— Все дело в том, Владимир, что рано или поздно мы должны будем расстаться, — задумчиво отметил Даниэль.

— Но мы вдвоем так или иначе когда-нибудь встретимся, — иронично усмехается Владимир.

— Где? — Даниэль смотрит на него, не понимая, о чем речь.

— В Сибири…, — звучит ответ.

Оба молчат, напряженно мыслят, выдыхая табачный дым.

— А может, нам простят, а? — неожиданно спрашивает Владимир и смотрит на Даниэля. — Может, нам поверят и простят? — У Владимира слезы в глазах.

— Хочешь вернуться домой? — спрашивает Даниэль.

— А кто бы не хотел? — Владимир отворачивается, украдкой вытирает слезы. — Даже собаки не хотят быть бездомными…

финальная сцена также должна была подчеркнуть общность их судеб, которая окончательно стерла память о давней неприязни. Друзья решают вернуться в свои дома (вместе с Вахтангом), а помочь им в этом старается Жерар. Чтобы не быть арестованными при возвращении, они угонят с американской базы бомбардировщик (такой, какого еще нет у русских) и приземляться на нем в Варшаве или Берлине, а потом отдадут его в руки советских властей. За такой подвиг, уверены они, их не накажут за те грехи, которых они не совершали.

Во время угона самолета погибают Жерар и Вахтанг, а Даниэль и Владимир улетают в созданные в мечтах дома. Вместе. Вдвоем. Уже как друзья.

Сценарий «Венских каникул» был создан в январе 1979 года (вторая редакция — уже после смерти Высоцкого), и почти до последних дней своей жизни Владимир Высоцкий верил, что ему удастся снять по нему фильм. Увы, все российские режиссеры в ответ на предложения Высоцкого и Володарского бессильно разводили руками: «Сценарий великолепный, но, сами понимаете, он абсолютно непробиваем! Нам не разрешат!».

Конечно, трудно себе представить, что в 1979 году на советские экраны выйдет фильм, в котором один из героев говорит об оккупации Польши войсками Красной Армии, о стоящих на берегу Вислы советских танках, ожидающих капитуляции Варшавского восстания. Высоцкий думал, что фильм удастся снять на Западе. Действия в этом направлении предпринимал в США Михаил Барышников. Когда Марина Влади перевела сценарий Жерару Депардье, тот был краток: «Готов сыграть в этом фильме даже бесплатно. Без гонорара». Увы, вовремя не нашли студию, а позднее преждевременная смерть Высоцкого вернула его друзей к другим заботам. Вместе с тем роль Владимира Высоцкий создал с мыслью о себе, поэтому считалось потом, что доверить ее другому актеру было бы оскорблением памяти о нем. Поэтому все — включая соавтора сценария — согласились, что никто не в состоянии заменить Высоцкого в этой роли.

Но остался сценарий. Осталась красивая и трогательная история польско-русских предубеждений и уз дружбы, история четырех друзей, брошенных в водоворот происходящих перемен в послевоенной Европе.

Если говорить о затронутой теме советской реакции на начало Варшавского восстания, то именно Высоцкий впервые высказался в своем творчестве по этому поводу еще в 1973 году. В стихотворении «Дороги… дороги» из цикла «Дорожный дневник» поэт писал:

С личностью Владимира Высоцкого связаны многочисленные феномены и явления, не имеющие аналогов не только в России, но и в других странах. Одним из таких феноменов было рождение высоцковедения. Эта область науки совсем недавно заняла надлежащее ей место в аудиториях университетов и институтов, на научных конференциях и симпозиумах. С ее популярностью может сравниться лишь пушкиноведение.

В противоположность последнему высоцко-ведение не рождалось в тишине лекционных залов, кабинетах министров культуры и образования или в просторных школьных классах. Всякого рода «официальные деятели», наоборот, делали все, что могли, чтобы не допустить появления этой науки. Следует признать, что цензоры имели в этом направлении накопленный в течение десятилетий опыт. Разве не благодаря им в списки запрещенной литературы попали стихи Гумилева и Мандельштама, а замечательный поэт Павел Васильев остался мало кому известным, несмотря на свой огромный талант.

Высоцкий был единственным поэтом, которому отсутствие официального признания не помешало попасть на страницы аналитических, критических, текстологических и библиографических работ. Разница между ним и обласканными властями литераторами заключалась в том, что труды, посвященные ему, создавали люди, не имеющие ничего общего ни с литературной, ни с музейной, ни с научной деятельностью. Это были врачи, инженеры, солдаты, шахтеры, шоферы, моряки, столяры и грузчики… Тысячи людей, заполнившие огромный пробел в российском литературоведении, театроведении и музыковедении. Естественно, их работы были иногда наивны и просты, естественно, им не хватало профессионализма. Естественно, для воплощения этой захватывающей идеи у них не хватало сил, умения и возможностей. Но сам их спонтанный порыв, сам энтузиазм, с которым они прославляли предпринятую ими же самими деятельность, заслуживает слов высшей похвалы. Это именно благодаря им в конце восьмидесятых, когда высоцковедение шагнуло на-конец-то в просторные университетские аудитории и музеи, профессионалы смогли начать свои исследования не с нуля. Их ждали готовые библиографии, рецензии, каталоги, дискографии, фильмографии, социологические исследования и даже философские трактаты. Сегодня высоцковедение переживает настоящий расцвет. Как написал в одной из своих публикаций ученый высоцковед Марк Цыбульский из Канады, изучением жизни и творчества Владимира Высоцкого, комплектацией материалов на эту тему занимаются в настоящее время несколько тысяч человек во всем мире. Некоторые из них имеют тридцатилетний стаж в этом деле, например Владимир Тучин — научный сотрудник музея B.C. Высоцкого в Москве, автор очень оригинальной теории о роли, которую играет поэт в истории русской литературы. Он утверждает следующее: «Если поэтов разделить по своеобразным категориям, то тогда следовало их поделить на поэтов (настоящих, выделяющихся из посредственности), выдающихся поэтов и гениев. Поэтов в течение многих веков, на протяжении всей истории России было много — несколько десятков, а может, даже сотен десятков. Выдающихся было больше десяти — Пастернак, Цветаева, Гумилев, Мандельштам, Фет, Тютчев и еще несколько имен. Великих поэтов только два — Лермонтов и Есенин. Гений — пока не родился Высоцкий — был только один — Пушкин. Сейчас их два».