Не буду пересказывать все события этого памятного дня. Важен основной его итог: дальше южной окраины станционного поселка враг продвинуться не смог.

Лишь один раз немцы прошли несколько дальше, в сторону Братского кладбища, откуда были отброшены к станции, за пределами которой так и не смогли закрепиться. В этом сыграл важную роль вместе с артполком майора Полякова 757–й отдельный минометный дивизион капитана А. Т. Головань.

Дивизионы тяжелых (120–миллиметровых) минометов создавались тогда во всех дивизиях Приморской армии. Наш дивизион, только что сформированный, как раз к 30 декабря был укомплектован людьми, получил боевую технику и боеприпасы. Недоставало, правда, тяги. Но это не помешало ввести дивизион в бой — люди вынесли минометы на огневую позицию на руках. Двенадцать тяжелых минометов, поставленных вдоль стены Братского кладбища, уничтожили своим огнем фашистский батальон.

О том, с каким напряжением действовала в этот день артиллерия, может свидетельствовать такая деталь: одна зенитная батарея М. И. Семенова выпустила по наземным целям полторы тысячи снарядов. Четкость работы артиллерийских частей во всех их звеньях, гибкость штабов были выше всякой похвалы. Едва противник поднимался в очередную атаку, на него обрушивался смертоносный ливень наших снарядов. Заслон из огня и металла не подпустил врага и 30 декабря к батарее Воробьева на высоте 60.

В декабрьском штурме Севастополя назревал кризис— противник начинал выдыхаться. Но и наши силы были на пределе. Чрезвычайную опасность представляла та последняя попытка врага прорвать нашу оборону, которую он, судя по всем данным, намеревался предпринять 31 декабря.

Провал этой попытки предопределил мощный огневой контрудар, которым в решающий день декабрьской битвы за Севастополь упредила действия неприятеля артиллерия оборонительного района. Севастопольцы завершали 1941 год и начинали 1942–й переходом в контратаки. Наши части выбили немцев со станции Мекензиевы Горы, вернули себе Камышлы (Дальнее) и Бельбек, отбросили противника назад на ряде других участках фронта.

Успешное отражение декабрьского штурма и происшедшая в те же дни высадка советских войск на Керченском полуострове, которая резко изменила в нашу пользу общую обстановку в Крыму, обеспечили защитникам Севастополя довольно длительный период относительного затишья. Мы получили возможность заняться дальнейшим укреплением своей обороны.

На северном участке это было особенно важно, так как часть укрепленных позиций мы в декабре утратили. Командование оборонительного района признало также необходимым изменить границу между третьим и четвертым секторами и произвести некоторую перегруппировку сил.

В нашем секторе оборонялись теперь две стрелковые дивизии — 95–я и прибывшая из второго сектора 172–я дивизия полковника И. А. Ласкина. 95–й дивизии была отведена левая полоса сектора, упиравшаяся флангом в море.

Еще в последних числах декабря, когда генерал-майор В. Ф. Воробьев получил другое назначение, в командование нашей дивизией вступил полковник Александр Григорьевич Капитохин. Он был участником гражданской войны, а потом долгие годы находился на ответственной гражданской работе и пришел к нам в дивизию из запаса в дни обороны Одессы. До конца декабря он командовал 161–м стрелковым полком, который передал теперь бывшему своему начальнику штаба майору Ивану Петровичу Дацко.

Произошли после декабря и другие перестановки. Капитана Дьякончука взяли от нас для руководства подготовкой младших лейтенантов на организованных в Севастополе ускоренных курсах, и 241–й полк принял от него комбриг Дворкин, немолодой уже человек, призванный из запаса. Майор Белюга, командовавший еще с Одессы 90–м полком, был тяжело ранен, и его заменил подполковник Смышляев.

Дивизия наша основательно пополнилась как людьми, так и вооружением. Мы построили много новых дотов, создали систему противотанковых опорных пунктов. К апрелю каждая батарея дивизионной артиллерии имела кроме основной по две–три запасные позиции. Перед всеми позициями — это мы сделали, исходя из опыта декабрьских боев, — были вырыты метрах в трехстах окопы для размещения пехоты на случай отхода ее к батарее.

