Яблоня стояла в глубине двора, ее раскидистые густолистые ветви нависали над гаражом и лужайкой. Сучковатый ствол, толстый, с грубой корой, сочился янтарным соком. Было слышно, как вороны бормочут, скребут когтями, беспокойно ворочаясь на верхних ветках.

Он ожидал, что птицы к этому времени уже разлетятся. Но, может, старая яблоня, возвышающаяся над всей округой, их обычное место сбора, потому они не торопятся ее покидать. А может, есть и другая причина. Щурясь на ярком свету, он стал вглядываться в густую зеленую листву.

Затем обернулся на дом. За ним не наблюдали. Самая подходящая ветка располагалась почти на высоте человеческого роста. Уиллоус скинул куртку и повесил на забор. Башмаки не слишком подходили для лазанья по деревьям. Надо двигаться осторожно, а то костей не соберешь.

Он ухватился за ветку обеими руками, согнул колени, раскачался и подтянулся, перекинул ногу и отчаянно уцепился за другую ветку, повыше. Над ним раздался тревожный вопль. Невидимые крылья забились, заколыхали воздух. Сверху осыпалось несколько листьев и веточек. Уиллоус увидел, как стая стремительно удаляется к югу, наконец она исчезла из поля зрения, и он остался на дереве один.

Почти один.

Он карабкался вверх, пока не оказался на высоте примерно двадцати футов над землей. Было видно, как поблескивает значок на кармане куртки – он забыл отколоть его.

Джоуи Нго взобрался выше, но ненамного. Веревка несколько раз обертывалась вокруг его талии, свободный конец свисал. Словно он собрался вешаться, но передумал.

Он выстрелил себе в грудь. Крови почти не было, значит, умер он очень быстро. Судя по выходному отверстию, пуля, вероятнее всего, прошла через сердце.

Джоуи был красивый мальчик и не хотел портить лицо. У ворон, конечно, имелись свои соображения.

Левая рука Джоуи свисала вдоль левого бока. Правая лежала на коленях и все еще сжимала пистолет – полуавтоматический кольт 45–го калибра. Курок был взведен.

В непосредственной близости от раны рубашка была заляпана ошметками темно–коричневой мякоти. Уиллоус осторожно переместился, чтобы взглянуть на тело с другой стороны. Он почти не сомневался, что на левой руке Джоуи должна быть рана. К ладони прилипли куски высохшей мякоти.

Батат.

Уиллоус увидел достаточно – более чем достаточно. Он спустился вниз, спрыгнул на землю. Снял с забора куртку, спрятал значок в бумажник. Стреляная гильза 45–го калибра лежала на клумбе с колокольчиками у гаража.

Уиллоус надел куртку и пролез в обратном направлении сквозь дыру в заборе. Паркер смотрела из машины, как он переходил улицу.

– Он был на дереве, да?

Уиллоус кивнул. Она взяла рацию. Скоро вокруг яблони будет полным–полно народу: лаборанты, фотограф и медэксперт, полицейские, «упыриный патруль». Пока в округе было тихо, но скоро покою придет конец.

– Как он это сделал?

– Застрелился. – Полицейская выучка предостерегала его от поспешных выводов, от допущений, даже самых мелких. Но на этот раз чутье подсказывало: все ясно. Джоуи Нго влюбился в подружку брата, Эмили, попытался напугать или даже убить Черри за то, что тот бил ее, но совершил чудовищную ошибку. Тогда он купил батат вместо глушителя и застрелил брата. А теперь убил себя. Вполне справедливо.

Только, если вдуматься, ничего не сходилось. Картошку украл старший, а не младший – миссис Минотти опознала его. Возможно, Черри собирался прибегнуть к этому средству сам, когда узнал, кто убил Эмили; не то чтобы он любил ее – просто опасался, что выстрелы предназначались ему. Он пригрозил пистолетом Джоуи, хотел припугнуть. Может, даже спросил его напрямик. Завязалась борьба… Уиллоус бросил гадать. Ему никогда не узнать, что произошло. Вот и все.

Паркер выбралась из машины, заперла дверь, подошла к багажнику. Первым делом следовало огородить место преступления.

Уиллоус сказал:

– Я сделаю, – и взял бобину ярко–желтой пластиковой ленты «прохода нет – работает полиция». Как долго она провисит, зависит от того, насколько отчаянные в округе дети. Впрочем, не всегда виноваты дети. Уиллоус видел, как загородку разбирали взрослые. Он понятия не имел, как она может пригодиться в хозяйстве.

