К спальне примыкала просторная ванная комната с застекленной душевой кабинкой, встроенной в пол и облицованной розовым мрамором ванной, по размерам скорее напоминающей небольшой бассейн, раковиной и шкафчиком для лекарств. Из ванной можно было пройти в гардеробную Куиста. Эта комната была больше самой ванной. Здесь стояло бюро современного дизайна, вдоль стен высились бесконечные встроенные выдвижные ящики, за ними виднелось трехстворчатое, как у портного, зеркало в полный рост. Завершали картину шкафы, в которых, по слухам, висело свыше ста пятидесяти костюмов, брюк, пиджаков, вечерней одежды и бог знает чего еще.

Дальше по коридору находилась еще одна небольшая удобная ванная, которая примыкала к другой комнате. Здесь стоял туалетный стол с театральной подсветкой над зеркалом, рядом — шезлонг, а вот кровати не было. В шкафах висели женские платья, и никого не касалось, кому они принадлежат.

Наутро после замечательного выступления Джонни Сандза в «Мэдисон–сквер–Гарден» Куист проснулся внезапно. Возможно, сработало подсознание, подсказавшее ему, что что–то случилось. Телефон на столике около кровати не зазвонил, но на нем мерцала маленькая красная лампочка. Это был звонок из вестибюля здания. Куист осторожно повернулся, чтобы не потревожить девушку, которая спала рядом с ним, и бросил взгляд на электронные часы. Шесть часов утра! Рано, очень рано! Лучи утреннего солнца пробивались в окна.

Куист поднял трубку.

— В чем дело, черт побери? — тихо спросил он.

— Извините, мистер Куист, — раздался голос дежурного в вестибюле. — Я знаю, который час. Но здесь находится мистер Сандз, который говорит, что у него срочное дело.

— Пьяный?

— Нет, сэр.

— Дайте ему трубку.

— Как говорят в мелодраме, дружище, — раздался высокий и нервный голос Джонни, — вопрос жизни и смерти.

— Надеюсь, ты не собираешься выйти отсюда через террасу — все–таки девятнадцатый этаж, — отшутился Куист.

— Я не разыгрываю тебя, дружище, — возразил Джонни.

— Дай мне пять минут, — попросил Куист.

— Я подожду тебя около твоих дверей, — сказал Джонни. — Откроешь, когда будешь готов.

Куист положил трубку и повернулся к спящей девушке. Ее темные волосы разметались по подушке. «Спит как невинный младенец», — подумал Куист. Он склонился над ней и нежно поцеловал ее, сначала в один глаз, потом в другой. Она открыла глаза и потянулась к нему.

— Здесь Джонни, — объявил Куист.

Она приподнялась на локте. Ее загар был красивого золотистого оттенка.

— Господи, неужели мы проспали до одиннадцати?

— Сейчас только шесть часов, — возразил Куист. — У него, кажется, какие–то неприятности.

— Хочешь, я потихоньку отправлюсь к себе?

— Нет. Спускайся к завтраку, когда захочешь. Ложись. Поспи еще.

Он поцеловал ее, выбрался из постели и обнаженным направился в ванную. Несколько минут постоял под колющимися струями душа, вытерся и перешел в гардеробную. Надел чистое нижнее белье, желтовато–коричневые слаксы и розовую спортивную трикотажную рубашку. Засунул ноги в сандалии, провел щеткой по волосам и спустился по спиральной лестнице на первый этаж.

По простоте убранства гостиная Куиста напоминала второй этаж. Стены были буквально завешаны фотографиями известных людей с посвящениями Куисту. Здесь были звезды кино и театральные знаменитости, известные политики, включая президента Соединенных Штатов, магнаты и несколько друзей, которых он любил, но которые совсем не были знаменитостями. Там, к примеру, висел портрет маслом известного художника Гордона Стивенсона, изображавший девушку, которая спала в большой кровати наверху. Обстановка была очень современной и, несмотря на это, удобной. Гости редко видели что–то еще, кроме этой комнаты и террасы. Был еще кабинет, строгий по сравнению с гостиной, и снабженная всеми необходимыми приспособлениями кухня, а также небольшая столовая, которой пользовались редко.

Куист остановился у серебряной шкатулки, стоявшей на передвижном столике, достал очень длинную и очень тонкую сигару, зажег ее серебряной зажигалкой и направился к парадной двери.

