Заварзин сдернул с ее головы капюшон, закрывавший царапину и ссадину.

— Блондин в плаще с пистолетом?! И еще блондин с ножом? И блондин с бутылкой? — зарычал он, нависая над Лизой.

Она попятилась. Блондина, стрелявшего в Херби, детектив проигнорировал, но зато четверо других собратьев загадочного киллера явно взбудоражили его воображение.

— Ты не могла разглядеть из окна! На улице темно! И это! — Он указал пальцем на царапину.

— Не надо на меня кричать! — попробовала возмутиться Лиза.

— Кричать на тебя не надо?! Нет, надо! И не только кричать! Тебя сечь надо! Блондин с ножом, но без плаща?! Без плаща, да?!

Судя по всему, блондин без плаща сделался Заварзину особенно ненавистен, а заявление Лизы насчет того, что у всех ее блондинов, которые… «не все даже и блондины!»… разные прически, просто взбесило его.

— Какой седой блондин?! Какой блондин без плаща? — едва не рычал детектив. — Откуда он взялся? Ну, говори? Ты где их видела? Ты выходила?!! Не ври мне!

— Они сказали, что похитили Сашу… — пропищала Лиза.

— Плевать мне на Сашу! — затопал ногами детектив. — Я думал, что тебя убили! Тебя! Тебя! Ты, идиотка! Ты понимаешь? Это была подстава! Дура!

Лиза бросилась на диван, закрыла голову руками, будто боялась, что Андрей ее прибьет, и заревела.

— Конечно, подстава… — сквозь слезы проговорила девушка. — А ты… Ты… Ты гад…

— Я гад? Я?! — Заварзин захохотал, как пьяный Мефистофель. — Нет! Я не гад! Я хуже! Я и-ди-от! Я придурок, если до сих пор терплю тебя. Вот сейчас уйду отсюда и забуду, как тебя зовут! Даже на похороны не приду!

— И не приходи-и-и-и!.. — захлюпала носом Лиза, при этом последнее «и» вышло у нее необычайно длинным. — И у… у… у… хо-ди-и-и…

«Убьют же дуру», — мысленно простонал Заварзин, отправляясь на кухню за водой. Протягивая Лизе кружку, он, тяжело вздохнув, потребовал:

— Рассказывай! Все рассказывай. И не реви…

Глава 79

— Куда это вы разлетелись?! — поинтересовался Тарасенков, с которым Лиза и Заварзин столкнулись буквально на выходе из квартиры.

— На место преступления! — проговорил детектив на ходу.

— Куда?! Ты что, пьяный?

Андрей понял, что вопрос капитана вызван запахом спиртного, исходившим от его куртки, в карман которой он спрятал бутылку Ла Гутина. Бутылка, конечно, разбилась, когда он выпорхнул из «вражеской» «девятки». Осколки Андрей собрал и оставил в квартире Лизы, а вот запах пришлось взять с собой.

— Нет, это так от отпечатков пальцев преступника пахнет!

— Что-что? — с явной опаской поинтересовался оперативник. — Может, тебе дома посидеть, а?

Заварзин нетерпеливо махнул рукой:

— Ты очень вовремя. Пошли скорее. Лизку пытались изнасиловать!

— Где? Дома? — спросил капитан, однако поспешил вниз вслед за свихнувшейся — в этом он с каждой секундой уверялся все больше — парочкой.

Детектив, подтверждая обоснованность подозрений бывшего коллеги, — настоящие сумасшедшие всегда считают таковыми всех вокруг, за исключением себя, — оглянулся и, зло посмотрев на капитана, бросил:

— Ты псих? Говорю же, туда и идем.

— А ее ты зачем с собой тащишь? — поинтересовался Сергей Сергеевич.

— Я больше не оставлю ее одну! Ни за какие коврижки! — заявил Заварзин. — Да шевели ты конечностями! — резко, почти грубо поторопил он едва успевавшую за ним Лизу, которую, демонстрируя серьезность своих намерений, тащил за руку.

Скоро Лиза провела своих спутников к любимой собачниками полянке, на которой разыгрались все кошмарные события вечера.

Внимательно осматривая жухлую траву и вороша опавшую листву, Тарасенков и Заварзин приближались к бревну для тренировки собак. Андрей время от времени дергал за руку Лизу, словно желая убедиться, что она никуда не делась.

— Ой! — вскрикнула девушка, заметив стодолларовую бумажку, валявшуюся на земле.

— Ни разу в жизни не наблюдал, чтобы доллары проявляли собачью преданность, — с изумлением проговорил Заварзин.

