В эту же ночь польное войско разгромило отходящий на юго-восток арьергард имперцев. Сигизмунд отступал без оглядки. 9 января Жижка настиг армию Сигизмунда у Немецкого Брода и обрушился на имперцев всеми своими силами. Имперцы не успели отступить и вынуждены были принять бой. В этот холодный январский день табориты свели счеты с чужеземными захватчиками и изменившими панами.

Табориты ринулись в бой с такой стремительностью и быстротой, что имперцы были не в состоянии отразить их атаку. Возовые укрепления, молниеносно выросшие перед войском Сигизмунда, давали возможность обрушиться на врага огнем артиллерии и наносить удары конницей и пехотой там, где их вовсе не ожидали.

Солнце уже склонялось к закату, когда бой был окончен. Сигизмунд с остатками армии позорно бежал за пределы Чехии. Двенадцать тысяч мертвых его воинов остались на поле битвы, не считая огромного числа раненых и сдавшихся в плен. Груды трупов и тучи воронья над ними - это было все, чем окончилась попытка Сигизмунда еще раз силой оружия подавить революционное движение таборитов.

Войско таборитов отправилось в обратный путь. Подбадриваемые легким морозцем, воины весело шагали, торопясь поскорее добраться до родных очагов.

Ратибор ехал на отбитом у имперского рыцаря сером, в яблоках венгерском коне. Строптиво грызя удила, конь, подтанцовывая, резво выступал по твердой, как камень, замерзшей дороге. Ратибор был погружен в мысли о Таборе. Сколько еще будет длиться эта война? Неужели всю жизнь он не будет иметь ни одного месяца отдыха? И Божена... Который раз война откладывает их свадьбу! Хорошо бы хоть немного побыть в своем доме...

Но тут же память воскресила картины, которые ему довелось видеть после ухода из деревень имперских наемников: сгоревшие халупы, разбросанное по улицам крестьянское добро и трупы, трупы и трупы... изуродованные, обезображенные...

"Нет, пусть лучше я всю жизнь буду воевать без единого дня отдыха, чем еще раз видеть такие картины!"

- Ратибор! - окликнул его Штепан, - Ты что, уснул в седле или мечтаешь о Таборе?

Ратибор поднял голову. Рядом с ним ехал на гнедом иноходце Штепан. За эти два похода его бледность и худоба - последствия пребывания в замке Раби - пропали совершенно. На Ратибора из-под меховой шапки глядело румяное от мороза лицо с маленькой темной бородкой и усами. Но глаза Штепана были невеселы. Ратибору показалось, что Штепан подъехал к нему, желая о чем-то поговорить.

- Я и верно думаю о Таборе... Но что с тобой? Ты с некоторых пор стал какой-то сумрачный.

- Видишь ли, - с расстановкой начал Штепан, - встретил я Младу...

- Это когда ты ее из воды вытащил, что ли?

- При чем тут вода!.. Я тебе говорю от чистого сердца, а ты - "из воды вытащил"!..

- Ладно, не буду смеяться. Говори смело.

- Я хочу сказать, что если кто по правде близок и мил мне, так это Млада. Описывать ее тебе не нужно - ты Младу и так знаешь: недаром Божена сдружилась с ней, точно с родной сестрой...

- Что ж, тогда все отлично! - искренне обрадовался Ратибор. - Поверь, все мы только этого и желаем. Младу весь Табор любит, даже нелюдим Карел всегда улыбается, когда ее видит...

Но, заметив на лице Штепана смущение и робость, Ратибор даже возмутился;

- Стыдно робеть, Штепан: ты - воин Табора. Иди к Младе и честно открой ей все, что у тебя на душе.

Штепан, несмотря на мороз, снял шапку и, проведя рукой по волосам, некоторое время ехал с обнаженной головой, подставив ее холодному зимнему ветру.

- Надень шапку, голову продует, - ворчливо, но ласково заметил Ратибор.

Некоторое время они ехали молча, потом Штепана вызвали к воеводе, а Ратибор поскакал догонять свой отряд.

По приказу Яна Жижки польное войско направилось прямо в Табор, сам же Жижка с гетманами двинулся в Прагу на съезд гетманов. Ратибор, Карел, пан Вилем попрощались с воеводой, Штепаном, Якубком и Миланом, направлявшимися в Прагу.

