Юрий слушал, кивал головой, чтобы не раздражать.

Перед рундуком произошло движение. Посреди круга были установлены небольшие деревянные козлы. К ним стражники подвели татарина, судя по одежде, вельможного. Два ката, голые по пояс, в малиновых шароварах, стали по обе стороны козел. В их руках нет ничего. Как будут казнить?

Юрий спросил:

   - За что и какой смерти предаётся сей человек?

Эдигей зло сказал:

   - Он тайно сносился с сыновьями Тохтамыша Джал ал ад-Дином и Кадыр-Берди. Умрёт без пролития крови: сломают хребет.

Пока исполнители клали жертву поперёк козел, Юрий на краткий миг вспомнил казнь Вельяминова, сына последнего тысяцкого, и попросил великого темника:

   - Если добр ко мне, отпусти преступника, ибо он слишком мелок, чтобы угрожать твоему величию.

Эдигей поднял руку, крикнул по-кыпчакски всего одно слово. Человек в шёлковом халате с разорванным воротом был тут же снят с орудия казни, подхвачен ближними людьми под руки и уведён без стражи, без оков на руках, как свободный.

   - Теперь веришь моей доброте к тебе и Василию? - сузил щёлки глаз Эдигей. И прибавил: - Цени: угодил без раздумий. Ты попросил, я сделал.

Между тем в круге явился всадник на запалённом коне. Спешился, подбежал к повелителю и пал ниц. Одновременно с этим Асай пробрался к своему господину, подал Юрию меч, который ранее князь вынужден был отдать оружничему, прежде чем взойти в Эдигеев шатёр.

Внимание великого темника более привлекла выходка Асая, нежели внезапное появление всадника. Асай же, подавая оружие, скосил глаза на прибывшего и успел прошептать:

   - Абдулка!

Юрий вспомнил имя татарина, тайно сообщившего Карачурину о наступлении Эдигея на Москву.

   - Зачем тебе меч, Георгий? - спросил предводитель ордынских полчищ.

Князь пожал плечами:

   - Я ведь не пленник.

Всё подразумевалось само собой: он просто забыл опоясаться мечом, по выходе из шатра. Слуга исправил эту оплошность. Ведь не приличествует русскому князю быть безоружным.

Тут Эдигей обратил раздражённый взор на Абдулку:

   - Пошёл вон!

«Так, видимо, сказал он по-половецки», - заключил Юрий, судя по равнодушному лицу старика.

Абдулка или не понял, или переусердствовал. Он спешил доложить, что исправно выполнил задание, привёз то, зачем посылали, стало быть, достоин не гнева, а поощрения. Незадачливый соглядатай не отличил русского князя в пёстром окружении своего властелина, быстро заговорил на булгарском наречии:

   - Спеши, великий! Москва тебя не ждёт. Князь Василий распустил рать, с которой ходил к Угре.

   - Уберите собаку! - взревел Эдигей, разоблачённый так глупо.

Телохранители оглушили Абдулку и уволокли прочь.

Эдигей с Юрием молча возвратились в шатёр. Если ханский военачальник мог полагать, что князь не знает булгарского, то выражение лица Юрия начисто отметало такие предположения. Да, он не был силён в этом языке, однако суть сказанного понял отлично. Больших сил ему стоило, войдя в шатёр, принять бодрый вид:

   - Простимся по-дружески, прежде чем встретиться врагами.

Эдигей усмехнулся:

   - Поздно, Георгий. Собака-гонец излишним усердием решил твою судьбу к худшему. Могу ли отпустить человека, если он узнал то, чего не знает ни сам царь, ни его вельможи, ни даже мои темники, сотники и десятники, не говоря уж о простых воинах? Вот эта рука, - он поднял ладонь, - не ведает, что делает эта, - сжал в кулак другую. - Всё обнаружится через несколько дней.

   - Когда будешь под Москвой, - досказал князь мрачно.

Правитель Великой Кыпчакии опустился в подушки и гневно заговорил:

   - Василий сам виноват. Приютил детей Тохтамыша, моих врагов. Притесняет купцов ордынских, плохо принимает послов. Так ли прежде велось? Русь была нашим верным улусом, держала страх, исправно платила дань. А теперь? Шадибек восемь лет властвовал, твой брат не видел его в глаза, не присылал к нему ни князя, ни боярина. Ныне царствует Булат уже третий год, Василий не являлся в Орде. Все дела его не добры. Прикидывается бедным. Ложь! Собирает с двух сох по рублю! Куда идёт серебро?

