На пригорке машина внезапно остановилась. Из кабины выглянул водитель.

— Вот и наша Михайловка, — сообщил он.

Километрах в двух-трех Валентина увидела большое село. Оно раскинуло свои строения в низине под рыжеватой горой. Издалека к селу подбегала все та же веселая речушка с зелеными берегами. Обогнув окраину, где виднелись длинные белые постройки фермы, речушка уходила дальше, к другим таким же селам. С юга к Михайловке подступали широкие луга, то там, то здесь усыпанные стогами сена. За лугом — лес, он как бы перешагивал через речку, храбро взбирался на гору и терялся за горизонтом.

«Очень красиво, — подумала Валентина. — И село тоже красивое — река, лес, горы… Вот где ребятишкам, должно быть, раздолье. Зимой они, наверное, мчатся вон с той горы на лыжах». — Она даже почувствовала какой-то холодок в груди, будто уже сама летит на лыжах вниз…

— Скажите, белое двухэтажное здание — это что? — поинтересовалась Валентина.

— Наш Дом культуры. Рядом такое же белое здание, только одноэтажное — правление колхоза, дальше дом с красной крышей — магазин, — охотно пояснял шофер.

— А где школа?

— Отсюда не видно. Школа вон за теми тополями. А вы почему школой интересуетесь?

— Вероятно, потому, что я учительница.

— Значит, к нам. Вот обрадуется Николай Сергеевич. Сейчас я вас прямо к школе и подвезу.

Михайловская школа — продолговатое свежевыбеленное бревенчатое здание с чистыми крашеными окнами — стояла в центре села, неподалеку от Дома культуры. Она была окружена невысоким новым забором, вдоль которого росли молодые стройные топольки, в глубине двора зеленели могучие клены.

«И здесь хорошо, и здесь красиво», — опять отметила Валентина.

Услужливый шофер помог учителям сгрузить вещи, улыбнулся молоденькой черноглазой учительнице и, пожелав счастливо оставаться, уехал.

В широком школьном коридоре стояли бочки с известкой, банки с краской.

— Хозяйственные да расчетливые люди давно лоск навели в школах, а тут — запоздалое столпотворение, — насмешливо бросил Игорь.

Эти слова задели, укололи Валентину, как будто он рухнул что-то уже близкое и дорогое.

— Что угодно, молодые люди? — спросил высокий седой мужчина, одетый в синий рабочий халат, забрызганный известью и краской.

— Нам нужен директор, — ответил Игорь.

— Он к вашим услугам. — И мужчина назвал себя: — Николай Сергеевич.

— Я — учительница Майорова, направлена к вам в школу, — представилась Валентина и заметила необъяснимо странное поведение директора. Сперва было похоже, будто он собирается броситься к ней, а потом отступил на шаг, и в его широко распахнутых глазах застыло тревожное изумление. В следующий момент Николай Сергеевич каким-то глуховатым, изменившимся голосом проговорил:

— Да, да, очень приятно… Минутку, я только вымою руки… Заходите, пожалуйста, в класс, там уже чисто.

В классе пахло свежей краской, было светло. Ровными рядами расставлены чистые парты. На стене, перед партами, висела продолговатая влажная доска с глянцевым блеском.

— Скажи, Игорь, что такое классная доска? — неожиданно спросила Валентина.

Он пожал плечами, ответил:

— Школьный инвентарь.

— Инвентарь… Нет! Она мне кажется таинственной. Да, да, именно таинственной, потому что похожа на поле сражения. Представь себе — выстроятся рядами цифры, формулы, уравнения химических реакций, сочиненные и подчиненные предложения… Кто-то ошибется, кто-то поправит… И все терпит классная доска, потому что она самая умная и самая терпеливая…

— Ты — фантазерка! — захохотал Игорь. — Над куском линолеума речи произносишь.

«Не понял», — подосадовала Валентина. Подойдя к столу для учителя и окинув глазами пустой класс, она попросила:

— Игорь, сядь за парту и посмотри, похожа я на учительницу?

— Похожа, совсем похожа, — ответил он. — А вот директор ваш не очень-то похож на директора.

— Почему?

— Сам красит, белит. Несолидно.

В класс вошел директор. Теперь на нем, вместо синего рабочего халата, был светлый отутюженный костюм.