— Хорошенькие ягодки, — посмеивался Тарасенков, раз за разом наклоняясь и подбирая купюры. — Можно сказать, даже грибочки! А это что еще?.. Ага! Андрей, здесь Лизины вещи.

Ворча, Заварзин перекинул через свободную руку джинсы, свитерок и куртку с надорванным рукавом. Капитан сунул девушке кроссовки и прошел дальше.

— Черт! Вот это боровик, мать твою! — Заглянув за поваленное дерево, Тарасенков присвистнул.

— Что там еще? — нетерпеливо спросил Андрей, обеспокоенный возгласом друга.

— Убери ее, — отмахнулся капитан. — Кажется… блондин!

Лиза вырвалась и ринулась к дереву. Там, скорчившись, пугающе неподвижно, лежал пытавшийся заступиться за нее старик в черном плаще. Капитан Тарасенков, не ожидавший от нее такой прыти, уже перевернул несчастного и заглянул ему в лицо. Голова пострадавшего безжизненно запрокинулась. Лоб и щеки были вымазаны кровью.

— Он! Это он! — закричала девушка. — Не блондин, а седой! Я же говорила! Господи! Кровь!! Кровь!!! Он… умер?

Тарасенков отшвырнул забившуюся в истерике Лизу к Заварзину.

— Быстро домой ее! — рявкнул капитан и добавил: — Наряд вызови и «скорую»! Дед, кажется, еще дышит.

Глава 80

— Ну и что вы натворили? — спросил Изборский, окидывая уничтожающим взглядом подчиненных. — Глебов! Вы нормальный?.. Нет, помолчите! Я спрашиваю вполне серьезно! Что за стрельбу вы учинили?

— Вот он сказал, что там Лагутин, я и выстрелил… — огрызнулся Глебов. — Сами же говорили — блондин, в черном таком плаще… как у меня. Я и стрелял в того, кто в плаще…

— Что я говорил? — взбеленился Изборский. — Я что, убивать его приказывал? Я приказывал его захватить!

— Так я же от него девушку спасал! От этого, в плаще, — не сдавался Глебов. — Губа только потом крикнул, что это не тот!

— Идиот! А кого ты возле киоска подстрелил? — ярился Изборский.

— Ну, это уже вообще несчастный случай, — фыркнул Глебов. — Она сама на пушку прыгнула.

— Вот что, Митя. — Аркадий Афанасьевич повернулся к Кирсанову. — Чтоб я этого твоего вольного стрелка больше не видел! Интересно, его из органов не за пристрастие к пальбе турнули? Я угадал?

Кирсанов отвел глаза.

«Крутизна называется! Подумаешь, выстрелил разок-другой! — с презрением подумал Глебов. — Чистоплюи! В белых перчатках хотят работать. Аристократия!»

— Я вам сыскаря «сделал», — обиженно пробормотал он. — Чистяк… Разве я виноват, что они его упустили?

Упоминание о нелепо завершившейся операции по захвату Заварзина, главным героем которой незаслуженно обойденный похвалами экс-милиционер почему-то считал себя, благодушия Аркадию Афанасьевичу не добавило. Чему тут радоваться, если из строя вышли сразу три человека? Двое надолго, а один, вполне возможно, навсегда. А детектив сбежал… И этот придурок заявляет, что он кого-то там кому-то сделал! Директор «Ундины» терпеть не мог тех, кто задирает нос, хотя готов был признать, что Глебов, оставшийся возле дома Батуриной, в том, что Заварзин смылся, не виноват.

— Убери этого недоумка ко всем чертям! — заорал Изборский. — Пусть дачу караулит и ворон отстреливает… Из берданки. Он больше ни на что не способен.

Произнеся эти роковые слова, Аркадий Афанасьевич и не подозревал даже, какую ужасную, непоправимую ошибку он совершил.

Глебов открыл было рот, но Кирсанов замахал на него руками:

— Иди! Иди отсюда!

Когда за бывшим милиционером закрылась дверь, Изборский обратил свой гнев на переминавшихся с ноги на ногу Губу и Жирного.

— А вы, соколики? Сявки паршивые! Шестерки безмозглые! Как девку упустили?

Губа стиснул зубы, сузил глаза и ткнул Жирного локтем в бок, тот повесил голову и забормотал:

— Я виноват… Она в меня выстрелила… Я и подумал, что… убила… А у нее пушка была… Все пузо мне дробью разворотила. К врачу пришлось идти, до сих пор болит.

— Трус паршивый, — процедил сквозь зубы Губа. — Он крикнул, что поймал ее, Аркадий Афанасьевич, ну я и погнался за Лагутиным, чтоб он нам не мешал больше…