На трехдневные выступления было продано билетов меньше, чем ожидалось. Полного зала не будет.

Несмотря на все усилия Бриз, в прессе по-прежнему появлялись как положительные, так и враждебные публикации, но Джеб прочитал достаточно приветственных писем, чтобы не обращать внимания на отрицательные отзывы.

Стоя за кулисами в красно-бело-синем атласном одеянии с серебряной бахромой, Бриз считала минуты до того момента, когда оркестр сыграет первые такты «Леди из Луизианы». Это должно понравиться публике, хотя Бриз считала, что нужно открывать концерт каким-то новым номером. Несмотря на то что эта песня, как считал Джеб, приносит удачу, на сердце у Бриз было неспокойно.

— Мы начинаем, — сказал стоявший сзади Мак.

— Я не волнуюсь, — не оборачиваясь, ответила Бриз.

— Конечно, не волнуешься. Как не волновался и Джеб, когда я оставил его на толчке.

Она резко обернулась:

— Его рвет?

— Сейчас уже нет, — с усмешкой сказал Мак и вместе с остальными музыкантами с мятежным криком устремился на сцену.

Бриз оглушил гром аплодисментов. Но этот шум рукоплесканий был для нее счастьем и смыслом жизни. Несмотря на все свои страхи, она не удержалась от улыбки, когда посмотрела на стоявшего рядом Джеба. Лицо у него было зеленое.

Бриз окинула его взглядом от широких плеч, выпирающих из-под белой рубашки с закатанными рукавами, до сверкающих черных башмаков.

— Давай, Уолл-стрит! — одобрительно сказала Бриз, хлопнув его по черной стетсоновской шляпе, и в приглушенном свете прожекторов Джеб шагнул на сцену. Толпа завизжала — и в то же мгновение группа врезала «Леди из Луизианы».

Первое отделение прошло удачно. Джеб выглядел спокойным и уверенным даже тогда, когда пел «Что я буду делать, если он заберет тебя обратно?» — песню из нового альбома.

Мастерски отыграв сложное вступление на позаимствованной у Мака двенадцатиструнной вишневого дерева гитаре, он вдохновенно исполнил лирическую «Удиви меня», пятую песню альбома.

— Мы их сделали, — сказал Джеб за кулисами после песни «Ты меня любишь?», которая вызвала бурю аплодисментов. Все его лицо и волосы были мокрыми от пота. — Что я вам говорил?

Но в конце второго отделения все пошло вразнос. Это произошло после того, как Джеб спел «Богатую девушку». Возможно, она напомнила публике об Уиттейкерах (поскольку пресса неоднократно писала о Сюзанне) и о еще не разрешенной загадке смерти Клэри. Как бы то ни было, из толпы кто-то потребовал исполнить «Младшую сестричку», которую Джеб решил не включать в программу второго тура.

Мак крикнул, чтобы попросили какую-нибудь другую песню. Но когда он дал сигнал и группа заиграла «Когда я тебе последний раз звонил», свистки и рев зрителей заглушили оркестр уже после первых двух тактов.

— А как же «Младшая сестричка»? Он что, боится ее петь?

— Пусть поет! — крикнул кто-то.

— Ты трус, Коуди?

Призывая всех к молчанию, Джеб поднял руку и подошел к самому краю сцены.

— Я решил не включать этот номер в программу нынешнего тура не потому, что я что-то скрываю. — Побелевшими пальцами он обхватил микрофон. — Мне нечего скрывать. У нас были свои сложности, но я любил свою сестру, любил сильнее, чем могу передать словами. Как все вы знаете, я написал «Младшую сестричку» в память о ней. И теперь эта песня причиняет мне боль. — Он сделал шаг назад. — Примите мои извинения. Я надеюсь, что вы поймете меня.

— Пой, черт возьми!

Джеб оглянулся, его взгляд встретился со взглядом стоявшей за кулисами Бриз.

— Пой! — прошептала она вслед за толпой. Теперь все в его руках. Если он сейчас уйдет, как, кажется, собирается сделать, уже сегодня вечером судьба тура окажется под угрозой. Завтра газеты начнут сыпать обвинениями или по меньшей мере предрекать падение Джеба Коуди в пучину забвения, из которой он лишь недавно выбрался.

