Когда в 1800 г. снова в ирландский парламент было внесено, предложение, чтобы он сам себя уничтожил, все оказалось в полном порядке: и в палате общин, и в палате лордов оппозиционеров оказалось очень мало. В общем (по позднейшему утверждению О’Коннеля) было израсходовало на разнообразный подкуп ирландского парламента 3 миллиона фунтов стерлингов. В то же время Питт всеми мерами старался внушить католическому населению Ирландии, что после унии они могут надеяться на допущение со временем в английский (т. е. общеимперский) парламент; а так как самостоятельный дублинский парламент все равно их не пускал в свою среду, так что же им особенно жалеть о нем, если он сам себя решает уничтожить? Подобными внушениями Питт достигал некоторого успокоения, слишком уже возмущенного общественного мнения; хотя он теперь и не боялся католиков, но его принцип был — по возможности утешать раздражение даже и слабых врагов, особенно, если это ничего не стоит.

5 февраля 1800 г. началось обсуждение вопроса об унии, а 14 июня билль об унии уже прошел в третьем чтении в палате, лордов. 1 июля Георг III подписал акт об унии, который стал, государственным законом. Ирландия получила право посылать, в британский парламент 100 депутатов в нижнюю палату и 32 — в палату лордов; ²/₂₅ общегосударственных расходов возлагались на Ирландию (в течение первых 20 лет после унии); католики, конечно, по-прежнему не имели права заседать в общеимперском парламенте. Мы коснемся далее общего значения, этого акта и его деталей; теперь же перейдем к единственному революционному протесту, который вскоре после него последовал. Одинокая попытка Эммета была последним отголоском движения «Объединенных ирландцев»; она сильно содействовала укреплению той общественной атмосферы, среди которой началась деятельность О’Коннеля, той реакции, среди которой начался новый период ирландской истории.

