В эту минуту вошла она сама, чтобы спросить, о чем говорил с ним этот знатный господин. Он посмотрел на нее лукаво и несколько смущенно:

— Что бы ты сказала, Мышка, если б я сегодня же сделал тебя дворянкой?

О н а: Душа моя, ведь тогда все жены членов магистрата, не имеющие дворянского диплома, лопнули бы от зависти, а жена старшего сенатора закашлялась бы от злобы так, что тут же бы и задохнулась.

О н: Да, конечно, а ее гордому мужу пришлось бы смириться передо мной. Но, знаешь, Мышка, ведь это зависит от тебя. Ты сама можешь и себя и меня сделать дворянами.

О н а: Душа моя, с каких пор жены делают своих мужей дворянами?

О н: Дитя мое, кто знает, сколько раз уже это бывало! Видишь ли… Только ты не пугайся… Ты очаровала этого проклятого Фауста…

Бургомистерша покраснела, а он продолжал:

— Ради него посол хочет дать мне дворянство, и Фауст передаст тебе диплом наедине. Ты меня понимаешь? Ну, что ты на это скажешь?

О н а: Тише, тише, мой друг. Я боюсь, что императорский посол предложит это условие кому-нибудь из членов магистрата, и тогда мы упустим случай.

О н: Ты права, Мышка. Тогда поспешим, чтобы никто нас не опередил.

Общество между тем разбрелось по саду. Бургомистр отыскал Фауста и шепнул ему на ухо, что его жена сочтет за честь принять дворянский диплом из рук такого почетного гостя. Он попросил Фауста оказать ему любезность и незаметно подняться в ее комнату по потайной лестнице, которую бургомистр сам Фаусту укажет. При этом он высказал уверенность, что со стороны Фауста это просто причуда, и заверил его, что он вполне полагается на человека, проявившего столь высокое чувство чести и долга.

Он провел Фауста к лестнице. Тот поднялся наверх я оказался в спальне, где нашел бургомистершу в лриятном для него смущении. Он утолил свою страсть и возвел бургомистра в рыцари Священной Римской империи. Ей же казалось, что она не сумела в достаточной мере выразить ему свою благодарность, и когда все было кончено, наивно спросила, потребуются ли и впредь такие формальности.

Потом она тайно передала мужу диплом, и супруги сговорились подать его за ужином к столу в закрытой золоченой чаше, чтобы неожиданность сделала этот удар еще более сокрушительным. Дьявол, которому бургомистр сообщил свой план, нашел его великолепным. Фауст при этом шепнул дьяволу на ухо:

— Приказываю тебе сыграть какую-нибудь дьявольскую шутку и с этим мерзавцем, который продал свою жену за жалкую бумажку, и со всем высокочтимым магистратом, чтобы сразу отомстить всем этим баранам, так подло водившим меня за нос.

Гости сидели за ужином, весело наполняя бокалы вином. Вдруг дьявол велел открыть блюдо, так долго терзавшее любопытство собравшихся. Он взял диплом и передал его бургомистру, сказав при этом:

— Милостивый государь! Его величество государь император, мой повелитель, соблаговолил сим дипломом возвести вас, за верность вашу и заслуги, в рыцари Священной Римской империи. Призываю вас, в благодарность за это и памятуя свой долг, никогда не ослаблять преданности вашей высокому императорскому дому и провозглашаю первый тост за ваше здоровье, благородный рыцарь!

Эти слова как громом поразили присутствующих. Пьяные отрезвели, трезвые опьянели. Когда женщины произносили слова поздравления, их посиневшие губы дрожали от злости. На старшего сенатора напал столбняк; он сидел на стуле, не двигая ни одним мускулом, а жена его задыхалась от удушливого сухого кашля. Но остальных страх заставил корчить веселые физиономии, и под громкие крики: «виват!» все принялись пить за здоровье нового дворянина. Вдруг во время этого страшного шума зал наполнился легким туманом. На столе со звоном запрыгали бокалы. Жареные гуси, утки, куры, поросята, телята, овцы, быки загоготали, закрякали, закудахтали, захрюкали, заблеяли, заревели и стали летать по комнате и бегать по столу. Синим пламенем вылетало из бутылок вино. Дворянский диплом загорелся в трепещущих руках бургомистра и превратился в пепел. Все общество преобразилось, точно оно собралось на веселый масленичный маскарад.

