— Я не виноват, доченька, — чуть слышно говорил Николай Сергеевич и впервые за многие годы плакал…

На следующий день вся Михайловка узнала о событии, в которое трудно было поверить: Николай Сергеевич нашел дочь, а Валентина Петровна — отца. Их поздравляли, их радости откровенно радовались. Василий Васильевич потребовал «обмыть» такое счастливое происшествие. Обнимая подругу, Лиля восклицала:

— Прямо как в романе, как в кино! Ты счастливая, Валечка.

Валентина пришла на урок в десятый класс. Ребята встретили ее стоя. Все они улыбались. На учительском столе она увидела розовый стаканчик с пучком голубых подснежников. Утреннее свежее солнце врывалось в окна.

— Здравствуйте! Садитесь, — как всегда сказала Валентина.

Вместо того, чтобы сесть за парты, ребята, будто по команде, подбежали к ней, окружили тесным кольцом. Конечно же, это было не педагогично, это совсем не походило на начало урока русской литературы. Девушки без стеснения обнимали и целовали свою молоденькую учительницу, юноши пожимали ей руку и поздравляли.

— Спасибо, спасибо, друзья, — благодарила смущенная Валентина.

— А теперь по местам. Начали урок, — скомандовал Дмитрий Вершинин.

Все сели за парты, посерьезнели.

— Валентина Петровна, сегодня вы будете ставить нам только пятерки, — сказала Аня Пегова.

Учительница улыбнулась.

— Вы думаете, я от счастья подобрела?

— Нет, ради вашего праздника мы просто все хорошо подготовились к уроку, — ответила Женя Кучумова. — Любого спрашивайте!

— Хорошо. Кто первый? Встал Яков Турков.

— Я, Валентина Петровна.

Встретив на улице Николая Сергеевича, Подрезов крепко стиснул его руку, шумно заговорил:

— Ну, поздравляю! Хороша дочь. Настоящая!

— Заслуга не моя, — грустно ответил Николай Сергеевич. — Другие вырастили, другие воспитали.

— Но, но, директор, это ты брось, — погрозил с улыбкой председатель. — Ты вырастил и ты воспитал, а вместе с тобой и мы все — я, пятый, десятый. Понял? Народ! Твоя радость — наша радость.

Так говорил Роман Прохорович Подрезов. Но есть люди, для которых чужая радость, что порошинка в глазу — режет, не дает покоя, слезу выжимает.

Побыв на уроке арифметики в четвертом классе у Борисовой, Марфа Степановна восклицала:

— Очень хороший урок, Анна Александровна! Вы знаете, я человек придирчивый, но сейчас у меня даже нет замечаний. И дисциплина и работа класса — все на высоком уровне.

— Благодарю, Марфа Степановна, но я сама заметила свой промах: мало уделяла внимания Володе Иващенко, он у меня из-за болезни поотстал немножко.

— Это постороннему незаметно. Вы домой? Погодите минутку, вместе пойдем.

Анна Александровна озадаченно посмотрела на завуча — что это с ней? И урок похвалила, и домой проводить вызвалась.

Они вместе вышли на улицу. Марфа Степановна жаловалась на недомогание, простыла вчера, вынося навоз из коровьего хлева.

— Вот что значит одна, — сетовала она. — Был бы муж, глядишь, помог бы, это ведь мужское дело. Смотришь иногда на замужних и зависть берет, и обидно порой за них становится.

— Зависть, это понятно. Но почему обидно? — спросила Анна Александровна.

— А потому обидно, что некоторые мужья на других посматривают.

— Значит, другие лучше, — рассмеялась Борисова.

— Вы смеетесь? А вам бы не следовало смеяться, — таинственно предупредила Марфа Степановна.

— Почему?

— И вы еще спрашиваете? Вам нужно построже смотреть за Василием Васильевичем. Вы думаете, он напрасно с Майоровой в школе задерживается?

— У них одна работа, общие интересы.

— Ох, смотрите, как бы еще что-нибудь не было общее. Да вы разве не знаете, что он и на квартиру к ней похаживает. Вы думаете, о грамматике они говорят наедине?

