Николай Сергеевич, конечно, тоже расслышал слова десятиклассников и ничего не сказал. Он только взглянул на нее, будто советуя: не тревожьтесь пока, все будет зависеть от вас. Да, правильно, все будет зависеть от нее. Вошла в класс. Ученики встали.
— Садитесь, ре… — и вдруг Валентина осеклась, не зная, как назвать их. «Ребята» — это в шестом, а здесь… — Садитесь, товарищи, — сказала она.
9
Дождь давно перестал, и был он совсем не назойливым, каким с утра показался Валентине. Уже к полудню разведрилось. Ветер, как добросовестный дворник, смел с неба тучи, и оно засияло мягкой погожей голубизной.
Валентина возвращалась из школы. Ей приветливо помахивали ветвями чуть тронутые багрянцем тополя, издали кланялись высокие колодезные журавли, даже уличные лужицы и те, казалось, улыбались ей, сверкая от солнца.
Да кто это выдумал, что учительницей работать трудно? Нет, совсем не трудно! И волновалась она зря. Сегодня у Валентины было три урока — в шестом, восьмом и десятом, — и все они прошли нормально! Десятый класс? Ничего, ничего, она сумеет завоевать расположение ребят. Ведь не напрасно сама Марфа Степановна похвалила ее план воспитательной работы на первую четверть.
Сзади послышался автомобильный гудок. Сворачивая с дороги, Валентина оглянулась и увидела Сашу Голованова. Он догнал ее на «Москвиче».
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Разрешите поздравить вас с началом учебного года.
Она улыбнулась.
— Спасибо, Саша. Сегодня все меня поздравляют.
— Это хорошо. Знаете, я сейчас еду к дояркам в летний лагерь. Не хотите ли прокатиться со мной? — Видимо, не надеясь, что она согласится, Саша Голованов пояснил: — Вам полезно изучать колхозное производство.
В другое время Валентина, конечно, отказалась бы — некогда, мол, нужно готовиться к завтрашним урокам. Но сейчас она была так хорошо настроена, что готова ехать куда угодно.
— Вы правы, это полезно.
Саша Голованов распахнул дверцу. Валентина села в машину и на сиденье увидела толстую книгу «Дифференциальное и интегральное исчисление».
— Это зачем же возите с собой? — спросила она.
— Страдаю, Валентина Петровна. Усвоить нужно, сдавать. Я ведь студент-заочник…
Валентина полистала книгу с непонятными рисунками, формулами, уважительно подумала: «Вот он какой, а мне сперва показалось, что Саша, кроме кино да автомобиля, ничем другим не интересуется…»
За селом — степной большак. После дождика здесь уже прошли машины, и накатанные дорожки колеи блестели, как влажный асфальт.
«Москвич», кажется, мчался на предельной скорости. Саша Голованов, будто бы играючи, легонько трогал пальцами послушную баранку.
«Какие у него ловкие руки», — подумала Валентина и вдруг попросила:
— Ой, остановитесь!
Он затормозил.
— Что такое, Валентина Петровна?
— Вон орел сидит на камне. Давайте посмотрим.
— Орлы для наших мест — не диковинка…
— А мне он кажется диковинкой, и камень в степи — тоже диковина… А знаете, Саша, говорят, что орлы живут по триста лет и что если этот орел готовится отпраздновать свое трехсотлетие… Сколько чудес он повидал! В его юные годы не было Михайловки, не было даже нашего областного города, была только дикая, первозданная степь… И если бы орел умел говорить, представляете, сколько он рассказал бы!
Саша Голованов улыбнулся.
— Я об этом никогда не думал.
— Ладно, поехали дальше.
Они свернули с большака, и теперь машина катилась по дороге-времянке, огибая большое продолговатое озеро. Валентине и здесь хотелось бы остановиться, но просить об этом неловко: Саша, видимо, и без того посмеивается над ней — оригиналка… Да никакая она не оригиналка, ей просто интересно все.
Летний лагерь колхозной фермы расположился на берегу Лебяжьего озера. Валентина увидела изгородь, за которой были разбросаны куски соли-лизунца, похожие на осколки нетающего льда. Под одинокой березкой стоял аккуратный крашеный вагончик с высокой антенной на крыше. Возле вагончика пестрела поздними цветами клумба.
