Она не успела заметить, как его пальцы, ловкие и искусные, взялись за пуговицы на спине ее платья. И платье сползло до талии. Но нет, он не остановился на этом, и за платьем последовал корсет. По всей видимости, Джеймс имел богатый опыт в области раздевания женщин. Кейт задрожала.

— Позволь мне прикоснуться к тебе, Кейт, — шептали его губы, касаясь ее уха.

— Да, да… — выдохнула она.

Прохладный воздух коснулся ее обнаженной груди, и Кейт судорожно вздохнула. За исключением мужа, ни один мужчина не видел ее обнаженной. И как странно было заниматься этим в библиотеке, странно, но вместе с тем сладостно. И когда губы Джеймса захватили ее сосок, покусывая, лаская, дразня, Кейт вообще перестала думать о чем-либо. Жить. Жить. Жить. Эти слова звучали в ее голове на все лады. Кейт чувствовала, как всплески желания отзываются острыми конвульсиями между ног. Прижимая его темноволосую голову к своей груди, она ощущала такое острое желание, какого доселе не испытывала никогда. И, закрыв глаза, Кейт просто отдалась… на волю чувств.

А когда она открыла глаза, то увидела, что Джеймс навис над нею, еще секунда, и она уже лежала под ним. Его бедра ритмично двигались, и она послушно и нетерпеливо отвечала на его удары. Нет, она не сможет остановиться, даже если бы захотела. Она почувствовала, как он потянул ее юбки вверх и сильным движением руки приподнял ее ноги, и они послушно обняли его талию.

Ресницы дрогнули, глаза Кейт широко открылись. Она запрокинула голову, и из глубины ее рта вырвался стон. А когда его рот снова прильнул к ее груди, Кейт оставили все мысли. Его влажные горячие губы творили с ее грудью такое, что она извивалась под ним, сходя с ума от желания. Джордж никогда не делал ничего подобного. Он едва касался ее груди. Уверенные, сильные руки Джеймса потянули ее юбки вниз, и платье в считаные секунды лежало на полу. Ей следовало испытывать стыд, хотя бы неловкость, нет, она не чувствовала ни того, ни другого.

— Пожалуйста, и ты сними… с себя… все, — прошептала она срывающимся голосом и дотронулась до застежки его бриджей.

Джеймс вздрогнул и покачал головой. Его потемневшие от страсти глаза, казалось, смотрели прямо ей в душу.

— Я не могу.

— Почему? — прошептала она, когда его губы снова приблизились к ее рту.

— Если я это сделаю, то не смогу остановиться.

Она снова потянулась к его бриджам, но он отодвинулся. И Кейт прекратила протестовать, когда почувствовала, что он стягивает чулки с ее ног, за чулками последовали панталоны… О Господи, что он делает?

Она дрожала, дрожала от предвкушения. Все было ново, все было не испытано ею. Кто-то из слуг в любой момент мог войти в комнату, но Кейт даже в голову не пришло беспокоиться об этом, напротив, это лишь обостряло желание. Все, чего она хотела, это чувствовать руки и губы Джеймса на своем теле. Она жаждала его прикосновений, она никогда в жизни не ощущала такой острой взаимной страсти, которая была между ними. Если ей суждено умереть, неважно, через несколько дней или недель, она хочет сейчас, в эту секунду испытать еще больше. Больше. Больше. Больше.

А дальше? Дальше она ощутила его дыхание меж своих ног. И ахнула. Нет, она не выдержит этого! Но и не хочет, чтобы это кончалось. Что он собирается делать, о боже…

Нет.

Да.

И в следующую секунду она почувствовала, как кончик его языка прикасается к самому чувствительному месту между ее ногами. О, там было так влажно, так чувственно, так горячо… По телу пробежала дрожь, и Кейт обхватила руками его голову. Она не может позволить ему делать это! Это… неприлично… да? О Господи, да? Затем она решила, что нет, а если точнее, не стоит беспокоиться. И поняла, что больше всего на свете не хочет, чтобы он остановился. Его рот на мгновение оставил ее, и она застонала, почувствовав его пальцы. Джеймс раскрыл влажные складочки ее лона, и его язык вернулся, лаская, дразня, теребя чувственный лепесток, заставляя ее испытывать такие острые ощущения, о которых прежде она понятия не имела. Она судорожно вцепилась в его плечи.

— Да, Джеймс, пожалуйста, так, так… — молила она.

