«Если б знать, как все обернется, — думал я месяц спустя, — то надо бы развертывать вторую нашу базу не в Новороссийске, а в Крыму…» Впрочем, среди множества всяких вопросов и соображений, возникавших в новой обстановке, это было далеко не самым главным.
В Севастополе, на флагманском командном пункте флота, командующий вице–адмирал Ф. С. Октябрьский и член Военного совета дивизионный комиссар Н. М. Кулаков познакомили меня с разработанным уже планом переброски Приморской армии в Крым. Начальник штаба флота контр–адмирал И. Д. Елисеев уточнил затем все интересовавшие меня детали. До прибытия первых кораблей с войсками оставались считанные дни, и мы занялись практической подготовкой к их встрече.
Управление тыла флота знало уже, что приморцы прибудут без запасов продовольствия и даже без полевых кухонь (места на судах не хватало и для боевой техники), и выделило для армии продукты на первые три–четыре дня, а также некоторое количество кухонь, котлов. Но это было лишь начало.
Еду в Симферополь, в штаб 51–й армии. Поздно ночью меня приняли командующий генерал–полковник Ф. И. Кузнецов и член Военного совета корпусной комиссар А. С. Николаев, знавший меня еще по Хасану. Обещали помочь продовольствием, транспортом. Утром мы с начальником тыла 51–й армии выяснили, что местные гражданские власти могут предоставить в распоряжение приморцев часть накопленных в мирное время продовольственных запасов. Нашлись в Симферополе и котлы, бидоны, ведра, в которых можно готовить горячую пищу.
Мои подсчеты показывали, что продовольствием Приморская армия обеспечена уже на 10–12 дней. Правда, пока не наладим выпечку хлеба, придется обходиться сухарями… Удовлетворенный первыми результатами работы в Крыму, я возвратился в Севастополь.
Здесь мне представился полковник А. Б. Меграбян, только что назначенный заместителем начальника тыла Приморской армии. Это была для меня большая радость. Я знал Меграбяна еще по Одессе, хотя мы и не встречались близко, и о лучшем заместителе не мог бы мечтать. Амаяк Бейбудович был боевой командир и коммунист с двадцатилетним стажем. Он воевал на Халхин–Голе, в финскую кампанию командовал полком, Отечественную войну встретил заместителем начальника штаба корпуса. И вот он передо мной — статный, моложавый, с живыми черными глазами…
Забегая вперед, хочу сказать, что с Амаяком Бейбудовичем Меграбяном мы сработались легко и быстро. За месяцы Севастопольской обороны я вполне оценил его неистощимую энергию и организаторские способности, умение в самой трудной обстановке сделать для войск максимум возможного. Для него было просто потребностью самому постоянно наведываться в дивизии, бригады, полки, на месте выяснять, в чем там нуждаются, что еще хотели бы получить от тыловиков.
Тогда, в день первой нашей встречи, мы сразу же стали обсуждать, как начнем обеспечивать войска армии в Крыму. Исходили при этом из того, что после высадки в Севастополе части будут располагать некоторым временем для приведения себя в порядок, довооружения, доукомплектования.
Но наши планы пошли насмарку. За несколько суток положение на фронте 51–й армии резко ухудшилось. И войскам, только что высадившимся с кораблей, пришлось в спешном порядке выдвигаться на север Крымского полуострова, к Ишуни.
Командарм И. Е. Петров приказал выдавать в части сухой паек на три–четыре дня. Требовалось также обеспечить дивизии машинами для перевозки боеприпасов, дать людям возможность сменить износившееся белье, обувь.
Времени было очень мало, но работники тыловых служб со своей задачей справились. Войска получили, хоть и не в избытке, все, чем мы должны были их снабдить.
А управление тыла армии уже налаживало собственную базу в Симферополе. Прежде всего пришлось заново раздобывать транспорт: все, что нам выделили 51–я армия и флот, было отдано дивизиям. Налаживалась выпечка хлеба, создавалась сеть армейских мастерских (в основном они располагались в Севастополе).
