Комиссар Мальцев — под стать Матусевичу. Он тоже очень спокойного характера, но в то же время умеет воодушевить, зажечь людей, горазд на конкретные, запоминающиеся лозунги. Это от разинцев пошел тогда по всей дивизии такой, например: «Чем глубже окопы — тем меньше потерь, тем больше фашистских могил». А во время затишья Мальцев (тут в нем сказался недавний гражданский партработник) организовывал — на передовой! — сбор металлолома, который даже отправляли обратными транспортами на Большую землю. Но это уж было потом, когда мы под Севастополем обжились…

Выслушав доклад командира полка, я поставил задачу на контратаку. Назначалась она на утро 14 ноября. Разинцы должны были окружить и уничтожить немцев, засевших на хуторе Мекензия, и закрепиться там. Одновременно предстояло атаковать врага и 2–му Перекопскому полку на своем участке.

Итак, первая наша серьезная контратака под Севастополем… Вся артиллерия третьего сектора открывает огонь по переднему краю противника и его ближайшим тылам в районе Черкез–Кермена (Крепкое). Я заранее перебрался на КП второго батальона разинцев, который наносит удар, и оттуда наблюдаю за атакой. Началась она успешно. Роты стремительным броском достигли первой линии немецких окопов. В течение нескольких минут противник смят. Пока вторая и третья роты преследуют гитлеровцев, мечущихся по лесу, первая перерезает дорогу Черкез–Кермен — хутор Мекензия. Начинается окружение хутора.

Засевшие там фашисты яростно сопротивляются. Огонь такой, что нашим бойцам приходится залечь. Гроссман помогает им артиллерией. Но пока артиллеристы подавляют сопротивление гитлеровцев у Мекензия, немецкая пехота появляется со стороны Черкез–Кермена. У противника образуется значительный перевес в силах, однако разинцы держатся стойко, и фашистская атака захлебывается.

Потом от Черкез–Кермена подходят новые немецкие подразделения, и все начинается сызнова. С нашей стороны вводятся в бой два резервных взвода, но этого явно мало. Матусевич решает снять с подступов к хутору одну роту и контратаковать ею вражеский резерв. Задача нелегкая, и на помощь молодому командиру роты младшему лейтенанту И. И. Добровольскому спешит комиссар батальона старший политрук В. К. Шульдишев.

В лесу слышится громкое «ура». Но фашисты открывают прямо‑таки шквальный огонь, и рота останавливается. Шульдишев появляется перед залегшими бойцами и снова поднимает их, однако и в этот раз почти не удается продвинуться. В атаку кидаются немцы. Мы останавливаем их огнем и опять контратакуем…

Бой продолжался более трех часов. Полностью выполнить задачу разинцы не смогли. Однако немцы понесли настолько чувствительные потери, что потом дней пять не предпринимали против нашей дивизии активных действий.

И у нас, конечно, есть потери. В числе павших в этом бою — старший политрук Шульдишев, коммунист из Ярославля. Во многих контратаках побывал он — и всегда впереди — на трудном пути Разинского полка от Прута до Крыма. Первая контратака под Севастополем стала для него последней…

Разбор боя провожу на КП батальона. Разбор подробный — надо извлечь уроки из всего, с чем столкнулись в новых, непривычных условиях. Командиры подразделений почувствовали, что воевать здесь будет трудно, но носа никто не. вешает, настроены по–боевому.

Когда я вернулся к себе, зашел начальник политотдела старший батальонный комиссар Н. А. Бердовский. С ним — невысокая девушка в красноармейской форме. Перехватив мой вопросительный взгляд, Бердовский представляет ее:

— Пулеметчица Разинского полка Нина Онилова. Во время обороны Одессы была ранена и эвакуирована в тыловой госпиталь. Теперь, говорит, поправилась…

Так вот она какая, эта Нина Онилова, прозванная «второй чапаевской Анкой» и перебившая уже сотни фашистов. На вид — совсем девчонка. Круглое загорелое лицо, смешливые глаза, обаятельная, немного смущенная улыбка…