Джеб двинулся к выходу. Публика засвистела. Бриз и Мак обменялись растерянными взглядами. Мак кивнул, и Бриз, у которой моментально пересохло во рту, сделала шаг, затем другой, достигла занавеса и наконец, преодолев себя, вышла на сцену и встала перед громадным задником — в нынешнем сезоне это был комплект огромных мониторов, дающих изображение Джеба на сцене во время выступления. Еще два шага — и вот она уже в развевающейся юбке цветов национального флага твердой походкой движется вперед, полная решимости спасти Джеба.

Опустив голову, он прошел мимо, в то время как голос Мака провозгласил в микрофон:

— Бриз Мейнард, леди и джентльмены!

По спине Бриз пробежал холодок. Деревянная сцена под ногами. Яркий свет прожекторов. Тьма впереди. Шорох в зале, запахи пота и возбуждения, поп-корна и хот-догов, горчицы и леденцов. Музыканты зааплодировали, их поддержали первые робкие хлопки, а затем последовал шквал аплодисментов. Это было похоже на карнавал, и Бриз оказалась в самом центре этого необыкновенного действа.

Но стоило Бриз начать петь, все встало на свои места, будто не было тех страшных дней, когда все пошло вкривь и вкось и она отказалась от выступлений. Первые ноты были хриплыми, напоминали шум воды, поднимающейся со дна старого колодца, но затем напряжение спало, и голос Бриз полился свободно, выводя нежную мелодию и проникновенные слова «Младшей сестрички».

Прости меня, Джеб!

Когда она закончила, зал стоя приветствовал ее овацией, ревом одобрения, которого так недоставало в последние годы ее душе. Сдерживая слезы Бриз поклонилась залу в пояс. Ее светлые волосы опустились до самого пола, а затем, когда она выпрямилась, водопадом потекли по спине.

Кланяясь, Бриз надеялась, что Джеб вновь выйдет на сцену, но этого так и не произошло. Аплодисменты постепенно затухли, и люди начали вставать со своих мест и направляться к выходу.

Музыканты наперебой стали поздравлять Бриз. Подошел Мак и крепко обнял.

— Ты не забыла, как это делается, — хриплым голосом сказал он.

— Я только помогала Джебу. — Бриз принялась искать его глазами.

— Конечно.

Мак поспешил присоединиться к остальным музыкантам — Скиту, Терри, Камерону и Буллу, которые без обычных шуток и смеха направлялись к своим гримерным, собираясь выпить холодного пива. Бриз тоже двинулась за кулисы, но чем дальше она шла, тем больше замедлялись ее шаги. Пространство за сценой, обычно заполненное техниками и администраторами, журналистами и праздношатающимися, сейчас казалось странно тихим и пустым.

Наконец Бриз увидела того, кого искала. Он стоял далеко от сцены, уткнувшись лицом в бетонную стену и закрывая голову руками. Все его тело тряслось. У Бриз сжалось сердце. Она сделала шаг вперед, и Джеб, должно быть, ее услышал.

— Уходи. Я не хочу, чтобы ты меня видела.

Как страус, прячущий голову в песок, он, наверное, надеялся, Что его никто не заметит. Но только не она. Не Бриз.

— Нет, Джеб!

Издав сдавленный звук, он обернулся, оторвался от стены и бросился в ее объятия.

— Я любил ее. Я так ее любил… но Боже, я любил ее не в дурном смысле.

Бриз не знала, что он имеет в виду, и не хотела этого знать. Опустив голову Джеба себе на плечо, она крепко прижимала его к себе и утешала:

— Все пройдет, детка, все пройдет.

Сквозь рыдания она с трудом понимала, что он говорит.

— Я больше не могу, Мейнард. Ты же слышала их сегодня. Пока не найдут того, кто ее убил, они никогда мне не поверят. — По телу Джеба пробежала дрожь. — Когда мы были детьми и отец бил меня ремнем или палкой, Клэри вот так же обнимала меня и говорила: «Он не хотел, Джеб», — даже когда прекрасно знала, что он хотел. Но она всегда так делала… как и я для нее, до тех пор пока…

— Я знаю.

— Рэйчел умерла, а затем Клэри… Когда я встретил Сюзанну, я хотел…

— Все будет в порядке, — пообещала Бриз и снова крепко обняла его, словно любимого ребенка. Пусть Джеб наконец-то выплачется после смерти Клэри и выплеснет свою скорбь, которую он заключил в какой-то монументальный мавзолей.

Прошло довольно много времени, прежде чем Джеб начал приходить в себя.