Джеймс снова и снова ласкал ее лепесток краткими, искусными прикосновениями. Его язык двигался вверх и вниз с такой точностью, с таким искусством… Она была убеждена, что не выдержит этой сладостной пытки и умрет от счастья, от переполнявших ее чувств. Но именно в тот момент, когда она была близка к тому, чтобы рассыпаться на тысячи сверкающих кусочков, он остановился.

— Нет! — закричала Кейт, и тогда… его палец заменил язык. Он двигался вдоль ее нежного, влажного лона, вверх — вниз, вверх — вниз и… ее бедра отвечали ему ненасытными движениями.

— Джеймс… я… я больше не могу… — Она запустила руку в его растрепавшиеся волосы, сходя с ума от вожделения.

— Ш-ш-ш… — прошептал он, обжигая горячим дыханием ее бедра. — Не бойся, милая. Я сделаю так, что тебе будет хорошо.

О Господи. Она хотела ощутить его внутри себя, хотела, чтобы он наполнил ее лоно, удовлетворил ее, двигаясь внутри. Чтобы он сделал ее своей. Никогда прежде она не испытывала подобного вожделения и не хотела, чтобы это закончилось.

— Джеймс, пожалуйста. — Она протянула руку и обхватила его бедра, чтобы подобраться к застежке бриджей. Он снова отодвинулся, но на этот раз ей удалось нащупать его мощный жезл через ткань бриджей. Она обхватила его ладонью и сжала. Глаза Джеймса затуманились, рот приоткрылся… Он шумно втянул воздух.

— Кейт, не надо!

— Это несправедливо, — горячо шептала она около его рта. — Я тоже хочу прикоснуться к тебе.

Он запрокинул голову назад и выглядел так, как будто был в крайней печали или экстазе, а может быть, и то и другое. И Кейт поглаживала его клинок, пока Джеймс не застонал.

— Позволь мне доставить тебе удовольствие, Кейт.

Она снова сжала его жезл, и Джеймс задрожал. Но она и не думала отпускать его, потому что не знала, что еще может сделать, если он не позволит ей снять с него бриджи.

Помоги ей бог, она хотела увидеть, что еще сделает Джеймс, чтобы доставить ей удовольствие.

Его дыхание замедлилось, а рука вновь вернулась в ее лоно. На этот раз его палец вошел в нее и двигался там осторожно и медленно, исследуя и даря удовольствие. Ее голова безвольно перекатывалась из стороны в сторону на подушках софы. Джеймс не спускал глаз с ее лица, его глаза потемнели.

Кейт вцепилась в его плечи.

— Джеймс, пожалуйста…

Он опустил голову ниже, и его язык лизнул ее лепесток, она закатила глаза. Она едва могла выдержать его ласки, ее веки прикрылись, изо рта слетали стоны… Она молила его, просила, заклинала, чувствовала, как его жесткая скула двигается по ее нежной влажности…

— Иди ко мне, Кейт, просто иди ко мне… сейчас… сейчас… — прерывисто шептал он, опаляя горячим дыханием ее бедра.

Его рука снова проникла в развилку ее бедер. Подушечка пальца коснулась тугого лепестка ее плоти, заставляя Кейт замереть.

— О Господи, Джеймс, — шептала она.

— Давай, Кейт, давай… — вторил он ей, подгоняя ее.

Кейт задрожала, прогнулась в спине, сжала бедра и… все ее тело рассыпалось на тысячи сверкающих частичек, взрываясь в экстазе полного завершения. Что бы ни делал Джеймс, где бы и как бы ни прикасался к ней, все было совершенно настолько, что ей оставалось только плакать от полноты ощущений. Она поднималась и опускалась, покачиваясь на волнах наслаждения, сжимая его плечи и шепча его имя.

Прошло несколько минут, прежде чем Кейт вернулась на землю. Джеймс заставил ее почувствовать нечто необыкновенное. Она кусала губы. Джеймс Банкрофт, кажется, был сведущ не только в том, что касалось печатного станка, он был совершенен во всем. Он только что доказал это.

Но по какой-то неизвестной причине слезы текли и текли из ее глаз, и она не могла унять их.

— Джеймс, — всхлипнула она, когда он помог ей одеться и привести себя в порядок.

— Да… Кейт?

— Это было… удивительно.

Он улыбнулся.

— Хотя мне почему-то грустно, — добавила она.