— Он выслушивает любого, кто приходит с идеей, как уничтожить Рокки. Но он не стал углубленно вникать в ваши замыслы потому, что у него уже есть план, — и первое представление о нем мы получили благодаря вам.
— Благодаря мне?
— Еще неделю назад если бы с Рокки Маджентой что-то случилось, то по логике вещей его наследником стал бы кронпринц Микки Фланнери. Почему? Потому что он самый крутой среди этих головорезов. Потому что он ирландец. Весь порт поделен на этакие этнические анклавы, мистер Траск. К северу от Сорок второй улицы — ирландцы; Гринвич-Виллидж и ниже — ирландцы и итальянцы; овощные и фруктовые причалы на Ист-Ривер — это итальянцы, пуэрториканцы и негры. На стороне Джерси господствуют главным образом итальянцы и ирландцы, не считая Порт-Ньюарка, где полно высоких светлых испанцев из Бильбао. Рокки начинал в Виллидж и распространил свою власть к северу среди ирландцев. Когда его не станет, ирландцы начнут давить, требуя, чтобы на престол воссел ирландец. Каковой и есть Микки Фланнери. — Гебхардт растер подбородок. — В любом обществе, мистер Траск, борьба за власть — увлекательное зрелище. Рокки знает, что Микки ждет, ждет и ждет. Втайне он, может, и рад, что у Микки поехала крыша — и тот пошел на убийство ваших маленьких племянников. Теперь он может с полным правом отдать приказ убрать Микки, и никто не будет с ним спорить. Действовал он без промедления, и Микки пришлось ради спасения жизни уносить ноги. Вот почему Фланнери и попытался прошлой ночью скрыться на «Кларе». И теперь мы подходим к интересному совпадению, мистер Траск. Вы, конечно, догадываетесь, кто заключает контракты на работу на пирсе С?
— Келлерман?
Гебхардт кивнул:
— Келлерман, который жаждет крови Рокки. Будь вы на месте Келлермана, приветствовали бы вы появление Микки?
Мейсон отрицательно покачал головой:
— Он же человек Рокки. В чем его ценность?
— В том, что он может стать человеком Келлермана. Старый капитан-подводник может спасти шкуру Микки. Он в силах обеспечить ему такое алиби, что мы притронуться к нему не сможем, не имея на руках очень серьезных доказательств, которых, скажем прямо, у нас, скорее всего, не будет. Келлерман станет прятать Микки, пока тот или кто-то из его близких дружков не подложит мину под Мадженту. Тогда Мадженте устроят шикарные похороны, где Микки окажется в числе основных плакальщиков, и успешно придет к власти.
— Чем это поможет Келлерману?
— На руках у него будет нечто вроде письменного признания Микки — допустим, в убийстве Уотерса, — и Фланнери станет плясать под дудку Келлермана.
— Разве у Мадженты не хватит мозгов предвидеть все это?
— Конечно, мозги у него на месте. И шарики крутятся. По сути, наступила решительная схватка между Рокки и Подлодкой. И я позволю себе посоветовать, мистер Траск, — вам не стоит попадать под перекрестный огонь.
— Каким образом Келлерман оказался столь беспечен, что позволил мне услышать у себя в конторе голос Фланнери?
— Могу объяснить только тем, что он допустил редкую для себя оплошность. Келлерман увиделся с вами, лишь чтобы убедиться, можете ли вы предложить ему что-то реальное. Может, вы знаете что-то о Микки, из-за чего весь замысел Подлодки пойдет под откос. Он должен был убедиться. А Микки в это время увлекся и разговорился. Наверно, он пришел в такое возбуждение, говоря о крученых мячах Уитти Форда, что повысил голос, и вы его услышали.
Дверь в кабинет Гебхардта распахнулась, и вошел молодой человек, напоминающий улыбчивого студента колледжа Уотерса. Его представили Мейсону как Эдди Робинсона, одного из сотрудников юридического отдела комиссии. Войдя, он протянул Гебхардту бумаги.
— Это ваши показания, которые вы должны заверить своей подписью, мистер Траск, — сказал Дан. — О том, что вы слышали, как Микки Фланнери говорил с Джедом Нортоном в офисе Келлермана. Эдди проведет вас через парк в здание суда и предъявит вместе с вашими показаниями судье Свенсону. Мы хотим получить ордер для обыска офиса «ККК». Он ничего не даст, но мы не можем выглядеть совершенно беспомощными в глазах этого старого отродья тевтонов. Не так ли?
3
Встреча с судьей Свенсоном носила рутинный характер. Судья спросил Робинсона, для чего им нужен Микки. Вопрос был задан походя.