В Приморской армии, наверное, не было бойца, который не слышал о ней. Знал и я историю о том, как пришла в Одессе к чапаевцам юная работница с трикотажной фабрики и стала сперва санинструктором роты. Однажды, когда она перевязывала во время боя раненого, рядом умолк пулемет. «Потерпи немного», — сказала девушка раненому, а сама кинулась к пулемету, быстро устранила задержку, с которой не мог справиться неразворотливый красноармеец из запасников, и повела точный, расчетливый огонь по наступавшим фашистам. После этого боя Нина обратилась к командиру полка с просьбой перевести ее в пулеметный взвод и предъявила справку о том, что обучалась пулеметному делу в Осоавиахиме. Скоро она уже возглавляла пулеметный расчет, в который подобрала двух немолодых красноармейцев, называвших ее дочкой. Они тоже сделались отличными пулеметчиками, и расчет прославился своей выдержкой, бесстрашием.

Обо всем этом мне не раз рассказывали со многими подробностями. Но самому встречаться с Ониловой не приходилось: когда раненую Нину эвакуировали из Одессы, я еще не командовал Чапаевской дивизией.

Здороваемся. Крохотная рука Нины тонет в моей.

— Значит, вернулась?

— Вернулась, товарищ генерал. Она же для меня родной стала, Чапаевская дивизия!

И начинает рассказывать, как разыскивала нас, как доказывала всем, от кого зависело ее возвращение в дивизию, что обязательно должна воевать в той части, в которой приняла боевое крещение под Одессой.

А я, слушая ее, размышлял: что же мне с этой девчушкой делать, куда пристроить, чтобы было безопаснее? Хватит с нее и одного тяжелого ранения!..

— Ну вот что, — сказал я, еще ничего не придумав. — Сейчас поеду на наблюдательный пункт. Оттуда пришлю машину, и она отвезет вас в медсанбат. Отдохнете недельку–другую, а потом решим, куда вас определить.

В глазах девушки, только что улыбавшейся, вдруг заблестели слезы.

— Это несправедливо, товарищ генерал! Я приехала сюда не отдыхать, а врага бить! Прошу направить меня в свой Разинский полк. Там мои боевые товарищи, там мое место. — Нина быстро справилась с волнением и закончила уже спокойно, деловито: — Мне бы только засветло туда добраться…

Я понял, что уговаривать ее бесполезно, и, напустив на себя строгость, приказал:

— Садитесь в машину. Завернем к разницам по пути.

Появление Нины Ониловой на командном пункте полка вызвало общую нескрываемую радость. А сама она прямо засияла.

— Спасибо, товарищ генерал! Теперь я дома! — попрощалась Нина со мною.

— Только чур, больше не… — поднес я палец к глазам.

— Слово чапаевца! — произнесла она сквозь смех. — Это было первый раз в жизни. Очень уж стало обидно!..

На наблюдательном пункте застаю заместителя командующего Севастопольским оборонительным районом генерал–майора инженерных войск А. Ф. Хренова. Я знал, что он выдающийся специалист в своей области военного дела, но до сих пор близко с ним по службе не встречался. В сущности, это был первый наш разговор.

Генерал Хренов невысок ростом, но крепко сложен и очень подвижен. Побудешь с ним несколько минут, и уже представляешь, какой это энергичный и увлеченный своим делом человек. А как великолепно знает он особенности местности, как видит вытекающие из этих особенностей опасности и возможности! И весь полон хорошей, деятельной тревоги за состояние наших позиций…

Наш разговор на НП завершился тем, что мы набросали конкретный, с учетом наличных сил и ресурсов, план ближайших работ по инженерному оборудованию полосы обороны дивизии. Проводив генерала Хренова, я почувствовал, что после этой встречи с ним стало как-то легче на душе.

В последующие дни противник хотя и не предпринимал атак крупными силами, но все время пытался то там, то тут вклиниться в нашу оборону. Мы тоже не давали врагу покоя — вели и разведку, и бои за улучшение своих позиций. 18–19 ноября дивизия получила пополнение, и состав многих подразделений приблизился к штатной норме.

В ночь на 20 ноября разведка обнаружила, что немцы подтягивают к хутору Мекензия пехоту и танки. Мы усилили наблюдение и приготовились отразить возможную попытку прорвать нашу оборону. И действительно, утром 21–го противник атаковал со стороны Мекензия Разинский полк.