Паркер захлопнула багажник. Уиллоус сказал:

– Будь добра, разбуди тех, кто живет в этом доме. Не хочу, чтобы они выглянули из окошка, не зная, что могут увидеть.

– А ты натянешь ленты?

Уиллоус кивнул.

Паркер сказала:

– Давай наоборот: я натяну ленту, а тебе достанется удовольствие сообщить хорошие новости. На вашей яблоне труп, но не волнуйтесь. Мы его уберем, как только вытопчем ваш сад.

Уиллоус направился через дорогу, бросив через плечо:

– Все место преступления уже испещрено моими следами. Твоих там нет.

– Ну, раз ты так любезен. – Паркер свернула в сторону дома.

Уиллоус как раз натягивал последний отрезок, когда задняя дверь дома отворилась и на крыльцо вышла Паркер с дымящейся кружкой. Кофе. Он чувствовал аромат.

Паркер подняла кружку в ироническом приветствии. За ней появилась хозяйка в цветастой сине–зеленой блузке и линялом джинсовом комбинезоне. Огромных размеров пожилая дама с буйной массой седых волос и яркими глазами. Она что–то сказала Паркер и помахала Уиллоусу. Он помахал в ответ. Паркер спустилась во двор, женщина не отставала.

– Джек, это миссис Элоиза Симпсон.

Уиллоус поздоровался, переложив бобину в левую руку. Ладонь у Элоизы Симпсон была мозолистая, рукопожатие твердое. Она улыбнулась Уиллоусу, продемонстрировав самые замечательные зубы, какие только можно купить за деньги, и сказала:

– Клер говорит, у вас чудесный сад, но вы его забросили. По–моему, это очень печально. Природе нельзя доверять. За ней нужен глаз да глаз, не то она совсем от рук отобьется, как ребенок без присмотра.

Паркер сказала:

– Миссис Симпсон видела, как Джоуи влезал на дерево.

– Называйте меня Элоиза, пожалуйста.

Уиллоус спросил:

– Когда вы его видели, Элоиза?

– Часов в девять, как раз начинало темнеть.

– В девять вчера вечером?

– Да, конечно.

– Вы ему что–нибудь сказали?

– Чего ради? Зачем суетиться? Если их не склюют птицы, все равно ребятишки растащат. Я всегда так считала и дальше намереваюсь.

Уиллоус встретился глазами с Паркер. Она бросила на него взгляд, который ему и за миллион лет не расшифровать, и укрылась за кружкой.

Уиллоус спросил:

– Вы думали, Джоуи полез на дерево яблоки воровать?

– А зачем еще?

– Моя напарница вам не сказала?

– Я решила предоставить это тебе, Джек.

Уиллоус ощутил вспышку гнева, возмущения. Они уже давно в паре, но всякий раз, когда ему казалось, что он начинает понимать, как работает ее мозг… Приступ гнева прошел. Да, они давно вместе. Может, для Паркер слишком давно. Их профессия изнашивает людей, истощает физически и эмоционально. Некоторые полицейские, защищаясь, наращивают непробиваемый толстый панцирь. Вероятно, это так или иначе неизбежно. Работа вгрызается в вашу душу, вы отращиваете келоидную ткань. Каждый полицейский знает это, и каждый полицейский – по крайней мере каждый хороший полицейский – втайне задумывается, насколько профессия изменила его, чего он лишился. Там, на яблоне, когда нежный утренний ветер навевал детские воспоминания о других деревьях, сработал защитный механизм – Уиллоус сосредоточился на частностях вместо целого – тела, которое когда–то было человеком по имени Джоуи Нго. Это было рефлекторное действие. Ему всегда удавалось справляться. Но порой с трудом.

Говорят, глаза – окна души.

Поди объясни это воронам.

Уиллоус мягко взял Элоизу Симпсон под руку:

– У вас есть еще кофе?

– Конечно. Выпьете чашечку?

– С удовольствием, – сказал Уиллоус, уводя ее в дом.

Она была невысокого роста, но очень статная. Уиллоус никогда не видел таких лучистых голубых глаз. Он раскрыл перед ней дверь. Она тепло ему улыбнулась, и вопреки обстоятельствам он был пленен. Дом Элоизы Симпсон был коричневый с зеленым. Его следовало бы сложить из имбирных коврижек, утыканных цукатами всех цветов радуги и покрытых глазурью, белой, как ее волосы.