- Стало быть, увезён Ватазиным, - успокоил брат. - В городе его нет: я там был. Галич изрядно пожжён и пограблен. При нашем приближении татары ушли в сторону Рязани, Андрей и Пётр бросились вдогон. Мне же выпала горькая доля преследовать тебя. Настичь, разбить, доставить в Москву на судилище скорое и неправое: таков наказ.

   - Галич!.. Галич! - горько повторял Юрий, глядя на противоположный берег. - Ужель Дмитрий увезён татарами?

   - Галич освобождён, а о младшем твоём я не ведаю, - молвил Константин. И в сердцах прибавил: - Князья дерутся... Татары грабят... Земля страдает...

Юрий задумался:

   - Куда мне теперь? На что решиться? Как поступить?

Константин, полагая, что речь о борьбе с племянником, посоветовал:

   - Сейчас твоя надежда - Улу-Махмет, хан ордынский.

Юрий же думал о сыне. Упоминание о хане отвлекло его:

   - На врага надеяться?

Константин возразил:

   - Улу-Махмет, как я думаю, не разбойник. Мурза с царевичем поступили по своей воле. Оба будут наказаны.

   - Наказаны! - откликнулся Юрий. - Нет, это я наказан!

Младший брат изложил своё предложение:

   - Возвращайся в Галич, проси у племянника мира на год. Бояре по нежеланию воевать уступят. Уговорят Софью с Наримантовым. Временщик, хотя и воинствен, однако любая битва - палка о двух концах. Требуй третейского суда. Не найдёшь судью лучше Улу-Махмета. Такой выход увлечёт всех: ордынец будет иметь случай мирно вмешаться в жизнь непокорного русского улуса; Софья с сыном удвоят посулы мурзам и бекам, чтобы великокняжеская казна затмила твою, удельную; Витовт поскрипит зубами, да стерпит...

   - А я... чем я одолею? - перебил Юрий.

   - Сильными мира сего, - молвил Константин. - Есть твои верники близ великого хана?

   - Есть, - вспомнил Юрий Кавергу с Ширин-Тегиней. Оба, он слышал, крупные люди в Больших Сараях. Первый - темник, второй - беклярибек.

   - Сейчас главное - не спешить, - развивал свою мысль младший брат. - Время на твоей стороне. Витовт делами силён, а годами слаб. Того и гляди помрёт. Новые лица, обретшие силу при малолетнем великом князе, вызывают неприязнь старых. Со временем это во что-то выльется. Между тем твоя рать может увеличиться. При двух равных противоборных силах боярам будет из кого выбирать.

Юрий обеспокоился:

   - Ты-то с чем сейчас возвратишься? Настиг, да отпустил. Пособник!

Константин пощипал ус:

   - Литвин так мне и скажет. А у меня - отговорка: весенний разлив Суры. Нет способа в переправе. Оно отчасти и так. Но с тобой мы пришли к договору: ты, замирившись, уходишь в Галич, якобы распускаешь рать, просишь годовой передышки...

Юрий Дмитрич в раздумье походил по низкому берегу. Сура была мутной, текла беспокойно, от неё исходили холод, неприязнь. Не хотелось не только касаться такой воды, даже плыть по ней на дощанике. Младший брат совершил это ради старшего.

Константин на виду у московлян с галичанами как встретился, так и простился с мятежным братом крепким объятием.

По его отплытии князь призвал Вепрева:

   - Срочно шли гонца в Галич. Скорейшим гоном, на сменных. Пусть узнает: где мой младший сын Дмитрий? Пусть нарочные о поисках ежедневно сообщают мне один за другим, немедля! Княгине об этом - ни полсловечка!

Галич встречал своего князя уныло. Юрий вернулся, как возвращаются на щите: без трубных звуков, без военной добычи, почти без войска. Вятская тысяча ушла ещё с пути к себе в Хлынов. Галичские ратники были распущены по домам, едва оказались в родных пределах. Княжеский въезд никем не приветствовался. А князь был весел: ещё за озером, в селе Пасынкове, встретил его младыш Дмитрий, живой, невредимый, давно прибывший с Ватазиным из лесов. С коня он пересел к матери в кибитку, дабы поведать ей о татарском набеге.

