— Ты мне здесь афоризмы не сыпь, я их сам не меньше знаю. Останавливать работу в мастерской из-за учеников не могу, у меня ремонт техники идет, а что такое техника, ты, думаю, не забыл… У меня план, график.

— Ваш график нарушать не собираемся, но мы просим, требуем дать ребятам трактор, пусть сами отремонтируют от первого до последнего винтика.

— Ха! А отвечать кто будет? Это же машина, за нее денежки колхозные плачены, и немалые! Пусть ребята приходят, смотрят — не возражаю. Пусть помогают, тоже не возражаю. А чтобы доверить полностью? Нет! — отрезал председатель.

— Придется, Роман Прохорович, перенести наш разговор в другое место.

— Пожалуйста, пожалуйста. Не из пугливых!

Жена Василия Васильевича, рано располневшая, добродушно говорливая женщина, всегда радовалась, если в дом приходили гости. Отложив ученические тетради, она тут же начинала хлопотать, чтобы чем-то попотчевать.

Вот и сейчас, не успела Валентина переступить порог, Борисова радушно заговорила:

— Заходи, садись, Валечка, нынче ты у меня грибков солененьких отведаешь!

— Ой, Анна Александровна, честное слово, некогда. Я на минутку к Василию Васильевичу посоветоваться и новый сборник диктантов попросить.

Кивнув на дверь, ведущую в соседнюю комнату, Борисова приложила пухленький палец к полным губам, таинственно предупредила:

— Тише, Валечка, нет его. Да, да, для всех нет, а для тебя, — она взглянула на стенные часы-ходики, — через тридцать четыре минуты выйдет.

Валентина посмотрела на дверь, озадаченно переступила с ноги на ногу. Не хотелось ей терять эти дорогие минуты.

— Я вижу, ты заинтригована? И не проси, не расскажу, чем он там занят. Секрет! Я даже в эти часы дочурку отправляю к бабушке, чтоб не мешала.

Валентина догадывалась, чем занят Василий Васильевич — к урокам готовится. Он вообще был человеком щепетильным, трудолюбивым, изобретательным, всегда много работал, тщательно готовился к занятиям и часто советовал ей:

— Собираясь идти завтра в школу, думайте, что вы ничего не знаете, садитесь за книгу, чтобы узнать. Старые знания хороши, если они каждый день обновляются.

Борисова чуть ли не насильно усадила гостью за стол, поставила тарелку с грибами, рассказывая, как собирали их с Василием Васильевичем по недалеким лесам.

Через полчаса из соседней комнаты вышли Василий Васильевич и Щукин, бывший редактор боевого листка на бригадном полевом стане. Валентина удивилась: чем это они были там заняты? У Щукина вон какой серьезный и озабоченный вид. «У них свои дела, у меня — свои», — подумала она и, когда тракторист ушел, обратилась к Василию Васильевичу:

— Я начинаю изучать с шестым классом деепричастие. Разработала первый урок, хочу посоветоваться с вами.

— Пожалуйста, покажите, что вы там наизобретали.

Все-таки хорошо, что есть в Михайловке Василий Васильевич, он поможет, подскажет, времени для этого не пожалеет, если надо, сам придет к ней на урок. Сегодня он опять снабдил ее карточками с нужными предложениями для грамматического разбора, картинками. Потом уселся с женою за стол, изображая шестиклассников, и предложил Валентине начинать урок.

Она волновалась, будто перед ней и в самом деле были ученики.

— Нет, нет, Валентина Петровна, — порой останавливал ее учитель. — Ребята, мне кажется, не поймут из вашего объяснения, почему деепричастие все-таки является глагольной формой. Давайте уточним.

Они уточняли. Валентина благодарно поглядывала на Борисовых, чувствуя к этим отзывчивым, добрым людям большое уважение.

— Ну вот и закончился нынешний урок русского языка в нашем доме, — весело сказал Василий Васильевич, когда Валентина закрыла тетрадь с планом урока. — Вы спросите, почему второй? — Он переглянулся с женой, таинственным шепотком продолжил: — Конспирация, тайное обучение… Видели Щукина? Ушел, бедняга, расстроенный, двойку за диктант получил у меня. Но ничего, осилит, у него бычье упорство.

