— Пусть живут как хотят, — часто говаривал он, демонстрируя смирение истинного христианина. — Бог им судья…

Дети — сын и дочь — не раз и не два устраивали Гавриила Иегудииловича в заведения соответствующего профиля, но после курса лечения все возвращалось на круги своя. Они терпели, кормили, отмывали, лечили. Пережили продажу машины и гаража. Стерпели методичный вынос мебели… Но когда приличная однокомнатная квартира Цуцульковского в центре города превратилась, словно по мановению волшебной палочки, в комнату на задворках Пресни, детишки озверели и послали папашу ко всем чертям.

Сосед, работавший в геологических партиях, Гавриила Иегудииловича за пьянство не осуждал, ибо сказано же, кто без греха, пусть первый бросит камень. Почти постоянно он находился в разъездах, во время кратких посещений Москвы с удовольствием выпивал вместе с бывшим музыкантом и даже оставлял ему ключи от своей не менее убогой и запущенной, чем у Цуцульковского, комнаты.

Но недавно Гавриила Иегудииловича осенила крылом птица счастья — он встретил женщину, которую знал много лет назад, по которой когда-то тайно вздыхал, не смея надеяться на ответные чувства, и которая теперь, только теперь оценила его по достоинству! Она даже переехала к Цуцульковскому. Мало того, у нее периодически появлялись деньги, и она в отличие от большинства женщин понимала его мятущуюся душу, находившую успокоение лишь в вине, поскольку сама обладала не менее тонкой и страждущей душой.

Итак, оба они были натурами артистическими, трепетными и… нервными. Цуцульковский пришел к такому заключению, потому что в последнее время, когда намечалась нехватка денег, прелестная Берта лупила сожителя по уху, упрекая в лености и никчемности. Правда, когда деньги или выпивка появлялись, ссоры гасли и забывались.

Всерьез обижался Гавриил Иегудиилович только на одно — не случалось ему прогуливаться с любимой женщиной по московским улицам и переулкам, вызывая во встречных мужчинах черную и белую зависть. А не случалось это потому, что Берточка, смеясь, говорила:

— Ты, Гавриил, одет плохо. Вот принарядим тебя…

Только до принаряживания дело не доходило. Красавица предпочитала тратиться на тряпки для себя, мотивируя это тем, что ей, как женщине, они нужнее.

Гавриил Иегудиилович терпел и ждал, но обожаемая женщина все больше и больше ужимала его в правах. И вот однажды утром он вдруг осознал, что, если не придумает чего-нибудь, его счастье рухнет.

Он умылся, попил кипяточку и отправился к давнему приятелю, работавшему грузчиком в винном магазине. Цуцульковского питали две надежды: мясник Саня Ворона был щедрым, а значит, имелся шанс похмелиться, и мудрым, а следовательно, мог дать добрый совет.

Однако до Сани Гавриил Иегудиилович не дошел. Пересекая пустынную улицу, он заметил, как солидный, очень прилично одетый мужчина, озираясь, бросил в мусорный бак какой-то сверток.

Цуцульковский выждал, пока неизвестный скроется за поворотом, подбежал к мусорному баку и извлек оттуда… шикарный черный плащ — длинный, почти новый и очень элегантный.

Сердце бывшего музыканта гулко забилось. Он вспомнил давно канувшие в Лету времена, когда сам покупал и носил подобные вещи.

Первая мысль — загнать — была отметена им с неожиданно проснувшейся в нем гордостью. Гавриил Иегудиилович прижал находку к груди и потрусил домой.

Глава 59

— Н-да… — задумчиво протянул Сергей Тарасенков. — Ситуация… не заскучаешь.

— Ну, — подтвердил Заварзин.

Сергей Сергеевич задумался.

— А вот убийцу этого и веселых мальчиков из команды неведомого… пока неведомого нам шефа можно поискать, — заключил капитан Тарасенков. — Так. Можешь позвать иностранцев? Чтобы я с ними… э-э-э… неофициально побеседовал? Без всяких дипломатических заморочек?

— Могу. Только что это даст? — Заварзин потянулся к телефону.

— Погоди, — остановил его Сергей Сергеевич. — Сейчас узнаем насчет водителя-похитителя, некоего господина Кирсанова. Наверное, с ним имеет смысл побеседовать в первую очередь, если, конечно, он уже прочухался. Там у меня в отделении знакомый…

Он взял телефон и, подумав несколько секунд, набрал номер. По мере развития разговора его круглое лицо мрачнело и вытягивалось все больше и больше.

