В 1967 году (уже после знакомства с Мариной Влади) Высоцкий писал в письме к Людмиле: «Целую тебя и люблю, хоть и знаю, что с моей стороны это большая наглость».

Наркотики… О том, что Высоцкий оказался в этой жуткой зависимости, первой написала Марина Влади. Коротко, тактично и тонко. Открыла правду, которую семья Высоцкого боялась обнародовать.

В июле 1980 года, после смерти поэта, его близкие решили, что никогда не расскажут о том, что он употреблял наркотики. Но и без их помощи этот факт стал достоянием публики. И не только благодаря Марине. Высказались также врачи. Несколько лет они переживали жуткое душевное раздвоение. А многие из них, вместо того чтобы лечить Высоцкого, доставали ему наркотики. Некоторые пробовали поднять его из бездны наркотической зависимости, но вынуждены были капитулировать и вернуться к роли снабженцев. Не помогали и уговоры — на это у него были свои проверенные способы. Не зря ведь он был выдающимся актером.

Парадоксально, но впервые Высоцкий попробовал наркотики только благодаря Марине Влади. Она признает это сама на страницах книги о Высоцком, когда пишет о том, что легко выбрать жизнь, если смерть не кажется спасением, легко отказаться от вредных привычек, когда не являешься гениальным поэтом, которому власти со всех сторон стараются испортить жизнь. Но на фоне этих признаний вдова поэта не делает для себя никаких выводов о том, что подсовывание ему марихуаны было, мягко говоря, не самой удачной идеей. Той самой марихуаны, которую Высоцкий курил однажды на Западе вместе с Мариной. Это тем более удивительно, что Марина заявляет о своем безусловном отвращении к наркотикам. Ее старший сын Игорь тоже был наркоманом (к счастью, ему удалось вылечиться). Эдуард Володарский убежден, что Марина сама покуривала марихуану.

Интересно, что степень участия Марины в появлении у поэта зависимости от наркотиков подтверждают и другие его близкие. Людмила Абрамова утверждает, что в 1976 году между нею и матерью поэта Ниной Максимовной Высоцкой произошел такой разговор:

— Как Володя?

— Хорошо, Люся, хорошо.

— Не болеет? Не пьет?

— Нет. С этим у него нет проблем. И вообще, он хорошо себя чувствует. Научился сам себе делать уколы. Марина привозит ему их из Франции.

— Какие уколы?!

— Амфитамины.

Именно так тогда сказала Нина Максимовна Высоцкая: «амфитамины». Используя множественное число, будучи совсем не осведомленной о специфике этих средств.

Оксана Ярмольник утверждает: «Нина Максимовна была очень далека от этих вещей! Сказала «амфитамины», так как долгое время считала, что то, чем пользуется Володя, означает то же самое, что и витамины».

Однако в этих воспоминаниях есть одна неточность. Амфитамин не употребляется в виде уколов. Впрочем, взвесив полное незнание темы со стороны Нины Максимовны Высоцкой, трудно представить себе, что слово «амфитамины» было игрой ее фантазии. Наверняка она услышала это от сына. Нельзя исключить и того, что он говорил о двух разных вещах, которые в сознании его матери слились в одно целое. Отсюда ее понимание «уколы амфитамина». Ничем, однако, нельзя изменить тот факт, что Нина Максимовна упомянула Марину Влади как человека, поставляющего наркотики ее сыну.

С другой стороны, Марина узнала о наркотической зависимости Высоцкого только за четыре месяца до его смерти. Могла, конечно, вначале и не ожидать, к каким последствиям приведет употребление поэтом веществ, провоцирующих зависимость от их употребления. Вероятно, она была убеждена в том, что покуривание марихуаны — это только игра, а «уколы» способствуют функциям, регулирующим и стимулирующим, что при изматывающей работе Высоцкого и сумасшедшем образе его жизни могло показаться ей почти необходимым. Однако из-за необузданного темперамента поэт бьл не в состоянии выбрать умеренную дозу. Он просто не мог жить, не употребляя наркотики.