Валентина удивилась:

— Щукин берет у вас уроки русского языка? Но у него жена учительница.

— Он гордый. Неловко, говорит, учиться главе семейства у жены; он думает поставить ее перед фактом… Учится, читает много. А все началось с того боевого листка, который вы исчеркали красным карандашом. Щукин до сих пор хранит его…

Валентина вспомнила тот день на полевом стане, когда разгневанный Щукин-редактор сорвал с вагончика боевой листок, оставив под ржавыми шляпками гвоздей белые, похожие на крылья мотылька, треугольнички. Оказывается, не хулиганство то было, а злость на себя, на свою неграмотность. Вспомнился райкомовский инструктор Борозда, с которым она чуть не разругалась.

— Обучение взрослых можно было бы легализировать, таких, как Щукин, в селе, наверное, много.

— Есть такие, — согласился Василий Васильевич. — Это проблема ближайшего будущего. В следующем учебном году подумаем о вечерней школе. Николай Сергеевич согласен.

Неожиданно пришел сосед Борисовых Лопатин.

— Извините, на огонек забрел, — сказал он.

— Знаю, знаю, на какой огонек, — погрозила пальцем Анна Александровна. — В шахматы сыграть захотелось.

— Не отказался бы, но сегодня другое дело есть, — ответил ей Лопатин и обратился к Василию Васильевичу: — Вот статью попробовал набросать в газету.

— Ну-ка, ну-ка, Миша, прочти свое сочинение, — попросил Василий Васильевич. — Помню, ты у меня, извини за откровенность, не блистал, на троечки писал.

Лопатин улыбнулся.

— Однажды даже двойка была.

— Помню. Образ Кабанихи по драме Островского «Гроза». Наворочал ты тогда…

Лопатин покраснел. Заметив это, Василий Васильевич ободряюще произнес:

— Ладно, Миша, что было, то прошло.

Когда Лопатин прочел наброски статьи о производственном обучении, о том, как относится к этому колхозное руководство, Валентина сказала:

— Правильно. У нас и есть пародия на производственное обучение.

— Я тоже согласен, — подтвердил Василий Васильевич. — Дело не только в председателе, наш завуч тоже не проявляет рвения к этому. Давайте расширим статью, уточним, подправим и втроем подпишемся для большей убедительности. Как, Миша, не оскорбит это твое авторское самолюбие?

— Наоборот, лучше будет! — согласился Лопатин.

Как-то утром, собираясь в школу, Валентина услышала по радио (передавали обзор областных газет):

— …на учительской странице выступают преподаватели Михайловской школы товарищи Борисов, Лопатин и Майорова…

Лиля вскочила с постели.

— Валечка, ты слышишь?

— Да, слышу.

Диктор продолжал:

— В статье учителя поднимают жизненно важный вопрос о политехническом обучении школьников. Авторы, в частности, говорят о том, что председатель колхоза Подрезов несерьезно относится к трудовому воспитанию учащихся, ошибочно считает, будто воспитание молодого поколения — это исключительно учительское дело. — Далее диктор прочел небольшой кусок из статьи.

— Вот здорово! — восхищенно крикнула Лиля. — Ты — молодчина!

— Причем здесь я, — пожала плечами Валентина. — Статью писал Михаил Корнеевич, добавления и изменения вносил Василий Васильевич, а я только при сем присутствовала.

— Каша-то заварена тобой. И правильно! Подрезов решил, будто его дело только хлеб, молоко и мясо, пусть подумает и о другом!

На следующий день в учительской было шумно.

— Это очень хорошо, что наши учителя выступают в печати, — говорила председатель месткома Каваргина. — Мы это всячески приветствуем. Но прежде чем писать в газету, нужно было бы посоветоваться с дирекцией школы.

— Куда там! — сердито подхватила Марфа Степановна, косясь на Валентину. — Каждый сам себе голова… Между прочим, Подрезов всегда помогал школе, а теперь неизвестно — поможет ли.

— Ах, ах, пропала школа! — с шутливой трагичностью воскликнул Василий Васильевич. — А вдруг князь Подрезов обидится, а вдруг граф Подрезов рассерчает, а вдруг их превосходительству Подрезову не понравится статья в газете, что нам, бедненьким, делать, пропали мы, пропали…