Джон Сандз стоял около двери в коридоре, и Куиста поразил его вид. Бьющая через край энергия, которую источал певец раньше, на ночном выступлении, улетучилась. Он как–то съежился и завял. Глаза остекленели. Он жадно затягивался сигаретой, словно она каким–то образом давала ему силы жить дальше. Он сменил свой смокинг на коричневый костюм и желтый свитер с высоким воротником.

— Твое время истекло, дружище, — заявил он, входя в квартиру. Не сказав больше ни слова, он сразу направился в противоположный конец комнаты к бару, выбрал бутылку ирландского виски и налил себе внушительную порцию, которую выпил залпом, как стакан воды.

Куист устроился в удобном кресле, щуря голубые глаза от дыма сигары.

— Не хочешь присесть или будешь мотаться по комнате? — спросил он.

— Почему ты не спрашиваешь меня, что за вопрос жизни или смерти? — поинтересовался Джонни.

— Расскажи об этом, как тебе больше нравится — с самого начала, если это тебя не затруднит, — предложил Куист.

Джонни налил себе еще стакан, но на этот раз осушил его не спеша, продолжая шагать по комнате. Он посмотрел на спиральную лестницу, которая вела на второй этаж.

— Твоя куколка, наверное, наверху, — заметил он. — Это не имеет значения. Ты все равно расскажешь ей обо всем, даже если я попрошу тебя держать все в секрете. Верно?

— Верно, — согласился Куист.

— Почему мне ни разу не попалась такая девушка? — задумчиво произнес Джонни.

— Тебе должно было грандиозно повезти.

— Тебе никогда не приходило в голову жениться на ней, верно?

— Честно говоря, тебя это не касается, Джонни.

— Чистое любопытство, дружище. Моя беда в том, что я слишком часто женился на них, и каждый раз неудачно.

Куист наблюдал за ним. По комнате метался усталый пожилой человек, которого терзали какие–то неприятности.

— Ты сказал, Джонни, — вопрос жизни и смерти.

— Ох, братишка! — Он достал еще одну сигарету, закурил. — Ты читал утренние газеты или слушал радио?

— Нет.

— Вчера вечером случилось нечто гораздо более существенное, чем якобы подложенная в самолет бомба.

— Вот как?

— В мужском туалете в Чикагском аэропорту был застрелен мужчина.

— Брайан Марр что–то говорил об этом.

— Я знал этого парня.

Куист приподнял брови:

— Того, которого убили?

— Да, я знал его. И не сегодня–завтра кому–то в голову может прийти мысль, что у меня, возможно, были причины расправиться с ним.

— А они у тебя были?

— Слава богу, нет, дружище! — Джонни сделал большой глоток из своего стакана. — Я изменил договоренность относительно встречи с тобой вчера вечером, после концерта, потому что получил весточку от приятеля, который должен был повидаться со мной. Мне сообщили об этом в «Гарден». Мне надо бы встретиться с ним, потому что он также знал парня, убитого в Чикаго.

— Итак, ты увиделся с ним.

— Итак, я не увиделся с ним, — возразил Джонни. Он выдохнул из легких длинную струю дыма. — Предполагалось, что он придет ко мне в отель после окончания концерта. Но он так и не появился.

— Передумал?

— Нет. Он не передумал. Просто изменились обстоятельства. Его сбила машина, водитель скрылся с места происшествия. Это произошло в квартале от моего отеля, сегодня около четырех часов утра. Насмерть. Ни малейших признаков жизни.

— Двое за одну ночь…

— Да.

— Что ж, с этой второй смертью тебя нельзя связать, верно?

— Бьюсь об заклад, что можно!

— Каким образом?

— Черт его знает! Но если бы это было не так, они не стали бы его убивать.

— Они? Кто такие «они», Джонни?

— Хотел бы я знать, — ответил Джонни.

Куист стряхнул пепел со своей сигары в медную пепельницу, стоявшую около него. На его губах заиграла легкая улыбка.

— Не хочешь прилечь на кушетку? — спросил он. — Чувствуя себя виновным в двух убийствах, ты ни слова не произнес по поводу того, над чем мог бы поработать психиатр. Позволь доктору Куисту выслушать твои свободные ассоциации, малыш.