В последних числах октября М. Ф. Попель прислал из Новороссийска первую партию теплого белья, ватных курток и брюк — 5 тысяч комплектов. Узнав о прибытии груза, я поспешил на товарную станцию — не терпелось посмотреть, каково оно, наше самодельное зимнее обмундирование. И белье, и ватники получились добротными. Не знал я тогда, что радуюсь слишком рано…
В те дни обстановка на севере Крыма становилась все более неясной. Тылу армии никак не удавалось наладить нормальную связь с тылами соединений. Войска находились в непрерывном передвижении, затыкали то одну брешь, то другую. Но мы в Симферополе спокойно занимались своим делом, считая, что противник все же сдерживается примерно на линии Раздольное, Джанкой.
Конец спокойствию и нашей недолгой симферопольской оседлости пришел 31 октября. Около 3 часов ночи ко мне дозвонился по телефону какой‑то незнакомый человек, назвавшийся председателем колхоза (фамилию я не запомнил). Он спросил, известно ли мне, что южнее Симферополя, у моста через Альму по дороге на Бахчисарай, стоят немецкие танки. Признаться, я не поверил этому неожиданному сообщению незнакомца. Однако немедленно начал разыскивать по телефону командарма или начальника штаба (оба они находились где‑то на фронте). А чтобы не терять времени, решил силами своих тыловиков провести разведку в направлении Бахчисарая.
Уже после того как разведка выехала, меня соединили с генералом Петровым. Он тоже выразил сомнение в достоверности сообщения о прорвавшихся танках. Но мои действия одобрил и приказал каждый час докладывать ему об обстановке. Если же подтвердится, что противник обошел Симферополь с юга, мне вменялось в обязанность совместно с начальником гарнизона уничтожить к исходу дня войсковое имущество, которое нельзя будет вывезти, и отходить с личным составом второго эшелона на Севастополь через Алушту, Ялту.
До Альмы наши разведчики противника не обнаружили. Однако у моста, о котором говорил позвонивший мне товарищ, действительно стояли замаскированные танки. Затем оказалось, что там установлены также пулеметы. У разведки произошла короткая стычка с немецкой засадой. Одна из наших машин, проскочив на большой скорости мост, пошла в Севастополь, другая была подбита, а остальные две вернулись в Симферополь.
Факт появления у нас в тылу сил противника, прорвавшихся на юг, очевидно, вдоль западного побережья Крыма, был, таким образом, установлен. Я доложил об этом командарму И. Е. Петрову, который подтвердил свое прежнее распоряжение — следующей ночью оставить Симферополь.
Мы в управлении тыла подсчитали, какие запасы сможем взять с собой на имевшемся транспорте. Остальное надо было готовить к уничтожению, в том числе и первую партию зимнего обмундирования, сшитого в Новороссийске: вывезти его было решительно не на чем…
С наступлением темноты наша колонна автомашин двинулась на Алушту. 2 ноября мы были уже в Балаклаве, где, обнаружив свободные помещения, временно разместили армейские тылы. В ночь на 3–е я докладывал в Севастополе обстановку командующему Черноморским флотом.
Вице–адмирал Ф. С. Октябрьский при мне вызвал начальника штаба флота и других офицеров и стал отдавать приказания, смысл которых состоял в том, чтобы не дать врагу прорваться к городу до подхода Приморской армии.
Сил в Севастополе было немного, и моряки, как я понял, занимали оборону лишь на направлениях наиболее вероятного движения противника. Тут же было решено послать на оборонительные рубежи и личный состав подразделений тыла армии, прибывший со мной из Симферополя.
Части Приморской армии выходили к Севастополю измотанные тяжелыми боями и трудным маршем через горы. Но все понимали, что сейчас не может быть никакой передышки. Войска с ходу занимали назначенные нм рубежи.
Нам же предстояло опять заново строить все тыловое хозяйство. А прежде всего нужно было обеспечить людям горячую пищу, заменить негодное обмундирование (переход через горы давал о себе знать), снабдить части недостававшим вооружением.
Ресурсы наши были весьма ограниченными. Но вскоре начали поступать оружие, боеприпасы, горючее, продовольствие и медикаменты с Большой земли. С переходом морских бригад и полков в подчинение Приморской армии нам передали некоторые флотские тыловые службы, что было существенным подспорьем. Полным ходом работали наши севастопольские мастерские. Они уже освоили изготовление полевых кухонь и печей, термосов, конных повозок, кружек и ложек… А потом стали выпускать гранатометы, гранаты и еще многое другое.
