Реакция, с которой в 1795 и в следующие годы пришлось считаться ирландским революционерам, была не только правительственной, проявлялась не только в официальных вещаниях и публичных заседаниях и олицетворялась не только чиновниками. Вся английская история приучила граждан к широчайшей самодеятельности, а жившие в Ирландии англичане-епископалисты, окруженные всегда враждебным населением, и подавно привыкли смотреть на самопомощь как на дело первой необходимости. Подобно правительству, они деятельно стравливали ирландцев-пресвитериан с ирландцами-католиками, принимали живейшее участие в драках между ними, всегда, конечно, в рядах «предрассветных парней» против католиков-дефендеров, защищавшихся от добровольческих домашних обысков и других насилий. Общество «Объединенных ирландцев» в лице Нильсона, Тилинга и иных своих членов, деятельно вмешавшись в эту борьбу, как уже сказано, упорно добивалось примирения враждующих сторон. Тогда англичане пришли в живейшую тревогу, которая особенно усилилась со времени следствия по процессу Джексона: французское нашествие, всеобщее восстание, убийства и изгнания стали грозным и близким призраком перед юридически господствовавшей, но численно слабой в Ирландии расой. Под влиянием систематической революционной пропаганды, а, быть может, еще более под влиянием внезапно обманутых надежд католики с весны 1795 г., после отозвания вице-короля Фицвильяма, перешли в наступление гораздо решительнее, нежели прежде. Целый ряд нападений на протестантские дома и поместья был ознаменован грабежом и убийствами; целый ряд арестов сопровождался самыми суровыми приговорами, а иногда и расправой без всякого суда. Среди английского общества в Ирландии все более и более укреплялась мысль действовать подобно врагам, т. е. как Вольф Тон и его товарищи: отправиться самим на пропаганду в пресвитерианские округи и там действовать словом и убеждением. Было разослано много деятельных агентов с целью проповеди религиозной вражды между ирландцами обоих вероисповеданий, и так как эти агенты всюду встречали полное сочувствие чиновников вице-короля Кэмдена, то кое-что в желаемом направлении им сделать удалось. В сентябре ряд стычек в графстве Эрмоге окончился кровавым столкновением при Дайемонде, где несколько десятков человек было убито, а еще больше ранено. Победа осталась на стороне протестантов. Конечно, никакого стратегического или политического непосредственного значения подобные победы или поражения не играют в междоусобной гверилье, но дайемондское происшествие сильно подбодрило англичан и заставило их, не теряя времени, собрать первое заседание давно уже предположенного нового общества. 21 сентября 1795 г. вечером после дайемондской битвы произошло первое собрание «оранжистов».

Они назвали себя оранжистами в честь и в память Вильгельма III Оранского, короля Англии, призванного на престол после низвержения в 1688 г. Якова II. Вильгельм III усмирил в Ирландии восстание, при нем огромные земли были там конфискованы и отданы в руки англичан, при нем отчасти утверждены, отчасти вновь созданы стеснительные для католиков законы. Его имя всегда вспоминалось ирландскими англичанами с почтением и благодарностью как устроителя и завершителя их экономического и политического преобладания в завоеванной стране. Но, прикрывшись именем Вильгельма III, оранжисты обнаружили не только логичность, а еще и большой такт. Дело в том, что опрометчив и неосторожен тот насильник, который откровенно и гласно ведет свою родословную от другого насильника, ничем, кроме ударной силы, не отличившегося, и только очень уже простодушные люди в истории хвалясь говорили, подобно сумароковскому «самозванцу», о себе как о злодеях, а о своих собственных делах как о преступлениях, и то говорили бессознательно. С деятелями, за которыми была прожитая их предками многовековая политическая культура, ничего подобного случиться не могло. Они знали, что Вильгельм III был не только усмирителем Ирландии, но и олицетворением победы над Яковом II, над деспотизмом; что с его воцарения началась уже не прерывавшаяся эпоха строго конституционной жизни; что виги его считали живым палладиумом английских вольностей. Когда Ирландия вздумала на свою беду встать для защиты Якова II, потому что он был католиком и воцарение протестантского короля Вильгельма грозило ирландским интересам, против восставших были все англичане, не только обычные враги Ирландии, но и люди с самыми светлыми, освободительными взглядами. Усмирить ирландцев в 1688–1689 гг. значило лишить изгнанного тирана Якова II последней надежды на английский престол. Вильгельм III это и сделал.