Когда Юрий Дмитрич в виду города заглянул при остановке к супруге, Анастасия весело сообщила:

   - Митенька говорит: татары без нас тут набедокурили. Да, слава Богу, ушли, с чем пришли.

Остались позади выгоревший посад, земляной вал. Поехали разорёнными улицами. Колокола не трезвонили, большие барабаны-набаты не били. Толпы не высыпали навстречу, хотя на Торговой площади изрядно собралось глазеющего народу. Взирали на прибывших мрачно. Лишь один бородач в заломленном колпаке одиноко крикнул:

   - Князю Юрию слава!

Показалось: лицо этого человека знакомо. Однако вспоминать не хотелось. Мысли - не в прошлом, а в будущем, которое выглядело как небо с наплывающей тучей.

Пришлось задержаться в воеводской избе. Поезд проследовал в кремник, а князь должен был выслушать донесение тиуна Ватазина. Тот говорил долго, - откуда слова брались? - хоть ничего существенного, чего бы Юрий не знал от брата Константина, не сказал.

В кремнике пришлось поблагодарить каждого из ближних сподвижников за напрасно претерпенные тяготы. Для пира повода не было.

Князь обратил внимание на отсутствие Бориса Галицкого. Оказывается, тот умчался вперёд ещё загодя, проверить готовность княжего терема к приезду хозяев. Вместо него неожиданно и уж совсем неприятно пред княжьи очи предстал, - тьфу на него! — даже в голову не могло такое взбрести! — Елисей Лисица. Его, пешего, подвёл к княжескому коню Асай Карачурин.

   - Прости, Гюргибек! Смени гнев на милость, не поставь во грех, обороти в смех, - и прочие, обычные в таких случаях, русские выражения лопотал татарин, подталкивая перед собой когдатошнего спасителя, затем врага, а ныне, похоже, друга.

   - Лазутчик? - невольно отпрянул Юрий Дмитрич.

   - Ты знаешь меня, господине, не только в такой ипостаси, но и в других, лучших, - молвил Елисей. - На службу к тебе пришёл. Литовским выходцам служить не могу.

Князь велел Асайке-оружничему обустроить Лисицу и привести для беседы по первому требованию.

В своём тереме, наскоро сходив в баню, Юрий отправился на шум голосов в Столовой палате, где уже собрались все домашние.

   - Боже мой! Как это могло статься? - услышал, ещё не переступив порога, голос Анастасии.

Каково же было изумление Юрия Дмитрича, когда за столом он узрел того самого бородача в заломленном колпаке, - сейчас, конечно, простоволосого и седого, - которого видел на площади кричащим своему князю «славу».

   - Ты кто?

Галицкий, восседавший рядом с юными Юрьевичами и своим братом Фёдором, высоко поднял брови, передёрнул стрелками усов:

   - Ужли не опознал, господине, давнего слугу, воскресшего из мёртвых, Глеба Семёновича?

Сразу вспомнился неудачливый участник переговоров в Хлынове, плохой воитель в Заволочье, исчезнувший где-то среди северных рек. Думалось, убит язычниками.

   - Глеб Семёнович нам поведывает свои злоключения, - оживлённо сообщила Анастасия.

Князь был рад хорошему настроению измученной походом княгини. Благосклонно выслушал краткую повесть, подробно рассказанную до его прихода. Оказывается, Глеб попал не к язычникам, а к ушкуйникам, проще говоря, разбойникам. Перебив его четверых товарищей, тати восхитились воинской ловкостью пятого и взяли к себе в ватагу. С ними незадачливый муж попал в Господин Великий Новгород в самый разгар очередной распри между Софийской и Торговой сторонами. Вящие люди софийцы поднялись на посадника Есипа Захаринича, ворвались к нему во двор, хоромы разверзли и разметали, зазвонили в вечевой колокол. Есип убежал за реку в Плотницкий конец. Вся Торговая сторона встала за него. Начали новгородцы друг друга лупить, перевозчиков через Волхов бить, и их судёнышки рассекать. Тут-то увидел с торгового берега Глеб Семёныч, как сбросили с моста в реку с камнем на шее какого-то человека. Кинулся в реку, нашёл утопленника, освободил от камня, разрезав верёвку ножом, откачал нахлебавшегося и спрятал в своей каморке в урочище Нередицах на Торговой же стороне. Спасённым оказался то ли колдун, то ли волхв прозванием Мина Гробов.