге оружейник, муж, а в этих делах словно слепой в огороде.

Войтех не привык слышать от Теклы подобных речей, особенно при посторонних.

- Хватит, жена! - насупившись, оборвал он Теклу и поднялся с лавки. - Вы, пан Ян, конечно, не примите в обиду слова старика, но отчего пришло вам на ум толковать об этом деле при всем честном народе? Разве нельзя было это как-нибудь... скажем, наедине поговорить да обсудить, что и как? - В голосе Войтеха звучала затаенная обида.

- Не обижайся, старина, - мягко возразил ему Ян Жижка, - все мы здесь как одна семья. А с другой стороны, не скрою, хотелось мне, чтобы наша община узнала, что для Войтеха лучше родного сына сделать несчастным, чем взять чужие деньги. Хочу, чтобы это было хорошим примером для всего нашего братства. Но все-таки за тобой слово, Войтех. - Ян Жижка прищурил свой единственный глаз.

Старик перекрестился и сказал твердо, как будто отдал команду:

- Добро. Пусть будет по-вашему, пан Ян. Зовите их сюда.

Штепан мигом вскочил из-за стола и бросился во двор. Ратибор стоял около кучи лат и кольчуг и, казалось, был всецело занят разглядыванием этой груды ржавого железа. Штепану пришлось несколько раз его окликнуть, и, только когда он над самым ухом крикнул: "Ратибор, тебя отец зовет!", тот медленно обернулся и с деланным безразличием спросил:

- Зовет? А зачем?

- А вот ты иди, да поскорее, - там узнаешь зачем,- торопил его Штепан, слегка подталкивая в спину.

Ратибор не спеша пошел в дом. Войдя в комнату, он все же смутился и потупил глаза в пол. Посреди комнаты, окруженные гостями, стояли Войтех и Текла, держа за руку тоже готовую провалиться сквозь землю Божену.

- Ратибор, подойди ко мне, - важно сказал Войтех.

Ратибор стоял как вкопанный, но Штепан, крепко взяв его за локоть, подвел к отцу.

- Пан Ян Жижка просил отдать тебе в жены нашу воспитанницу Божену. Пан Ян сказал, что это ваше желание, да и ты мне об этом уже говорил. Так ли это?

- Так, отец, - насколько был в силах, твердо ответил Ратибор.

Войтех повернулся к Божене:

- А ты что скажешь?

- Так, дядя Войтех, - чуть слышно прошептала Божена, не смея поднять глаза и машинально играя кончиком своей длинной косы.

- Тогда, с божьего благословения, и мы с женой выражаем свое согласие на ваш брак. Дайте сюда ваши руки, и да благословит вас господь счастливым супружеством!

Когда все, начиная с Микулаша и Яна Жижки, с веселыми возгласами и прибаутками поздравили жениха и невесту, Войтех торжественно объявил:

- По обычаю, свадьбу сыграем осенью, а пока, Текла, подавай чего-нибудь покрепче - выпьем за нареченных! Долго еще длилось празднование помолвки. Едва только гости выпили по стакану в честь Яна Крестителя, как, по старому чешскому обычаю, назывался последний стакан вина, в комнату вошел один из оруженосцев Яна Жижки и в нерешительности остановился у двери.

- Что тебе, Иозеф? - крикнул через стол Жижка. - Ты, верно, за мной?

Тот молча наклонил голову. Войтех же подошел к оруженосцу и, схватив его за плечо, заставил присесть к столу и выпить стакан вина в честь помолвленных.

- Но все-таки, Иозеф, что приключилось? - повторил свой вопрос Ян Жижка.

- Пан Збынек и пан Хвал послали меня отыскать вас, пан Ян, и пана Микулаша, чтобы вы немедленно шли в радницу. Прибыли какие-то люди из Праги.

- Ого! Говоришь, из Праги?