Юрий благоразумно молчал.

Великий темник перевёл дух и промолвил спокойно:

   - Входя в шатёр, ты снова отдал свой меч. Ордынский перебежчик, твой верный слуга, уже не вернёт его. Теперь воистину ты мой пленник!

   - Надолго? - спросил князь.

   - Пока не возьму Москву, - сказал Эдигей. И встал, полагая встречу оконченной.

По его приказу Басыр вызвал приставов, низкорослых татар в малахаях, с кривыми ножами у пояса. Юрий заподозрил: уж не относятся ли они к племенам хушин или кынкыт, как слышно, самым свирепым из тех четырёх тысяч монголов, что были переданы Чингисханом сыну Джучи для завоеваний на Западе. - Не унывай, Георгий, - проводил Эдигей. - С тобой будут обращаться хорошо. А когда дам ярлык на Великое княжение Московское, тебе станет ещё лучше. Пока же переноси тяготы похода.

Когда князя, не связав рук, повели, он наблюдал необычное оживление в необъятном таборе: как будто рыскали в поисках. Кто-то сдавленно закричал и смолк. Некому было изъяснить чуждую, состоящую из невразумительных звуков, речь. Юрий мог лишь предполагать, что ищут спасённого им «предателя», дабы всё-таки казнить его. А ещё была мысль о забубённой башке Абдулки, которая наверняка уже отделилась от тела. Но главное волнение князя вызывала судьба оружничего Асая. Не спросил о ней великого темника лишь потому, что никак не надеялся получить искренний ответ.

В шалаше, крытым старой кошмой, было душно и темно. Дурной запах шёл от постели - шкуры неизвестного зверя. Стражники, хуншины или кынкыты, полонили уши тарабарщиной...

Юрию удалось уснуть не ранее, чем заснули его охранники. Последние мысли были о возможности побега, однако они тут же исчезли, ибо бежать русскому князю из ордынского военного табора всё равно что из незнакомого леса, кишащего зверьми. Первый сон выдался о несведущем государе-брате, коему не было теперь никакой возможности сообщить об истинных намерениях Эдигея. Великий темник повторял приём Тохтамыша: напасть обманом, врасплох. Кажется, это ему вполне удастся.

Юрия разбудил глухой, краткий, внезапный стон. Тихая возня, потом - шёпот на ломаном русском:

   - Каназ! Друззя! Вылезай!

Князь увидел над собой звёзды, а перед собой двух татар в малахаях и трёх коней. Его мигом посадили в седло. И вся троица помчалась невесть какими извилинами меж безмолвствующих шатров и погасших кострищ. Он - в серёдке. Удивляло, что топот копыт неслышим, будто кони не бегут, а летят. Уже за пределами огромного становища глазами, привыкшими к темноте, узрел: ноги скакунов обмотаны ветошью. Бездорожная, бесшумная скачка длилась до тех пор, пока они не упёрлись в тот яр, где кончалась Русь. Теперь Дикое Поле - позади. Кони с храпом взбирались по крутизне. Вот и хвойные лапы, словно бы здравствуясь, похлопывают по плечам. Дома! Но дом-то в опасности! Юрий не знал, кому обязан свободой. Видел убитых стражников возле своей походной тюрьмы. А кто их убийцы? Спросил, когда взобрались на лесную дорогу:

   - Вас послал Эдигей?

Хотя такой вопрос был более чем смешон, татары не рассмеялись. Полопотали коротко меж собой. Один по-русски ответил:

   - Эдигей узнает, нам карачун! Каверга велел: надо!

Каверга! Конечно, кто же ещё? Юрий задал другой вопрос:

   - Где Асай, мой оружничий?

Ответ был хороший:

   - Скоро-скоро увидишь.

Князь впоследни полюбопытствовал:

   - Где Абдулка?

Его судьба не обрадовала:

   - Секир башка!

Смутило, что вызволители ринулись не к Москве, куда он спешил, а в другую сторону. По соображениям Юрия - в направлении Рязанского княжества. Тщетно он взывал:

   - Не туда! Назад! Москва мне нужна, Москва!

Скачущие не отвечали, лишь орудовали нагайками. Бег был такой, что ветошь с конских ног послетала. Топот копыт барабанными переборами будоражил лес.