Роберт Эммет родился в Дублине в 1778 г. в семье д-ра Эммета, весьма известной в Ирландии. Он получил очень хорошее образование в коллегии Троицы и с ранней юности проявлял, большое умение владеть собой при самых трудных обстоятельствах. Например, однажды во время занятий химией он почувствовал страшные боли, происходившие от нечаянного отравления: вследствие привычки грызть в задумчивости ногти мальчик ввел в свой организм ядовитое вещество, которым были испачканы его руки. Дело было ночью, и, несмотря на полное сознание опасности своего положения, ему не захотелось никого тревожить. Он пошел в комнату, где помещалась домашняя библиотека, отыскал том энциклопедического словаря, где было слово «яды», узнал из статьи о подходящем противоядии, принял его и при продолжавшихся тяжелых страданиях снова уселся за прерванную работу. Только на утро узнали в доме, что случилось, по измученному лицу Роберта. В коллегии Троицы, куда он поступил 15 лет, товарищи очень ценили его красноречие, проявлявшееся во время дебатов в состоявшем при коллегии «историческом обществе». На заседаниях этого общества воспитанники произносили речи и читали рефераты на разные темы, причем прочитанное подвергалось обсуждению и критике. Хотя строжайше воспрещалось при этом касаться вопросов текущей политики, но некоторые темы по существу своему давали проявляться тем или иным политическим предрасположениям учащихся. Так, например, весной 1798 г. (как раз когда восстание было в ходу и репрессия свирепела) дебатировался в историческом обществе следующий вопрос: «Существенно ли важна для благоденствия хорошего и добродетельного правительства полная свобода речи?» Во время споров, вызванных этой темой, Роберт Эммет сказал: «Если какое-либо управление было бы настолько порочно, чтобы ниспровергнуть свободу речи, то долг народа состоял бы в том, чтобы обсудить ошибки правителей, хорошо взвесить зло, которое они причинили, рассмотреть, какой правильный путь надлежит выбрать, и после того, как они это сделали бы, их обязанностью было бы вывести отсюда практические заключения». Товарищи всю жизнь потом вспоминали об Эммете как о замечательном ораторе, прямо преображавшемся, когда он начинал говорить. Его обычная сосредоточенность, неподвижность, мешковатость куда-то исчезали в самом начале речи, и самая речь казалась вдохновенной импровизацией. Характер у этого юноши был замечательно мягкий и добрый, и говорили, что он привлекал к себе своей внутренней чистотой, светившейся в глазах, сказывавшейся в каждом слове, проявлявшейся в каждом порыве. В 1798 г. его университетское учение оборвалось. Весной этого страшного года в коллегию явился лорд-канцлер и потребовал нескольких студентов к допросу под присягой относительно того, что им известно по части смуты, царящей в стране; в частности, было предъявлено требование назвать тех товарищей, которые состоят членами общества «Объединенных ирландцев». Получил подобное приглашение и Эммет. Лорду-канцлеру он ничего не ответил, но написал письмо товарищам, в котором выражал негодование по поводу требования от студентов доноса и заявлял желание быть вычеркнутым из списков воспитанников коллегии. Его исключили немедленно вместе с некоторыми из студентов. Старший брат Роберта, серьезно скомпрометированный, случайно избежал виселицы и сидел в ньюгэтской тюрьме, а потом в одной шотландской крепости. Роберт виделся с ним и с другими арестантами и исполнял различные их поручения. В 1800 г. он отправился на континент, где долго путешествовал по Франции, Бельгии, Швейцарии. Со второй половины 1802 г. рассеянные по континенту члены сильно поредевших кадров «Объединенных ирландцев» уже мечтали воспользоваться ожидавшимся разрывом только что заключенного мира между Францией и Англией, чтобы по возможности снова начать восстание. Талейран имел уже тайные свидания с некоторыми из них; но могильная тишина, царившая в Ирландии, делала теперь надежду на восстание крайне шаткой, почти фантастичной. Лично Роберт Эммет долго не верил в возможность ждать от первого консула хоть какой-нибудь поддержки. Но когда с самого начала 1803 г. отношения между Бонапартом и английским правительством обострились до последней крайности и разрыв стал совершенно неизбежен, Роберт Эммет, уже поглощенный своим планом (о котором сейчас будет речь), получил две желаемые аудиенции и говорил как с самим первым консулом, так и с Талейраном, министром иностранных дел. Не понравились ему оба эти лица. Молодой энтузиаст, по-видимому, при всем недоверии к ним подходил к ним все-таки с несколько иными требованиями и ожиданиями, нежели, например, Вольф Тон, так прекрасно знавший людей вообще, а политиков в частности. Тем не менее, когда весной 1803 г. амьенский мир был окончательно нарушен и вспыхнула с новой силой нескончаемая англо-французская война, и Эммет, и очень многие в Англии и Ирландии (лорд Бентинк, лорд Гренвиль, Файнерс, директор Ост-индской компании Фольдер и многие другие) ожидали или считали вполне мыслимым вторжение французов в Ирландию и новое восстание в этой стране против английского владычества.

Трудно установимо (если требовать полной хронологической точности), когда именно Роберт Эммет стал активным революционером; к 1802 г. во всяком случае это уже совершилось. Положение его было гораздо хуже, нежели положение Вольфа Тона, лорда Фицджеральда или любого из деятелей предшествовавшей формации, подкошенной виселицами, тюрьмами и изгнаниями, ссылками и сошедшей со сцены после неудачи бунта 1798 г. Тогда и наличных сил было больше, и настроение было повышенное, и организация была крепка, а теперь, в 1803 г., ни сил, ни организации, действующей в стране, de facto не существовало, а настроение общества и простого народа было самое подавленное. Появился неизбежный спутник и вернейший симптом слабости революционеров — бесконечный раздор между ними, началось распадение эмигрировавших и проживавших во Франции «Объединенных ирландцев» на фракции. Одни говорили, что Ирландия должна образовать самостоятельную республику, другие, что она должна присоединиться к Франции, но и те, и другие весьма сбивчиво представляли себе, как достигнуть намечаемой цели. В течение всего 1803 и отчасти 1804 г. они сильно полагались на французский десант, и только осенью 1804 г. окончательно поняли, что Наполеону и они, и вся Ирландия нужны только как «стратегическая угроза» и что никогда этой высадке на самом деле не бывать; Роберт Эммет находился под властью этих надежд еще меньше времени, нежели другие, но разрыв амьенского мира для него послужил окончательным толчком.