– У альфонса с ржавым ножом дурацкий вид, да?

– Близко, но не совсем.

– Ты его заколол.

– Ну. И потом я выучил, какое мое новое имя, и сколько мне лет, и где я родился, и все такие вещи из моей новой жизни.

Ньют сказал:

– Тяжелое дело, да?

– И пустое. На границе они меня хватают и говорят, что я убийца. Сказали, я больше похож на Санта–Клауса, чем на того придурка.

– А ты что сказал?

– Говорю, я купил этот паспорт у одного малого на улице, не знаю кто. Вот.

– Они тебя отпустили?

– Ни фига. Отправили обратно. Мексикашки держали в вонючей тюряге шесть месяцев, я потерял дело, все мои надежды и мечты. Этот пуэрториканец не приходит, и им надо меня отпускать. Но сначала они меня избили, по–зверски. И потому я решил, что я должен делать. Эмигрировать в Америку.

– И вот он ты, целый и невредимый. Богатый и здоровый.

– Долго было, но все–таки получилось.

– Можешь гордиться собой. Знаешь что, Рикки?

– Что?

– Эту страну основали люди вроде тебя.

– Парни в бегах?

Ньют покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть не расплескал – но все–таки не расплескал – свое шампанское.

– Нет, – сказал он. – Я говорю о дальновидных людях. Мужественных, дерзких людях, которые готовы были отчаянно рисковать, чтобы построить для себя новую, лучшую жизнь.

– Класс.

– Хочешь шампанского?

– Ага, да. – Но Рикки уже забыл о шампанском, поглощенный новым паспортом, крошечной чудесной книжицей, с которой он мог свободно грабить и убивать по всему миру, почти.

Ньют прищурился сквозь бокал на затылок шофера, который удивительно напоминал шар для кеглей чуть меньше обычного размера, покрытый жесткой курчавой черной оболочкой.

Он схватил переговорное устройство и спросил:

– Водила, кто тебя стрижет?

– Жена.

– Ты женат, такой хмырь?

– Три года, почти.

– Дети есть?

– Пока нет.

– Умная женщина, – сказал Ньют и откинулся на сиденье, наслаждаясь жизнью.

Ким Бесинджер оказалась все–таки не Ким Бесинджер, а одной из стюардесс на рейсе в Ванкувер. Ньют нарочно прошелся от салона первого класса в самый хвост, чтобы познакомиться и произвести впечатление. И получил от ворот поворот.

– В чем дело, – сказал он Рикки, усаживаясь на место, – у меня что, бородавка на носу?

Рикки ответил:

– Может, у нее уже очередь.

– Да? – сказал Ньют, подозрительно оглядывая мальчика–с–пальчик в соседнем кресле.

Они приземлились в Ванкуверском международном аэропорту в десять минут шестого. Рикки собрался было перевести часы, но Ньют объяснил, что временной пояс не изменился. Рикки не поверил и стал спрашивать у Ким Бесинджер, только называл ее Джессика.

Однако последним смеялся Ньют – когда смотрел, как Рикки вытаскивал из сумки толстые шерстяные рукавицы, длинную парку, вязаную шапку и непромокаемые резиновые сапоги, такие высокие, что вполне могли сойти за охотничьи.

Ньют спросил:

– Где ты это взял? – Он напялил шапку. Безразмерная. Натянул кусачую штуковину на лицо до самого кончика носа. – Собираешься банк ограбить?

– Пятьдесят зеленых. Последняя, которая у них осталась.

– Это единственная, которая у них была, болван.

Шапку украшал орнамент с зимними мотивами: елки и снежинки. Рикки неловко натянул на себя парку и тут же утонул в поту. Ньют протянул ему шапку, Рикки надел и ее.

Кто–то в толпе, собравшейся сзади, тихо хихикнул. Рикки сбросил башмак и взялся за резиновый сапог.

Ньют сказал:

– Это почти чудо, но если ты выглянешь наружу, то убедишься, что дождя нет. Ты увидишь также людей, которые ходят налегке. Наверное, был циклон, Рикки. Считай, нам повезло.

Рикки нагнулся и, выглянув, в иллюминатор, зажмурился от яркого солнца. Пот, ручьями стекавший по лицу, мешал смотреть. Он вытер лицо подголовной подушечкой. Такое случалось нечасто, но на этот раз Ньют был прав.