Оранжисты совершенно верно могли рассчитать, что благодаря стечению таких совсем исключительных обстоятельств Вильгельм остался в ореоле победителя деспотизма и слуг деспотизма и что популярнее того усмирения никакое иное быть не может. А им нужна была моральная поддержка метрополии, не только материальная, им важно было изобразить себя стоящими на аванпосте и страже английской свободы и самостоятельности, не только борющимися за свои привилегии и интересы. Тогда, в XVII в., говорили оранжисты, врагов Англии поддерживал деспот Людовик XIV, помогавший Якову и ирландцам; теперь ирландских бунтовщиков хочет поддерживать французская Директория, т. е. тот же вековечный иноземный неприятель. Следовательно, необходимо воскресить традиции Вильгельма III и дружно, сообща бороться против бунтовщиков-католиков. Все это искусственное приплетание имени Вильгельма было шито белыми нитками, но оранжисты заботились о впечатлении и его бесспорно произвели. Это были уже не «предрассветные парни», не буянящая пресвитерианская деревенская молодежь. Представители среднего, а спустя некоторое время и высшего класса английского населения Ирландии примкнули к оранжистам, и новое общество сделалось главной воинствующей организацией, прямо направленной против католических домогательств и против всех стремлений «Объединенных ирландцев». «Предрассветные парни» были армией, а оранжисты — главным штабом и офицерами, предводителями и вдохновителями, заступниками и адвокатами перед властями и на суде в тех случаях, когда ужасы, производившиеся «предрассветными парнями», выходили решительно из ряду вон. Впрочем, с этих пор самое название «предрассветных парней» понемногу исчезает и заменяется термином «оранжисты». Страшное время наступило для католиков. Шайки оранжистов иногда во время ночных нападений отрезывали им уши, выкалывали глаза, рубили пальцы, иногда убивали совсем, не стесняясь количеством. Например (около года спустя после образования нового общества), в одну ночь без всякой причины были зарезаны католики-арендаторы графа Черльмонта, причем число их определялось в 18 душ. Подобных событий за 1795–1798 гг. можно насчитать довольно много. В первые же недели после образования оранжистов пожары католических домов стали совершенно обычным явлением, так же как насильственный вывод целых семей из жилищ, часто совершенно нагими для большего издевательства, и изгнание их с арендуемых участков, причем лендлорд денег не возвращал, а власти в ответ на исступленные жалобы измученных и голодных жертв говорили, что они очень жалеют, но ничего поделать не могут. Нападения были ужасны тем, что решительно ничем не вызывались, и их мог ожидать буквально всякий крестьянин-католик каждый день; нападавшие были умело организованы и вооружены, а власти делали только деликатные упреки руководителям оранжистов за нарушение тишины и спокойствия. Изредка только отдавали под суд очень уже явно уличенных убийц; так, в июле нескольких оранжистов судили и двух повесили, а остальных оправдали, несмотря на тягчайшие улики и гнусные преступления, в которых они обвинялись.

Это была какая-то истребительная война, ведшаяся с холодной жестокостью. Англиканское духовенство при этом случае убедительнейше доказывало от Писания, что оранжисты наинадлежащим образом истолковывают учение Христа, многочисленные голоса в обеих палатах дублинского парламента горько упрекали католиков в том, что они сами вынуждают оранжистов к такому с собой обращению, а потом еще преувеличивают свои беды и жалуются. И в литературе тоже много и горько упрекали католиков в нежелании понять наконец, что если оранжисты их режут, то во всяком случае делают это из самых похвальных чувств. «Оранжисты почти всецело состоят из членов господствующей (установленной, англиканской — Е. Т.) церкви, они привязаны к установленному правительству этого королевства, к связи между этим королевством (Ирландией — Е. Т.) и Англией… и все, что они недавно сделали, проистекало из этих привязанностей» [9], — писал один из этих литературных апологетов всех оранжистских неистовств. Конечно, если бы оставалась еще хоть тень возможности, что революции в Ирландии не будет, то и эта тень при подобных условиях весьма скоро исчезла бы.