— Братья! Заставим молчать вражеские пушки!

— Заставим молчать! — пронеслось по рядам кавалерии.

Гёргей обнажил саблю. Янош поднял свою. То же сделал и весь эскадрон.

— Вперёд! — скомандовал Гёргей.

Янош пришпорил лошадь. Гусары в бешеном галопе устремились за капралом. Пригнувшись, люди словно слились с лошадьми.

Янош как будто преобразился. Ещё совсем недавно ему пришлось проявить смелость и изобретательность, чтобы вырваться из когтей Фении, и это облегчило участь Верхнедунайской армии. Но тогда он спасал и свою жизнь. Не то было сейчас. Он вёл в бой целый эскадрон. В смертельный бой! Тут недостаточно просто мужества — нужна полная готовность пожертвовать собой во имя счастья отчизны.

— Вперёд!..

Сверкают сабли, палят ружья, гремят орудия. Сверху, сбоку несутся ободряющие крики. Они сливаются со стонами раненых, стуком копыт, бряцанием и лязгом оружия… Пренебрегая шквальным огнём вражеской картечи, воодушевлённые своим капралом, гусары сминают вражескую кавалерию и лавиной несутся на неприятельские батареи.

Янош мчится впереди эскадрона; повинуясь внутреннему чутью, он находит вернейший путь к цели: чуть-чуть влево, в самую гущу скачущих навстречу вражеских улан, — и картечь ложится правее линии гусар!

Венгры неистово схватываются с австрийцами, обращают их в бегство. У пушек не остаётся орудийной прислуги, одни погибли, другие бежали.

Пехота гонведов энергично наступает, австрийцы упорно сопротивляются, но отдают позицию за позицией. Австрийские генералы ещё надеются остановить гонведов, пускают в дело резервы. Но вот на правом фланге смятение… Вельден увидел облако пыли: то генерал Гюйон вывел из крепости колонны кавалерии и пехоты!

Командующий австрийской армией отдаёт приказ об общем отступлении.

Потери эскадрона Яноша были беспримерны: из ста десяти человек невредимыми вернулись лишь тридцать восемь воинов. Остальные были убиты или ранены.

После большого подъёма, с которым Янош ринулся в атаку под смертоносным огнём неприятельских пушек, он ощущал теперь горечь огромных потерь. Он не знал, какой урон понесли другие соединения наступавших войск, но в его эскадроне опустошение было страшное. Сам он уцелел каким-то чудом.

Невесёлый возвращался Янош впереди оставшихся в живых товарищей. Он встрепенулся, заметив приближающуюся кавалькаду. Навстречу прославившемуся эскадрону выехал сам командующий в сопровождении адъютантов.

Капрал скомандовал своим солдатам остановиться.

— Гусары! — сказал Гёргей. — Я не стану благодарить вас. Не ради меня шли вы в огонь, не щадя жизни. Многие не вернулись с поля боя, погибли за родину. Обнажим головы перед теми, кто остался лежать здесь… Они — не последние жертвы. Противник силён, но он защищает тиранию, мы же сражаемся за святые права народов нашего прекрасного отечества, за его освобождение от ига вероломной династии Габсбургов. Всегда помните об этом, идя в бой!

В приказе по армии главнокомандующий объявил о присвоении капралу Яношу Мартощу чина лейтенанта за умелое и отважное руководство конной атакой.

Вечером того же дня, 26 апреля, осада Коморома была снята.

Теперь венгерская армия стояла у порога свободы. Бездействовавшие до сих пор силы двадцатитысячного гарнизона влились в наступающие корпуса. Едва прошёл месяц с той поры, как венгерская армия стояла по ту сторону Тиссы. Кто мог думать тогда, что спустя месяц армия переправится через Дунай и освободит большую часть страны от вражеского нашествия?

Вынудив врага снять осаду Коморома, венгерская армия достигла высшей точки своих апрельских побед. В эти дни Венгрия вознеслась на вершину славы.

По всей стране — на Верхнем и Нижнем Дунае, на Вааге и Мароше и вокруг всего пояса величественных Карпат — реяли национальные трёхцветные полотнища. Деморализованная австрийская армия панически отступала к Прессбургу, который справедливо считался воротами Вены.