Военком дивизии старший батальонный комиссар Алексей Петрович Гордеев и начальник политотдела батальонный комиссар Ставинога многое делали для того, чтобы в эти довольно спокойные по сравнению с ноябрем и декабрем месяцы полнее удовлетворялись духовные запросы бойцов. В усадьбе совхоза имени Софьи Перовской заработал дивизионный клуб. Здесь читались лекции, демонстрировались кинокартины, устраивались концерты и литературные вечера. Коллективы художественной самодеятельности выступали и на позициях.

В мае стало ясно, что затишью под Севастополем приходит конец. И не так оно кончалось, как думалось нам, когда мы надеялись, что сможем вслед за войсками Крымского фронта, действовавшими на Керченском полуострове, перейти в наступление… После того как враг вновь овладел Керчью, уже не подлежало сомнению, что в ближайшее время он обрушится на Севастополь.

21 мая на командном пункте полковника И. А. Ласкина собрались командиры и комиссары дивизий и полков нашего сектора, начальники штабов, начарты. К нам приехали командарм И. Е. Петров, член Военного совета армии дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов и командующий артиллерией Н. К. Рыжи, недавно ставший генерал–майором.

— На повестке дня нашего совещания, — негромко, но с какой‑то подчеркнутой значительностью начал Иван Ефимович Петров, — стоит один вопрос: создавшаяся обстановка и наши задачи.

Прямо и откровенно говорил командующий о том, что мы находимся накануне решающих боев за Севастополь, в которых не можем рассчитывать теперь ни на какую помощь со стороны суши, и потому должны полагаться в основном на самих себя. Он подчеркивал, что времени для подготовки к отпору врагу остается совсем немного:

— Наша авиаразведка уже зафиксировала колонны немецких танков и пехоты в пути с Керченского полуострова к Севастополю. Надо полагать, что на подтягивание сил немцам понадобится еще дней десять…

Дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов посвятил свое выступление подготовке наших людей к ожидающим их новым грозным боевым испытаниям.

Итак, мы стали приводить все в окончательную боевую готовность. В первой линии обороны находились 161–й стрелковый полк — на левом фланге и 90–й — на правом. 241–й полк располагался за 90–м, во втором эшелоне. Что касается артиллерии, то дивизия располагала в основном теми же батареями, что и раньше, но по новой организации они были сведены в один полк трехдивизионного состава, который возглавлял майор Александр Васильевич Филиппович. А майор П. И. Поляков стал начальником артиллерии 386–й дивизии, оборонявшейся в другом секторе (на этом посту Павел Иванович пал смертью храбрых в июньских боях). Нашими противотанковыми батареями по–прежнему командовал Н. Н. Ромодин, теперь уже майор.

Свой главный удар враг направил утром 7 июня против частей, занимавших оборону на стыке двух секторов северного направления. Со стороны третьего сектора это была 79–я курсантская стрелковая бригада полковника А. С. Потапова, со стороны нашего сектора— правофланговый полк дивизии Ивана Андреевича Ласкина.

Некоторое время спустя мы получили тревожное донесение: у стыка секторов противник вклинился в нашу оборону на 500–700 метров. С разрешения коменданта сектора А. Г. Капитохина я переключил большую часть своей артиллерии на поддержку дивизии Ласкина и ее правого соседа. В это время атаки немцев в полосе нашей дивизии отражались успешно.

Рассвет 8 июня мы с Александром Григорьевичем Капитохиным встретили на наблюдательном пункте.

— Сегодня, очевидно, будет тяжелее и нашим полкам, — сказал, помню, я командиру дивизии, думая при этом о тех двух полках, которые занимали первую линию обороны.

В этот, второй, день июньского штурма противник действительно атаковал и нашу дивизию крупными силами пехоты и танков, поддерживаемыми артиллерией и пикирующими бомбардировщиками. Но большой и опасной неожиданностью явился прорыв немцев на левом фланге 172–й дивизии, в результате чего они оказались в глубине обороны сектора.