Надрывный гимн отчаяния, которого ты ожидал, пришелся бы тебе куда более по вкусу, чем эти слова. Не так ли, дьявол? Плохо еще знаешь ты человека! Кто же правит небом, если такой червь, как я, с твоей дьявольской помощью мог так исковеркать его творение? Где же тут справедливость? Зачем же должен был родиться такой Фауст, так жить, так чувствовать и мыслить, если он принес несчастье тысячам людей? Почему мои способности и страсти оказались более пригодными для злодейств, чем для высоких целей? Если эти свойства заложены в моей природе, значит на то была воля создателя. Мои заблуждения были угодны ему, — иначе он подчинил бы меня нравственным законам, столь же непреложным, как физические. Сними чары, приковывающие меня к этому кругу, я не убегу от тебя, — если бы я даже мог бежать, все равно я остался бы, ибо муки ада не могут быть ужаснее того, что я испытываю сейчас.

Д ь я в о л: Фауст, меня радует твоя отвага. Твои слова я слушаю еще охотнее, чем дикие вопли отчаяния. Гордись тем, что ты довел силу своего гения до безумия и богохульства; за это тебя ожидают муки ада. Я устал от твоей болтовни и от земли. Пора двинуться в путь. Роль твоя здесь сыграна, тебя ожидает другая, которой не будет конца. Выйди из круга и похорони несчастного. Потом я схвачу тебя, стащу твое трепещущее, ослабевшее тело с души, как стаскивают кожу с угря, и разбросаю его клочки по окружающим полям — на страх и отвращение тем, кто пройдет мимо.

Фауст взобрался на виселицу, снял веревку с шеи своего сына, отнес тело на соседнее, только что вспаханное поле, сам вырыл, рыдая и обливаясь слезами, могилу и положил в нее несчастного. Затем он подошел к дьяволу и злобно сказал ему:

— Мера моего горя преисполнена, разбей сосуд, который уже не вмещает его. Но у меня еще достаточно мужества, чтобы бороться с тобой за свою жизнь. Я не хочу умереть как раб, без сопротивления падающий под ударами господина. Явись мне в каком угодно виде, я буду бороться с тобой. Во имя свободы и независимости я вызвал тебя из преисподней. На краю адской бездны я буду отстаивать свою свободу. На пороге нового, страшного жилища я хочу еще раз испытать свою силу. Я помню, что видел тебя однажды прикованным к моему магическому кругу и грозил тебе ударами моего бича. Ты видишь у меня на глазах слезы, но это слезы упрямства, слезы яростного негодования, — не ты, дьявол, а мое собственное сердце побеждает меня!

Д ь я в о л: Мерзкий хвастун! Вместе с твоей плотью я сорву с тебя маску, под которой ты прячешь свое бессилие, и оставлю тебя в твоей жалкой, отвратительной наготе. Отмщение близко! Имя ему Вечность!

Он предстал перед Фаустом в образе гиганта. Глаза его горели, как тяжелые грозовые тучи, озаренные заходящим солнцем. Дыхание напоминало ужасный свист бури, подымающейся из ущелий, когда земная кора разрывается от сотрясений земных недр. Почва стонала от тяжести его шагов. Буря выла в его волосах, развевавшихся вокруг головы, как развевается хвост вокруг грозной кометы. Фауст лежал перед ним в пыли, как жалкий червь. Страшное зрелище сломило остатки его душевных и телесных сил. Дикий, свистящий хохот Левиафана пронесся над землей. Дьявол схватил Фауста, разорвал его на клочки, как шаловливый мальчик разрывает муху, с отвращением и негодованием разбросал его окровавленные члены по полю и умчался с душой Фауста в ад.

Дьяволы собрались вокруг сатаны, который созвал на совет всех князей ада, чтобы решить, каким мукам предать папу Александра VI. Все его преступления, и особенно в последние мгновения жизни, были так исключительны, что даже самые злые дьяволы были в замешательстве, не зная, какое придумать ему наказание.

Папа стоял перед своими судьями, которые обращались с ним так же насмешливо и презрительно, как обращается человеческий суд с обвиняемым, если он нищ и может только сказать в свою пользу, что он имеет несчастье быть человеком. Вдруг появился Левиафан. Он торжествующе раздвинул толпу и, высоко подняв душу Фауста, бросил ее к ногам сатаны со словами:

— Вот вам Фауст!

Ад встретил его таким громовым радостным ревом, что осужденные затрепетали в своих болотах.