Похоже, что сапоги ему все–таки не понадобятся.

Артур и Бетти Чен жили в кооперативе «Фоле–Крик» с видом на залив, два моста, центр города и фрагменты гор.

Квартира занимала все три этажа здания. Вход был через северную веранду второго этажа. Стеклянные раздвижные двери вели прямо в гостиную. Миссис Чен сидела на диване и читала телевизионную программу. По экрану цветного телевизора у дальней стены расплескались пастельные краски.

– «Санта–Барбара», – сказала Паркер.

– Не верю.

– Не веришь чему? – Паркер продолжала вглядываться сквозь стекло.

– Что ты смотришь мыльные оперы, – сказал Уиллоус. Он, похоже, был удивлен, даже обескуражен.

– Почему бы и нет?

– Да просто я не думал, что ты из тех…

Паркер предупреждающе вытянула руку, пока он не зашел слишком далеко.

– Осторожно, Джек.

Уиллоус сказал:

– Что ты делаешь, записываешь их на видео, чтобы смотреть, когда вернешься с работы?

– Каких еще их? Я смотрю «Санта–Барбару» и «Указующий свет». Две программы, и обе в одно время, так что, если только у меня нет выходного посреди недели, приходится выбирать между ними. Это нелегко, поверь мне.

Уиллоус сказал:

– Думаешь, что знаешь кого–то, а потом оказывается, что она наркоманка .

– Ну, – сказала Паркер, – для того, кто в роскошный летний день готов три или четыре часа проторчать у телевизора ради записанного на пленку бейсбольного матча, ты делаешь несколько поспешные выводы.

– Обвинение доказано, – сказал Уиллоус и постучал по стеклу своим значком.

Бетти Чен схватилась за сердце. Газета полетела на пол.

Уиллоус ободряюще улыбнулся, прижал бляху к стеклу, чтобы ей было лучше видно. Подергал дверь. Заперто. Миссис Чен довольно долго смотрела на детективов, затем встала, медленно подошла к телевизору и выключила его.

– Потеряла дистанционное управление, – сказал Уиллоус.

– И дочь.

– Да, и дочь.

Миссис Чен обернулась к ним, прошла через комнату, отперла и раздвинула дверь.

Уиллоус и Паркер вошли. Паркер представилась, а Уиллоус тем временем закрыл дверь. Строители и архитекторы обожают раздвижные двери, потому что они дешево стоят, просто монтируются и занимают гораздо меньше места, чем обычные. Полицейские, напротив, терпеть их не могут, потому что это мечта взломщика: достаточно лишь слегка приподнять их и вынуть из борозды. А стандартные замки неизменно лидируют по непрочности.

Уиллоус поразмыслил, не стоит ли посоветовать миссис Чен купить новый засов. Но решил воздержаться. Совет был бесплатный, зато остальное стоило денег. По его опыту, люди не желали тратить на безопасность ни гроша вплоть до того утра, когда, выбравшись из–под одеяла, обнаруживали, что пропало столовое серебро, а вместе с ним все представляющее хоть какой–то интерес для торговцев краденым и влезающее в багажник автомобиля.

На стене висели ходики – черный кот в белых перчатках указывал лапами часы и минуты. Миссис Чен взглянула на них, затем на свои наручные.

– Извините, я не думала, что уже так поздно.

Уиллоус сказал:

– Мы немножко раньше времени. Пробок оказалось меньше, чем мы ожидали.

– Большое спасибо, что согласились с нами поговорить, – сказала Паркер. – Я знаю, что это непросто.

Диван и кресло были обтянуты темно–голубым велюром. В углу стояло одинокое резное кресло–качалка.

– Садитесь, пожалуйста.

Паркер и миссис Чен пристроились на противоположных концах дивана. Уиллоус подошел к креслу, но не сел. На стене криво висела семейная фотография. Эмили Чен и оба родителя по бокам. Нарядились ради такого случая. Миссис Чен улыбалась. Ее муж был очень серьезен.

За спиной Уиллоуса миссис Чен сказала:

– Эмили была замечательная девочка.

Паркер отозвалась:

– Да, не сомневаюсь.

– Я говорила ей, чтобы она не связывалась с этим парнем. Он не поступал на работу, отказывался работать.

– Черри Нго?

Миссис Чен кивнула.