— Интересные дела, Андрюха! — пробормотал он, повесив трубку. — Водилу-то отпустили. Он написал объяснительную — мол, спасал девушку от напавших на нее хулиганов, а она сама бандитка оказалась. Напугала разнесчастного пистолетом, он и свернул куда не надо. А потом еще и по голове все тем же пистолетом стукнула. Чуть не погиб законопослушный, честный и благородный гражданин Кирсанов. Дон-Кихот, да и только.

Заварзин кивнул и, внимательно посмотрев на бывшего коллегу, произнес:

— Это плохие новости. А что насчет хороших? По твоей фотокарточке вижу, что таковые имеются…

— Кирсанова не уцепишь, но…

— Не убивай мечту! — взмолился частный детектив.

Сергей Сергеевич загадочно улыбнулся:

— Не спеши огорчаться. Хорошие новости есть, ты прав. Угадай, кто приехал забирать из ментовки нашего благородного спасителя, рахита, напуганного пистолетом, добропорядочного гражданина Кирсанова? — Заварзин понял, что сейчас услышит действительно нечто важное. Так и произошло. Тарасенков, не дожидаясь ответа, продолжал: — Босс собственной персоной — директор фирмы «Ундина» Аркадий Изборский.

— Ни хрена себе!

— Да, да, та самая фирма, в которой было изготовлено подслушивающее устройство, установленное убийцей в квартире Лизы, но это мы хрен докажем… Однако шеф нам теперь известен и их связь очевидна. — Капитан на несколько секунд задумался, а потом проговорил: — Выходит, Изборский действительно вмешался в игру и спутал карты киллера.

— Бараны Заборского, следует признать, нам здорово помогли, но ведь теперь Лизку и от них охранять придется, — вздохнул Заварзин, косясь на приятеля с тайной надеждой: а не удастся ли у него людей выпросить?

— Изборского, — поправил Сергей Сергеевич. — Кстати, Изборский очень колоритная личность. Руководил несколькими фирмами, которые прогорали с завидным постоянством. За ним немало дерьма числится, но… — Капитан развел руками. — Никто его прижать не может. Ловок гад! Давно хочу ему гениталии прищемить, да все недосуг.

Андрей усмехнулся:

— Не знал, что ты в ОЭП подался.

— Никуда я не подался, — недовольно отмахнулся Тарасенков. — Экономические преступления — не моя стихия, — проворчал капитан. — Я все больше по убийцам да маньякам.

— Насколько я понимаю, с этой точки зрения господин Изборский также представляет некоторый интерес?

— Представляет, представляет… — согласился капитан и потребовал: — Давай иностранцам звони.

— Как скажете, гражданин начальник, — ерничая, прогнусавил частный детектив. — Сей секунд будет исполнено.

Тарасенков очень неодобрительно посмотрел на товарища, но тот уже направился к телефону, который Лиза зачем-то вынесла в прихожую, а потому взгляда капитана не заметил.

— А вы… А вы давно знакомы?

— Э-э… — Попавшийся на удочку Заварзин принялся тереть переносицу.

Бывший коллега поднял глаза к потолку:

— Восемь лет.

— Девять, — поправил частный детектив. — Я к вам в отдел в восемьдесят девятом пришел, осенью.

Складывалось впечатление, что они просто не способны не спорить.

— Нет, восемь, — настаивал Тарасенков. — Ты в октябре пришел, а сейчас сентябрь. Девять не сравнялось еще.

— Нет, я именно в сентябре…

— А из-за чего ты ушел, Андрей? — Лиза попыталась заткнуть хотя бы одного из спорщиков. Она вдруг подумала, что за все это время ей как-то недосуг было поинтересоваться у своего охранника, каким образом приобрел он столь пока еще редкую в России профессию частного детектива.

— Да… — махнул рукой Заварзин. — Надоело.

— Работать ему надоело, — хмыкнул капитан.

— Рутина мне надоела, — не согласился частный детектив. Он обращался непосредственно к Лизе: — Это ты в кино видишь, как бравые милиционеры с пушками в руках крутят опасных преступников, вступая с ними в бой один на один, а на самом деле… Чушь все! Всюду жополизы да чинодралы, а то и того хуже…