— Мы подозреваем его в убийстве двух детей миссис Трасковер плюс в убийстве Уотерса, нашего следователя, — столь же небрежно ответил Робинсон, словно сообщал о розыске мелкого воришки, стащившего банку бобов в соусе. — Свидетельств еще нет, но он нам нужен для допроса. И мы хотим заполучить его живым, судья. Рокки уехал рыбачить у побережья Джерси.
Судья мрачно усмехнулся:
— Принеси мне клок волос Микки, когда вы его поймаете. Если его будут судить за убийство детей, я хочу сидеть на судейском месте. Примите мои соболезнования, мистер Траск.
Когда они снова оказались в парке Сити-Холла, там сидели на скамейках неопределенные личности, изучавшие объявления в утренних газетах или кормившие голубей крошками из мятых бумажных пакетов. Кругом был обыкновенный мир, который каждый день представал перед глазами тысяч и тысяч людей, — мир, где не существовало убийц детей, где никто не вцеплялся друг другу в глотку и где человеческие жизни не являлись простыми пешками.
Мейсон вместе с Робинсоном, взяв такси, поехали к зданию на Баттери-Плейс, в котором размещалась империя Подлодки Келлермана.
— Он — хитрый старый жулик, этот Подлодка, — сказал Робинсон. — Похоже, он решил играть до конца, чтобы раз и навсегда прекратить эти игры. Если он выиграет, то, значит, покончит с Рокки. Если проиграет, конец придет Подлодке. Он должен хладнокровно рассчитать все свои ходы.
Мейсон покачал головой:
— Половина времени у портовых преступников отдана простому и откровенному насилию. Его жертвой мы и стали — моя семья, имею я в виду. Весь ужас в том, что их человек может совершить убийство и остаться неприкосновенным. И тут же, в следующую секунду, замыслы преступников становятся так сложны, что я не могу уследить за ними. А вы видите их, но говорите о них словно зритель шахматного матча! И в следующем месяце бухгалтеры поймают кого-нибудь, кто сорвал куш на двухдолларовой лошадке, но не заплатил с выигрыша подоходный налог!
Робинсон бросил на него быстрый сочувственный взгляд:
— Если мы позволим себе каждый день сгорать на работе — а нам каждый день приходится сталкиваться с такой возможностью, мистер Траск, — то у нас не останется сил для настоящего боя, когда наступит его время.
— Для следующей бухгалтерской проверки! — с горечью сказал Мейсон.
Такси остановилась перед светофором одной из узких поперечных улочек даунтауна Нью-Йорка.
— Комиссия — всего лишь часть полицейских сил города, мистер Траск. Сомневаюсь, чтобы вам было все известно о нас.
— До вчерашнего дня я вообще ничего не слышал о комиссии!
Робинсон кивнул:
— Нам от роду всего шесть лет, мистер Траск. Организована комиссия законодательными собраниями Нью-Йорка и Нью-Джерси в пятьдесят третьем году. Да, наша задача — чистить порт. С помощью полиции, окружной прокуратуры, береговой охраны, Казначейства, руководства порта, Ассоциации капитанов Нью-Йорка, Морской комиссии. Но чистка порта не имеет ничего общего с метлой! Профсоюз контролируется такими уголовниками, как Маджента. Капитаны давно сдались на милость профсоюза. Сдалась и вся масса рядовых докеров. Мы держим порт под полицейским контролем, но, прежде чем требовать от полиции эффективной работы, мы должны обучить ее. Фонды нашей заработной платы пополняются за счет капитанов — чуть больше двух процентов от их доходов и достигают двух миллионов долларов в год. Но хотя они платят, капитаны не желают наведения порядка. Они открыто дают взятки профсоюзу, но время от времени все же стучатся к нам в заднюю дверь и просят о помощи. В сущности, борьба идет за контроль над рабочей силой. Капитаны сдались профсоюзу, среди руководства которого — сплошные гангстеры. Рядовая масса молчит в тряпочку, чтобы не потерять работу. И часть наших обязанностей заключается в том, чтобы обучить их и внушить им — мы здесь для того, чтобы защищать их права. Вы ввязались в самую гущу силовой борьбы, мистер Траск. Два колоса порта сошлись лоб в лоб. Я не могу не думать о том, во что это уже вам обошлось, мистер Траск, и у меня возникают мучительные спазмы в желудке. Но в то же время я испытываю что-то вроде радости, ибо знаю, что преступники слабеют в междоусобной борьбе и у нас появляется хороший шанс уверенно ступить ногой хоть на этот участок их владений.