Прощаясь, Жижка потряс Ратибору руку и сказал:

- Как ворочусь из Праги-тотчас и быть твоей свадьбе. Даю тебе мое слово - слово Яна Жижки!

Ратибор уже садился в седло, как к нему подошел Штепан и, смущаясь, попросил:

- Увидишь Младу, скажи ей... ну, что-нибудь такое...

- Ладно, понимаю! - Ратибор уже был в седле и, нагнувшись к Штепану, шутливо щелкнул его пальцем в лоб: - Эх ты, ба-ка-лавр! - И, круто повернув коня, ускакал прочь.

Штепан посмотрел вслед удаляющимся в Табор товарищам и грустно, опустив голову на грудь, побрел к ставке воеводы.

Прага достойно встретила победителей. В солнечный день, когда оттепель растопила снежные покровы на крышах домов и на узких улицах Старого Места, оживленные толпы горожан с восторженными криками, подбрасывая вверх шапки, высыпали навстречу входившим в город ополченцам. Впереди всех, между верховным гетманом пражской общины Яном Гвездой и вождем пражской бедноты Яном Желивским, ехал с черной повязкой на глазах победитель Сигизмунда - Ян Жижка. Несколько женщин, как видно жены ремесленников, подбежали к передним трем всадникам и, взяв коней под уздцы, торжественно повели их по пражским улицам.

...ланом стали неистово стучать в двери и ворота радницы. Но там по-прежнему было тихо.

Скоро вся площадь стала наполняться людьми, сбегавшимися со всех концов с оружием в руках.

Милан вскочил на большую пушку "яромирку", стоявшую перед зданием радницы, и начал кричать:

- Люди, сюда! Сюда! Коншели убили нашего Яна!

Его крик был подхвачен собравшимися здесь вчерашними воинами, плотниками, кузнецами, пекарями, поденщиками. Якубек схватил у кого-то топор и принялся с остервенением рубить ворога. Тотчас нашлись помощники. Скоро ворота были выломаны, и Якубек бросился внутрь двора. Большая площадь уже была полна народа. Тысячи взволнованных, гневных, возмущенных голосов слились в один сплошной гул, напоминая грозный, рокочущий шум моря. Якубек вышел из ворот радницы. И вся огромная толпа, только что шумевшая и безумствовавшая, мгновенно замолкла, пораженная ужасом: в руках Якубка была окровавленная голова Яна Желивского. Секунду-другую на площади стояла мертвая тишина, но затем толпа разразилась страшными криками. Плач и рыдания наполнили площадь и разнеслись по всему Старому и Новому Мосту. Беднота потеряла своего вождя, пламенного борца за их лучшую, справедливую и свободную жизнь.

Это действительно был удар в спину революционному движению пражской бедноты.

Но, опомнившись от горя, вся эта тысячная толпа народа, возмущенная предательством коншелей и патрициата, ринулась к их домам мстить за смерть своего вождя и защитника Яна Желивского.

В ту же ночь Шимон, бросив все на произвол судьбы, ускакал в Будин, к императору Сигизмунду.

Семья Дубов готовилась к свадьбе Ратибора и Божены. Ожидали только прибытия Яна Жижки. И вот наступил день, когда Ян Жижка в сопровождении гетманов возвратился в Табор. Воевода сдержал данное Ратибору слово.

Не прошло и недели, как была сыграна свадьба. Тихо, скромно, по таборитскому обряду и обычаю.

После свадебного пира старшие гости расположились в соседней комнате, чтобы не стеснять молодежь. Посередине в кресле сидел слепой воевода, который был на свадьбе посаженым отцом. Вокруг него расположились Войтех, Текла, Микулаш из Пельгржимова и другие наиболее солидные по возрасту и положению гости. Время незаметно проходило за дружеской беседой.

- Вот вы, дорогие братья, - говорил Жижка, - спрашиваете, кто меня поставил на путь борьбы за нашу правду. Жизнь меня научила ненавидеть несправедливость и угнетение. Блаженной же памяти мистр Ян Гус показал мне путь и цель, к которой надо стремиться. Только три года, как мы воюем за нашу лучшую, справедливую жизнь, а поглядите вокруг: разве так было раньше? Разве дворянин сидел бы за одним столом с мужиком? Разве сын крестьянина смог бы жениться на дочери шляхтича? Нет, нет и нет! А теперь у нас в Таборе и рыцарь, и кнез, и мужик, и мастеровой - все мы братья и между собой равны.