Ян Жижка молча поднялся. Его веселость мигом исчезла. Все поняли - эти люди принесли в Табор важные новости. Ян Жижка, Микулаш и Коранда быстрыми шагами направились в радницу - дом, где происходили совещания старшин таборской общины. Это было довольно обширное деревянное здание, пока еще в один этаж, и по своему виду оно ничем не отличалось от других домов, за исключением лишь своей величины.

В комнате, где происходили заседания совета старшин, уже сидели на длинных лавках гетманы Збынек из Бухова и Хвал из Ржепиц, Микулаш Пельгржимов и другие старшины общины. Тут же находились четверо пожилых горожан, среди которых был и Якубек.

Пражане были угрюмы. Обмен приветствиями был быстро закончен, и Микулаш, как старший по возрасту, сразу же задал гостям вопрос:

- С чем пришли, пражские братья?

Тогда поднялся самый пожилой из пражских посланцев и неторопливо, достаточно многословно и пространно стал рассказывать, что происходит в данное время в Чехии, в частности в Праге, и почему они явились в Табор.

Причины же появления в Таборе послов пражских чашников оказались следующие. Хотя пражское бюргерство знало, что император, римская церковь и высшее панство - их вековечные враги, но, опасаясь захвата власти городской и сельской беднотой, они предпочли идти на примирение с императором и Римом, надеясь, что за ними останется захваченное имущество церквей, монастырей, немецких патрициев, изгнанных из Праги, и власть над Прагой. Однако скоро эти надежды рухнули. Сигизмунд на сейме в Брно, выслушав пожелания представителей пражских чашников, дипломатично обещал им милостивое свое отношение при условии, если они признают его своим королем. Бюргеры пошли на эту удочку, признали Сигизмунда чешским королем и довольные вернулись в Прагу. Но Сигизмунд в начале 1420 года уже предъявил совершенно новые требования: вернуть в Прагу немецких патрициев и вновь поставить их коншелями, снять все баррикады и цепи с пражских улиц, то есть открыть доступ в Прагу императорским войскам. Короче говоря, Сигизмунд потребовал от пражских чашников полной капитуляции и разоружения. Только тогда староместские бюргеры вспомнили зловещие предупреждения проповедника Яна Желивского.

К этому добавилось еще одно: собравший к весне 1420 года большое войско Сигизмунд решил показать свою силу. В Братиславе он приказал казнить двадцать трех братиславских горожан, а двух пражан, привязав к хвостам лошадей, волочить по улицам и потом сжечь. И, наконец, 17 апреля 1420 года папский легат Фердинанд объявил в Братиславе крестовый поход против гуситов. Папский престол в лице папы Мартина V и феодалы во главе с императором Сигизмундом решили с корнем вырвать "чешскую ересь". Со всех сторон в Чехию вторглись орды крестоносцев. Сигизмунд набрал в свое крестоносное войско авантюристов и преступников из Пруссии, Швабии, Тюрингии, Штирии, Мейсена, Баварии, Австрии, Саксонии, Франконии, Венгрии, Хорватии, Далмации, Болгарии, Валахии, Франции, Англии, Брабанта, Вестфалии, Голландии, Швейцарии, Каринтии, Арагонии, Польши и рейнских областей. Войска крестоносцев двинулись на Прагу - "гнездо ереси" - и почти окружили ее.

- И вот мы по поручению староместской и новоместской радниц прибыли к вам просить Табор прийти на помощь своим пражским братьям и спасти их от неминуемой гибели, - закончил свою речь старший из послов.

Микулаш сидел выпрямившись, сложив на груди руки, Ян Жижка слушал посла, подперев голову рукой, сдвинув брови. Молодой Вацлав Коранда только с участием и горечью качал головой. Збынек из Бухова опустил голову на грудь и что-то бормотал про себя. А Хвал из Ржепиц от удивления и негодования то и дело вскакивал с места и всплескивал руками, в сердцах призывая на голову Сигизмунда все, какие знал, проклятия.

После речи посла несколько секунд никто не нарушал молчания. Вести были страшные не только для пражской общины, но и для всего чешского народа.