Все присутствующие мужчины и женщины украсились забавными масками капризного царства насмешливой и своенравной фантазии. Так, например, на плечах бургомистра красовалась голова оленя; каждый говорил, кудахтал, блеял, ржал или мычал в соответствии с той маской, которую на него надели. Это был совершенно дикий концерт, и Фауст признал, что подобная выдумка делает честь остроумию дьявола.

Один только старший сенатор, украшенный маской Панталоне^{38}, сидел совершенно неподвижно, а жена его, превращенная в индюшку, задыхалась от кашля. Достаточно налюбовавшись маскарадом, Фауст подал знак дьяволу, и они вылетели в окно, причем Левиафан не преминул насытить воздух в комнате обычным для преисподней смрадом.

Понемногу чары покинули заколдованных гостей. Когда же на следующий день мудрые члены магистрата вошли в зал заседаний, то увидели, что на память о Фаусте им осталось лишь приведенное выше библейское изречение, пылавшее огненными буквами на стене. Его поневоле пришлось закрыть железными ставнями. Отныне только вновь избранных членов магистрата посвящали в эту государственную тайну, предварительно взяв с них клятвенное обещание молчать. Однако обо всем этом история, или, что в Германии тоже самое, летопись, умалчивает. Можно ли ей после этого верить?

В результате всех событий бургомистр все-таки остался в выигрыше, так как старого сенатора разбил паралич и он больше не посещал заседаний.

К сведению читателя. В тот момент, когда город примкнул к Реформации, дьявол уничтожил эту огненную надпись, и теперь ют нее не осталось даже следа. Вышеприведенная речь сатаны объясняет нам, почему он так поступил. Мы делаем это примечание ради любопытных путешественников, чтобы они, оказавшись в данном городе, расспрашивали обо всех достопримечательностях, но только не об этой.

Дьявол Левиафан и Фауст пронеслись над городской стеной. Когда они оказались уже в открытом поле, дьявол послал одного из своих бесов в гостиницу, велел расплатиться с хозяином и забрать вещи Фауста. Затем он спросил Фауста, доволен ли тот первым образчиком его искусства.

Ф а у с т: Вот как! Дьявол жаждет похвал? Так, так! Впрочем, не стану скрывать, что шутка твоя мне понравилась. Однако должен признаться: раньше я никогда бы не поверил, что этот ретивый мерзавец способен продать свою жену за жалкую бумажку, за этот символ суеты сует.

Д ь я в о л: Поживи со мной, Фауст, и ты быстро убедишься, что суета — это первое божество, которому вы поклоняетесь и которое вы разукрасили множеством пестрых лоскутов, чтобы скрыть его наготу. Видно, что до сих пор ты имел дело только с книгами и занимался переливанием из пустого в порожнее. Таким путем людские сердца не познаются. Но погоди, пелена уже начала спадать с твоих глаз. Больше нам нечего делать у тебя на родине. Монашество, схоластика, дворянские распри, торговля подданными, сдирание шкуры с крестьян — вот из чего составлена вся наша жизнь. Я поведу тебя в мир, где великим страстям дана большая свобода и где во имя великих целей приводятся в действие великие силы.

Ф а у с т: А я заставлю тебя поверить в нравственное достоинство человека еще прежде, чем мы покинем мое отечество, если эту страну вообще можно назвать отечеством. Неподалеку отсюда живет государь, которого вся Германия чтит как образец добродетели и справедливости. Отправимся к нему и посмотрим сами.

— Согласен, — сказал дьявол. — Такой исключительный человек может заинтересовать даже меня.

Когда бес явился с вещами Фауста, он сразу же был послан вперед, чтобы отыскать для них в Майнце постоялый двор. Фауст, руководствуясь тайными соображениями (дьявол угадал их едва ли не раньше, чем они зародились), хотел заночевать по пути на Гомбургской возвышенности у одного отшельника, об особой святости которого повсюду шла молва. В полночь они достигли его жилища и постучались. Отшельник открыл им, и Фауст, переодетый в роскошные одежды дьявола, попросил прощения за то, что они осмелились нарушить покой святого человека. Он объяснил, что заблудился на охоте и растерял всю свою свиту, кроме слуги, который был при нем. Вздохнув и потупя взор, отшельник ответил: