Янош укрепил вывеску, сложил стремянку и направился с ней в ворота — вход в мастерскую был со двора. Молодого столяра манил шум, долетавший из кафе. Там, как и вчера в «оппозиционном клубе», были слышны аплодисменты, крики: «Эльен, Петёфи!»

«Пильвакс» привлёк внимание молодого столяра с того дня, как он увидел Шандора Петёфи у подъезда кафе.

Когда Танчич рассказывал о Петёфи и читал его стихотворения, Янош пытался вообразить, как выглядит поэт. И, когда он увидел его сначала мимолётно у Вашвари, а затем в кафе, он удивился, что Петёфи совсем ещё молодой, задорный человек, с весёлым голосом и озорным смехом.

Янош пользовался каждым удобным поводом, чтобы и заглянуть в чудесный мир «Пильвакса»: то надо было исправить стулья или стол, поломанные не в меру пылким спорщиком, то Герману требовалась бутылка вина.

И сейчас, оставив стремянку у дверей мастерской, Янош присоединился к толпившимся около раскрытых окон «Пильвакса» людям, для которых было недоступно дорогое кафе, но которых волновали происходившие там споры. Вскоре, однако, предусмотрительный хозяин кафе Гашпар Дарвай закрыл окна, не желая, чтобы за стенами «Пильвакса» услыхали гневные речи. Разочарованный Янош уныло поплёлся в столярную мастерскую, но, уж дойдя до самой двери, неожиданно повеселел. Он вспомнил о невыполненном заказе хозяина «Пильвакса»: надо было исправить и отполировать буковую рамку, в которой красовалась цветная панорама Пешта. Вот и повод пробраться в кафе!

Пешт ещё не знал о революции в Вене, но весь день 14 марта венгерская столица бурлила. Злобой дня было вчерашнее народное собрание и принятая им петиция, которая начиналась словами: «Да будет мир, свобода, согласие!» Наряду с Петёфи, который отстаивал интерес беднейших слоёв, в выработке «12 пунктов свободы» принимали также участие многие писатели и публицисты, выражавшие интересы разорившихся дворян. Накануне в «оппозиционном клубе» не было достигнуто соглашения о том, кому следует направить петицию. Либералы адресовали её императору, в то время как Петёфи хотел представить петицию прессбургскому Государственному собранию и именем народа принудить депутатов к энергичным действиям. На следующий день споры продолжались в различных политических клубах.

Революционная молодёжь тем временем готовилась к празднеству, посвящённому французской революции, возлагая большие надежды на это собрание, где должны были встретиться десятки тысяч людей. Опираясь на поддержку, можно было включить в петицию требование бесплатно наделить безземельных крестьян землёй, отобрав её для этого у помещиков.

Вечером в «Пильваксе» собрались представители различных оппозиционных группировок и многочисленные представители сочувствующей реформам интеллигенции. Надо было разработать программу готовящегося празднества.

После двухчасовых горячих схваток страсти несколько улеглись. Все сошлись на том, что согласованные «12 пунктов свободы», включающие такие основные требования, как свобода печати, создание национальной гвардии, отмена барщины и обеспечение национальной независимости, являются для начала весьма радикальными реформами.

Боевым вопросом дня стала подготовка к празднеству на поле Ракоци. Ещё до назначенного часа кафе было переполнено. Всех облетела новость, что Петёфи прочтёт «Национальную песню», написанную им специально к этому дню.

Как всегда, с появлением Петёфи накал страстей достиг высшей точки. Но поэт был сосредоточен и дал понять, что шумные овации излишни. Зал притих.

Пал Вашвари предложил первым делом выбрать комитет и поручить ему проведение празднества на поле Ракоци, назначенного на 19 марта. Вашвари хотел прочитать список кандидатов в комитет, но его остановил писатель Мор Йокаи, пришедший в кафе вместе с Петёфи. С напускной серьёзностью Йокаи стал упрекать Вашвари:

— Да где же это видно, чтобы манёвры начинались не с боевого приказа по войскам, а с перечня имён командиров? От тебя, милый Пал, я не ожидал такой оплошности. Но мы это поправим, господа!.. Сейчас Шандор Петёфи прочтёт свою «Национальную песню».

Петёфи вышел на середину зала и в глубокой тишине начал негромко:

Теперь голос поэта звенел, как призывный колокол. Люди вставали со своих кресел, и весь зал стоя повторял слова священной клятвы:

Петёфи умолк. Зал загудел от рукоплесканий, словно буря сотрясла стены кафе. Йокаи и Вашвари первые бросились обнимать поэта. Петёфи, бледный, сам чрезвычайно взволнованный, едва успевал отвечать на приветствия друзей, выражавших своё бурное одобрение… Он сразу заметил, что среди других протянувшихся к нему рук была и рука переписчика Риварди.

— Окажите мне великую честь: позвольте мне переписать во многих и многих экземплярах вашу великолепную песню…

— Господа! — вскричал Петёфи в ярости. — Господа! Вы слышали, какая честь мне ниспослана судьбою? Господин Риварди соблаговолил включить меня в свою драгоценную коллекцию автографов! Он заточил в тюрьму Михая Танчича, раскрыв полиции имя автора «Рассуждений раба о свободе печати». Теперь он удостоил и меня своим вниманием…

После короткой паузы, не сводя глаз с оторопевшего переписчика, Петёфи отчеканил:

— Вы включили меня в список знаменитых людей, а не останусь перед вами в долгу, негодяй!

— Вы меня оскорбляете! — глухо произнёс побледневший Риварди. Голос изменил ему.

— Оскорбляю? — засмеялся Петёфи. — Оскорбить можно только достойного, а шпиона я приравниваю к собаке. Но, если ты желаешь удовлетворения, я могу его дать.

Петёфи бросил на стол трость, которую держал, и засучил рукава, обнажившие его тонкие, с прожилками руки.

— Доставай свой нож, который прячешь за пазухой!

Кафе загудело. Риварди стоял неподвижно, растерянно оглядываясь по сторонам.

— У меня так и чешутся руки вышвырнуть тебя из окна!

Петёфи шагнул ближе к ненавистному доносчику, но обернулся, услышав позади:

— Не марай рук, Шандор! — Рослый, мускулистый мужчина лет тридцати, плохо одетый, обросший бородой, стоял на пороге у входа. — Я грузчик, — продолжал он, направляясь к Риварди, — дай-ка я выкину этот вонючий куль за борт!