«Артист, за несколько минут преобразился до неузнаваемости, — подумала Валентина, присматриваясь и не замечая в его глазах того тревожного изумления. — Значит, мне просто показалось тогда», — заключила она.

Директор — крупный широкоплечий мужчина, у него карие умные глаза, широкие темные брови, седина густых жестковатых волос еще больше подчеркивала смуглость лица.

«Наверно, очень строгий», — решила она.

— Теперь давайте знакомиться, — сказал Николай Сергеевич и протянул Валентине большую сильную руку. — Если не ошибаюсь, Валентина Петровна? Очень приятно, очень рад. А вы? — обратился он к Игорю.

— Мой однокурсник, Игорь Федорович Коротков, назначен в Шафраново, — представила Валентина спутника.

Пожимая руку молодому учителю, Николай Сергеевич говорил:

— Жаль, что не могу оставить в школе и вас, но Шафраново — наш ближайший сосед, и мы будем часто встречаться. — Он взглянул на Валентину как бы спрашивая: правильно ли я понял ваш совместный приезд?

В школьном коридоре послышались недовольные девичьи голоса:

— Ты чего шлепаешь?

— Разве не видишь — вымыто!

— Не шумите, девчата, прибыл к вам по очень важному делу, — весело отвечал мужской басок. — Тут наш учитель новый находится, вот и прислали меня за ним на машине…

— За тобой уже приехали, — с сожалением сказала Валентина Игорю.

Он укатил в Шафраново, оставив Валентину одну в незнакомой и пока чужой Михайловке.

— Итак, Валентина Петровна, будем устраиваться, — сказал директор, когда машина с Игорем скрылась за поворотом улицы. — Начнем с самого необходимого, с квартиры. Правда, с этим делом у нас туго…

— А на совещании заведующий облоно заявил, что учителя области полностью обеспечены квартирами.

Директор грустно улыбнулся.

— Бог судья нашему уважаемому заведующему. Будем считать, что наша Михайловка исключение. — Директор позвал школьную уборщицу тетю Глашу и попросил ее отвести новую учительницу на квартиру.

— А вещи-то как доставить, Николай Сергеевич? — забеспокоилась уборщица.

— Скажу завхозу, он подвезет на лошади, — ответил директор.

Вдвоем с тетей Глашей Валентина шла по широкой Михайловской улице. Вот по этой дороге — мимо палисадников и телеграфных столбов, мимо шумящих тополей и колодцев с высокими журавлями — она каждый день будет ходить в школу.

Сейчас Валентина с любопытством посматривала на дома. В большинстве своем они были новыми, по-праздничному нарядными, с крашеными ставнями, с аккуратными крылечками. Кое-где дома только строились, и это нравилось Валентине. Она вообще любила, когда что-то строилось, обновлялось.

То тут, то там рядом с новыми домами стояли ветхие, подобные согбенным старушкам, избенки с замшелыми шапками крыш. Они смотрели своими подслеповатыми окнами на широкую, полную солнца и зелени улицу, как бы говоря: мы верой и правдой послужили людям и пора бы нам на покой.

Именно к такой избенке и подвела тетя Глаша новую учительницу.

— Эта квартирка ваша, — сказала она, снимая замок. — Проходите.

Внутри неказистая избенка оказалась не такой плохой, как снаружи. В ней — две вполне приличные невысокие комнатки. Чуть ли не половину первой занимала большая русская печь, здесь же, у окна, стоял покрытый клеенкой кухонный стол, на стене полка для посуды, задернутая чистой марлевой занавеской. В соседней комнатке обстановка была иная — посредине квадратный столик с тремя табуретками, в углу этажерка, у стен — кровати, одна аккуратно заправлена, другая, железная койка с крашеными спинками, только прикрыта простыней поверх сетки. На этой койке вразброс лежали чьи-то книги. На подоконниках обернутые в газету горшки с цветами, от чего в комнате был приятный зеленоватый сумрак.

— Здесь кто-то живет? — спросила Валентина.

— Лиля Муратова живет, в библиотеке работает. Сейчас она в отъезде, а ключик мне оставила на всякий случай. Это ваша кроватка, — указала тетя Глаша на железную койку. — Постель у вас имеется?