Подъехавшую машину сразу окружили загорелые говорливые доярки.
— Ага, прикатил будущий инженер. Пойдем-ка, мы тебе голову намылим, — сказала дебелая чернявая женщина, должно быть, старшая здесь.
Доярки увели Сашу в вагончик. Из дверей вагончика старшая крикнула:
— Тетя Лена, угости Валентину Петровну свеженьким.
К машине подошла невысокая пожилая доярка. У нее загорелое морщинистое лицо, ореховые добрые глаза.
— Айдате молочка попьете, — неожиданно молодым голосом пригласила она.
Валентина пила еще теплое молоко и слышала запахи трав, степи, озера и думала: «Так вот оно какое, парное молоко…»
— Пейте, Валентина Петровна, — просила тетя Лена.
— Что это с руками у вас? — участливо поинтересовалась Валентина.
— А что? Да ничего. — Старая доярка глядела на свои большие с узловатыми пальцами руки, качала головой. — От работы, Валентина Петровна. Сколько они делов переделали, сколько молочка надоили и не сосчитать уж, кабы слить все вместе, река, видать, потекла бы молочная… То было ничего, а теперя побаливать руки стали.
Из вагончика доносились громкие женские голоса. Там, вероятно, шел деловой разговор. Вскоре показался расстроенный и мрачноватый Саша Голованов. Он кивком позвал спутницу, молча сел в машину.
— Вы, Саша, похожи на тучу с градом, — пыталась шутить Валентина.
— Тут будешь похож на всех чертей, — процедил он. — Доярки намылили голову. И за дело. Никак не можем добиться механизации…
— А разве это в наше время трудно? — удивилась Валентина.
— Поживете — увидите, что легко и что трудно, — с неохотой ответил Голованов.
Когда часа через полтора они вернулись, Валентина увидела у своей избенки Игоря. Он в новой спортивной куртке с застежками-«молниями», на лбу у него шоферские очки, в руках желтые кожаные перчатки. Нетерпеливо расхаживая вокруг мотоцикла, он то и дело посматривал на часы.
Махнув рукой Саше Голованову, она подбежала к гостю.
— Здравствуй, Игорь! Как хорошо, что ты приехал.
Не ответив на приветствие, он сердито пробурчал:
— Накаталась на легковой…
Валентине стало не по себе. Она подумала: «Нет, не надо было ездить с Сашей Головановым к дояркам, ведь знала, верила — Игорь вспомнит обо мне в этот день и явится…».
— Ты, наверное, часто бываешь в обществе этого шофера, — ревниво заметил Игорь, выделив особой интонацией «шофера».
— А разве нельзя? Запрещается?
Серые, стального цвета глаза Игоря потемнели.
— Никто тебе запретить не может. Только ты должна одно усвоить: в селе за учителем следят десятки любопытных глаз, и вести себя нужно осторожно. Понимаешь?
— Понимаю. Следует ходить под зонтиком, не кататься на велосипеде, не смеяться громко, — игриво подтвердила Валентина, думая этим развеселить Игоря. Она знала, что он долго не умел сердиться, и, как это часто бывало, ждала: он вот-вот тряхнет головой, расхохочется, скажет свое любимое словечко «лады», и дело с концом. Но Игорь сейчас тоном приказа почти крикнул ей в лицо:
— Я не хочу, чтобы ты встречалась с этим Головановым!
Валентина ошеломленно ахнула.
— Да, не хочу, — зло продолжал он. — Это с твоей стороны непорядочно — морочить голову одному и заигрывать с другим!
— Что ты говоришь, Игорь!
Он бросил перчатки на сиденье мотоцикла.
— Не нравится? А мне, думаешь, нравится столбом торчать у твоей хаты и ждать, когда ты соизволишь вернуться с прогулки.
Они поссорились. Валентина не на шутку разозлилась. Да какое он имеет право говорить ей всякие дерзости? В сердцах Игорь заявил, что хватит, он больше сюда не приедет. Натянув перчатки, он вскочил на мотоцикл и умчался, не простившись. Валентина растерянно смотрела на удалявшийся мотоцикл. Ей было грустно и больно. Ну почему, почему они с Игорем не смогли разобраться, поговорить по-человечески? Почему она не сказала ему, что никакой Саша Голованов ей не нужен и ревновать глупо?