— Да нет, что вы, Марфа Степановна, больше о литературе. А чаще всего просто сидят и целуются. Я им это разрешаю.

Марфа Степановна остановилась.

— Паясничаете, уважаемая Анна Александровна? Ну, ну, продолжайте, как бы ваши смешки да не превратились в слезки.

— Сплетничаете, уважаемая Марфа Степановна? Ну, ну, продолжайте, как бы ваша грязь да не вылилась на собственную голову.

Марфа Степановна кольнула собеседницу злым взглядом и умолкла. Вечером, не зажигая огня, она сидела дома одна. В комнате было темно и жутковато. Где-то в углу монотонно и надоедливо жужжала муха; за дверью тоскливо, с отчаянием мяукала кошка, просясь в дом. От прилипшей к стеклам комнатной темноты окна казались выпачканными сажей, и сквозь них еле-еле просвечивались голые ветки сирени.

Все у Марфы Степановны складывалось не так, как нужно. Вот и Анна Александровна Борисова не поверила, посмеялась в глаза, и Саша Голованов совсем забыл Настеньку, и Майорова процветает… Да, да, везет этой удачливой Майоровой — отца нашла. Не подступись теперь к ней, отец — директор! И все, что было задумано Марфой Степановной, кропотливо распланировано, — все лопнуло. К концу учебного года она потихоньку да помаленьку насобирала бы фактов, и — прощай Майорова, скатертью дорожка, катись в другую школу, новаторствуй, выдумывай свои штучки… Марфа Степановна исподволь всюду готовила почву — в районе, в райкоме союза учителей, в райкоме партии, в райкоме комсомола. Колесо уже крутилось в нужную сторону, и вдруг произошло самое страшное, непредвиденное — Майорова оказалась дочерью Зорича, из своей неказистой избенки теперь перебралась под отцовскую крышу. Зорич костьми ляжет, а дочь никуда не отпустит, он и прежде защищал Майорову, а сейчас и подавно…

Марфа Степановна вскочила, зажгла свет, выбежала на улицу, с грохотом захлопнула ставни. Вернулась в дом, взяла портфель, достала оттуда тетрадь и авторучку. У нее осталась единственная надежда, соломинка, за которую хватается утопающий… Соломинка? Наоборот, надежный спасательный круг! Она будет наступать, она должна наступать. Нечего сидеть сложа руки и смотреть, как радуются другие. Надо рубить под корень! Вместе с Майоровой полетит из школы и сам директор! Да, да, пусть он попробует оправдаться! И Марфа Степановна размашисто стала строчить: «Секретарю Зареченского райкома КПСС. Копия — секретарю обкома КПСС»…

Теплыми весенними утрами они ходили в школу вдвоем — отец и дочь. По дороге смеялись, шутили, рассказывали друг другу о своей жизни, и все им было незнакомо, интересно. Николай Сергеевич еще чаще стал бывать на уроках дочери и нередко похваливал:

— Молодец, сегодня ты уверенно владела и материалом и классом. Ты уже многому научилась…

Валентина и сама понимала, что этот первый учебный год дал многое. Вот и сейчас она стояла у доски, четко объясняя новый материал. Шестиклассники слушали внимательно, на ее вопросы отвечали быстро, бойко. Она взглянула на часы, до конца урока оставалось двадцать минут.

— Ребята, а теперь по опорным словам напишем самостоятельно рассказ «Весна на пришкольном участке». Вспомните, что видели там. Начали, — сказала Валентина, и вдруг в коридоре неожиданно послышался звонок. Она удивилась, поднесла к уху часы — неужели стоят? Неужели она так увлеклась уроком, что потеряла счет времени? Иногда с ней подобное случалось… Но нет, часы идут. В чем же дело? Почему звонок, и почему в коридоре такой шум?

Распахнулась дверь, в класс вбежала взбудораженная Аня Пегова.

— Слышали? Человек в космосе! — крикнула она.

Кто-то включил радио, и на всю школу гремел торжественный голос московского диктора:

— 12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту.

Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич…

Что тут было! Все школьники высыпали в коридор, кричали, аплодировали, поздравляли друг друга с величайшим событием.