— Привет князю Левиафану! Вот Фауст! Вот Фауст!

С а т а н а: Привет тебе, Левиафан. Добро пожаловать, Фауст! Мы много слышали о тебе.

Л е в и а ф а н: Возьми его, сатана! Теперь ты сам можешь убедиться, чего он стоит. Он порядком помучил меня, но его безумие обогатило ад, и я надеюсь, ты доволен моим пребыванием на земле. В награду я прошу тебя по крайней мере на несколько столетий уволить меня от подобных поручений; я по горло сыт людьми, хотя должен сказать, что этот человек недурно вел себя в последнюю минуту жизни, как горько ему ни приходилось, но произошло это потому, что он прежде занимался той философией, которой ты научил людей.

С а т а н а: Благодарю тебя, князь Левиафан, и обещаю тебе, что теперь ты долго будешь со мною в чаду и дыме преисподней. Для препровождения времени ты можешь объезжать ад и бичевать тени великих душегубов земли. Хм! А он молодец! Кажется мне, что он сбросил с себя все присущее людям. Отчаяние и отвага, ненависть и злоба, горе и безумие вырыли глубокие борозды в его душе. Даже на нас и на самый ад он смотрит без трепета. Фауст, ты что, онемел?

Ф а у с т: Только не от страха. Я восстал против того, кто сильнее тебя. За это я и нахожусь здесь.

С а т а н а: Эй! Отведите этого упрямца в болото осужденных. Возьмите с собой легион моей резвой придворной челяди, чтобы она угостила грешников плетями, — пусть наш почтенный гость немного познакомится с порядками ада.

Один из бесов потащил Фауста в бездну к осужденным. Легион дьяволов помчался вслед за ними.

Л е в и а ф а н (заметив папу): А! Приветствую вас в аду, папа Александр. Надеюсь, у вас пропало желание сделать черта Ганимедом.

П а п а (со вздохом): К сожалению.

С а т а н а: Ха, ха, ха! Великолепный народ хозяйничает нынче на земле. Дайте только теперь духу Реформации овладеть их умами и увлечь их в Новый свет, который станет новой ареной их мерзостей и пороков, и все пойдет вверх дном!

П а п а: Как жаль, что я не смогу уже при этом присутствовать.

С а т а н а: Желание, вполне достойное папы. Но утешься, ради золота твои земляки будут убивать миллионы людей!

П а п а: Чего не сделаешь ради золота? Ма cospetto di Вассо![19] Известно ли вам, почтенный сатана, что этот Новый свет я разделил между Испанией и Португалией?^{107} Значит, мне досталась бы по крайней мере третья часть всего золота!

Фауст вернулся в сопровождении всех дьяволов.

С а т а н а: Ну, Фауст, понравились ли тебе моя ванна и те, кто в ней купается?

Ф а у с т: Дико и безумно, что благородная часть человеческого существа должна страдать за грехи, совершенные другой его частью, сделанной из грязи.

Дьявол так расхохотался, что загремел весь бесконечный ад.

С а т а н а: Браво, Фауст, твое поведение и твои слова свидетельствуют о том, что ты слишком хорош, чтобы быть простым человеком. Кроме того, ты заслуживаешь еще особой награды за то, что изобрел книгопечатание, чрезвычайно для ада полезное.

П а п а: Как? Печатник? А выдавал себя в Риме за дворянина и спал с моей дочерью Лукрецией!

Ф а у с т: Молчи, гордый испанец! Я щедро платил ей. За Эти деньги ты продал бы мне и себя самого, если бы только я был похож на тебя, скотина! Знай же, мое великое изобретение создаст больше добра и принесет человечеству больше пользы, чем все папы, вместе взятые, начиная от святого Петра и кончая тобой, чудовище!

С а т а н а: Фауст, в этом ты ошибаешься. Во-первых, люди отнимут у тебя славу изобретения этого искусства…

Ф а у с т: О, это еще ужаснее, чем осуждение!

С а т а н а: Обратите внимание на этого человека, который стоит передо мною, сатаной. Он видел даже муки осужденных и считает, что они ничто в сравнении с его химерами, его славой и мечтами! Поглядите, во что превратились Эти подобия всевышнего, с тех пор как они сплотились в общество и избрали себе повелителей над своими телами и душами, начали читать книги и превратились в искусственные создания своего собственного суетного, гордого, беспокойного и безумного духа!