Когда Высоцкий не мог обойтись без одурманивающих средств, их добывали для него друзья, а потом и знакомые врачи. На их жаргоне это называлось «привезти Высоцкому лекарство», так как в большинстве случаев препараты, им употребляемые, применялись исключительно в медицинских учреждениях, но в нормальных дозах и при выполнении строго оговоренных условий именно как лекарства. Но не для Высоцкого. Для него они стали наркотиками. Он забывал текст роли на сцене, чего раньше с ним не случалось. Опаздывал на свой выход, ожидая за кулисами, когда друзья привезут ему очередную дозу. Актер Таганки Феликс Антипов вспоминает: «В сцене с могильщиками в «Гамлете» я играл с Рамзесом Джабраиловым. Мы должны были говорить о том, о сем, а потом должен был появиться Гамлет, или Володя, и еще Лёня Филатов. Так вот, разговариваем с Рамзесом и ждем Володю. А его почему-то подозрительно долго нет. И Лёни нет. Понятно, если Володя задерживается, то и Лёне незачем выходить одному. Ждем дальше с Рамзесом, разговариваем; как будто могильщики, — о водке, сколько стоит, где ее раздобыть. Рамзес пошел за кулисы узнать, что там с Володей, а для публики — за бутылкой. Зрители еще ничего не заподозрили, а у меня уже мурашки побежали по спине. Долго ли могут герои третьего плана забавлять публику? Рамзес возвращается, делает мне знак, что Володя пропал и Филатов вместе с ним. Я стараюсь не показывать вида, но меня тут же начинает охватывать паника. Мы дальше тянем с Рамзесом наш пустой разговор, но потом он еще раз бежит за кулисы — как бы снова за бутылкой. Возвращается. И снова ничего. Ужас! Уже два раза он ходил за водкой, но на третий раз ведь весь этот номер не пройдет. И тут неожиданно, совершенно с другого места сцены, появляются Высоцкий и Филатов. И вместо того чтобы сразу начать произносить свои слова роли (прошло ведь пять минут— в театре это целая вечность!), медленно, не спеша, как будто на них не смотрел целый зал, идут на то место, с которого должны были выйти. Выходят. И только тогда начинают говорить текст. Это было потрясающе! Настоящий кошмар!».

Высоцкий забывал тексты и на своих концертах. Он всегда славился феноменальной памятью, а тут неожиданно путает очередность куплетов, пропускает целые фрагменты текста. Ему подсказывает слова весь зал (многие знают его песни наизусть). Это становится началом проблем. Случалось ему, к примеру, пропеть какую-то песню, окончить, объявить следующую, а потом… с самого начала спеть опять ту же, которую только что спел. После второго куплета он прерывает себя: «А, нет… это я вам пел». И вовсе это не означало, что подводила память. Его организм требовал очередную дозу наркотика: реакция становилась подавленной, замедленной, и он думал исключительно о том, когда ему ее доставят.

Сегодня, слушая записи последних лет жизни Высоцкого, трудно отделаться от мысли, как дорого стоило ему доведенное до совершенства умение исполнять песни. А ведь в последние годы жизни поэта были исключительно удачные гастроли по США и киносъемка сольного концерта, и два фильма, один из которых пятисерийный. Но ни один из зрителей, ни один из слушателей не мог подумать тогда о том, что жизнь Высоцкого буквально висит на волоске. Знали об этом только его друзья. Знали, потому что сами доставали ему наркотики.

Валерий Янклович — тогда администратор Таганки — признается: «Купить билет на наши спектакли — это было что-то, граничащее с чудом. Такой был интерес к Таганке, к Высоцкому. Володя знал о том, что билеты покупают разные люди, в том числе и врачи. Стал давить на меня, чтобы я попросил у них лекарства. Я видел, как он мучается, когда их не было. Что-то нужно было делать. Я просил у врачей разные средства. Володя советовал: «Скажи, что дядюшка болеет. Ну, знаешь…». Я говорил им даже больше… Врачи, правда, как-то странно на меня смотрели, но давали».

Позднее у Высоцкого появились свои, дружески расположенные к нему врачи, которые снабжали его наркотиками. Они знали, что это разрушает его жизнь, но не могли отказать. Конечно, время от времени они протестовали, но у него на этот счет были свои надежные подходы. Он входил, а точнее влетал, как метеор, в кабинет медика, закрывал дверь изнутри, ключ прятал в карман и твердил, что не выйдет, пока не получит укол. Он также мог запросто остановить «скорую» и, покачиваясь на ногах (конечно, специально притворяясь), удачно «разыграть» приступ печеночной колики так, что врач тут же делал укол.