Звезда Гёргея сияла на мрачном небосклоне европейской реакции, и свободолюбивые народы взирали на него с надеждой.

Буда была обложена венграми на следующий же день после того, как они вошли в Пешт, и почти одновременно с освобождением Коморома.

Генерал Аулих навёл мосты, и его корпус быстро перебрался на правый берег Дуная. После недолгого отдыха, предоставленного войскам, генерал приказал артиллерии начать энергичный обстрел крепостных укреплений и улиц Буды.

Прошло несколько дней. Но вопреки уверенности Гёргея, что он быстро овладеет Будой, гарнизон крепости отчаянно защищался, и венгры на этом участке не продвинулись ни на шаг.

Император Франц-Иосиф[70] обратился к венграм с манифестом, в котором, уведомляя о согласии русского царя прийти на помощь Австрии, вновь предлагал немедленно сложить оружие.

Вместо ответа Гёргей двинул свои корпуса против позиций неприятеля, разбил бригаду Вельдена и продвинулся в венском направлении до Соммерейна.

Уже розданы были корпусным генералам диспозиции, утверждённые главнокомандующим. На следующее утро каждый корпус должен был во взаимодействии с другими продвигаться к намеченному пункту и атаковать противника. Но внезапно Гёргей приостановил наступление и отбыл в лагерь Аулиха.

К коменданту Буды генералу Хенци Гёргей направил парламентёра. Главнокомандующий предлагал будайскому гарнизону почётную капитуляцию: Хенци и всем офицерам будет предоставлено право свободного выезда куда кто пожелает, с сохранением оружия, а солдатам — без оружия. Все, однако, должны дать клятву не принимать больше участия в войне против Венгрии.

Хенци надменно выслушал парламентёра. Его ответ был решительный и дерзкий:

— Передайте Гёргею, что ему не взять крепости. Звезда, которая над ним взошла, закатится у стен Буды!

Сохраняя внешнее спокойствие, Гёргей проговорил тихо, но решительно:

— Скоро Хенци убедится, что Гёргей умеет не только побеждать в открытом поле, но также и брать крепости.

Командующий приказал начальнику штаба перевезти из Коморома и установить против стен Буды полевые орудия, а также вернуть из Соммерейна стоявший там корпус и бросить его в помощь корпусу Аулиха.

Он знал, что при деморализованном состоянии австрийских войск и революционном настроении венцев можно скорей войти в Вену, чем в Буду. Но… наступление на Вену?.. «Что мне Вена с её революционерами! Вена далеко. А Буда — вот она! Буда — сердце Венгрии, весь венгерский народ ждёт её освобождения… Конечно, штурм крепости с такими отвесными стенами — это не только испытание мужества и отваги. Это тысячи и тысячи человеческих жертв… Но какой бы ценой ни досталась победа, она высоко вознесёт славу полководца. Нет, не закатится звезда Гёргея и перед Будой!..»

Тщетно пытались отдельные командиры убедить Гёргея в ошибочности принятого им решения.

— Перед армией лежат два пути, — с горечью сказал Надь Шандор. — Первый, прямой и ясный, — это решительный удар по столице Австрии. Второй — путаный лабиринт проволочек — осада Буды. От выбора пути зависит судьба нации. Вы, господин командующий, выбрали второй, и я боюсь, что этим положили начало падению Венгрии.

— Решение принято, генерал Надь Шандор! — Гёргей говорил резко. — В нашей революции переплелись многие пути. А в лабиринте прямая дорога, как правило, приводит к тупику… Я затрудняюсь объяснить вам, почему считаю самой важной и неотложной задачей очистить Буду от неприятеля, — это подсказывает мне интуиция главнокомандующего. Президент вправе отменить моё решение и отстранить меня от руководства армией. Но, может быть, вы, Надь Шандор, предпочитаете при таких условиях уйти в отставку?..

— В отставку? О нет! Я предпочитаю остаться и действовать в самых опасных местах.

Непосредственное руководство осадой Буды принял на себя Гёргей.