Всё сплошные хиты. Что исполнять дальше, Джеб не знал. В антракте он сделал ингаляцию, и все-таки в конце «Маминых песен» голос его слегка дрогнул. Правда, кажется, этого никто не заметил — видимо, посчитали, что так и должно быть, поскольку песня была весьма эмоциональной. Но вот исполнять «Младшую сестричку» или нет, Джеб не знал.

Намеки в рубриках газет на его вину в смерти сестры ему порядком надоели. Но прежде чем он успел на что-нибудь решиться, Мак с ребятами уже сыграли вступление, и Джеб машинально взялся за гитару.

Огни прожекторов погасли, остался только небольшой золотистый круг света, в котором стоял сам Джеб. В зале воцарилась тишина.

Он говорил твердым голосом, стараясь не срываться на лирику. Об их детстве, о том, что их связывало, об их любви друг к другу. Все это было и прошло. Но он никогда не думал, что Клэри умрет, не сказав последнего «прости».

Горло его перехватило. Джеб тронул струны гитары, но пальцы не слушались. Он нерешительно начал рассказывать о том, как ушел из дому, не обещая вернуться.

— Ты будешь петь, а? — выкрикнул кто-то из зала.

— Он не может петь! — перекрывая музыку, громко сказал кто-то другой.

Джеб открыл рот, но не мог выговорить ни слова.

— Она умерла из-за него! — выкрикнул тот же голос.

Джеб склонил голову над гитарой. Бриз ошибалась. Нужно было давать эти интервью. Но он тоже ошибался. Он никогда не говорил о Клэри, исключая тот день, когда была метель, и в результате создалось впечатление, что его больше интересуют сборы от концерта, чем ее смерть.

Сюзанна тоже так решила. Она и теперь так думает. Когда отзвучала мелодия, Джеб поднял голову и умоляющим взглядом посмотрел в зал.

— Младшая сестричка… Я должен был больше любить тебя…

— Ты о ней неплохо позаботился!

Сбитый с толку, Джеб сделал шаг вперед, но Бриз неожиданно схватила его за руку:

— Тебя надо вывести отсюда.

— Я же ничего не делаю, — пробормотал он, все еще сжимая в руках гитару. Кто-то забрал ее у него.

Возле сцены послышался какой-то шум, затем свистки и улюлюканье. И крики фанатов, вставших на его защиту.

Он вырвался:

— Дайте мне сказать!

В темноте раздались аплодисменты, но охранники Джеба, заняв место Бриз, оттеснили его от микрофона.

— Я хочу сказать несколько слов о смерти своей сестры…

— Что она собиралась о тебе написать, Коуди? — издевательски выкрикнул все тот же хриплый голос.

— Джеб, Джеб, Джеб! — скандировала толпа, ногами отбивая ритм.

Неожиданно из темного прохода на сцену выскочил крупный мужчина. Мускулистые охранники отпустили Джеба и бросились на нападавшего. Но прежде чем они успели его остановить, мужчина ударил Джеба кулаком по лицу. Из носа брызнула кровь. Следующий удар пришелся по скуле, и Джеб покачнулся.

На этом драка закончилась. Охранники повалили нападавшего на пол. Кто-то — Мак? — увел Джеба со сцены. Голова его кружилась, в ушах звенели тысячи голосов.

— Подать лимузин к подземному выходу! Еще охранников на сцену! — исступленно кричала Бриз в уоки-токи.

— Представление окончено, ребята, — объявил кто-то в микрофон. — Пожалуйста, организованно покиньте зал. Каждый, кто этого сейчас же не сделает, будет арестован. Мистера Коуди здесь уже нет. Пожалуйста, выходите.

— Господи! — пробормотал Джеб и провел рукой по окровавленному носу.

Сцепив руки, несколько десятков охранников плечом к плечу выстроились перед сценой. При виде этого у Джеба кровь застыла в жилах. Частично уговорами, частично силой Мак выпроводил его со сцены за кулисы. У Джеба не хватило ни времени, ни присутствия духа спросить, почему все-таки группа заиграла «Младшую сестричку».

— Я же никому ничего плохого не делаю, — повторил Джеб, пытаясь ухватить слова, мятущиеся в его затуманенном мозгу. Пытаясь ухватить воспоминания.

И не смог.

Прислонившись головой к спинке сиденья лимузина, Джеб пытался успокоиться и преодолеть неприятные ощущения в желудке. Он коснулся рукой шрама на верхней губе. Ему не раз приходилось драться — одна из таких схваток запомнилась на всю жизнь, — но до сих пор ничего подобного не происходило с ним на сцене, перед десятками тысяч фанатов и без всякого повода. Голова вновь закружилась, и Джеб закрыл глаза.

Машина быстро двигалась по тихим улицам Сан-Франциско. Всего несколько мгновений назад лимузин подкатил к подземному гаражу отеля, где остановился Джеб, но там они обнаружили толпу любопытных зевак, обеспокоенных фанатов и нескольких бузотеров, готовых к новому раунду. Бриз вся напряглась.

— Назад! — приказала она. Покрышки лимузина взвизгнули, машина сдала назад и выкатилась на улицу. — Остановитесь здесь.

Шофер остановил «линкольн», и Бриз открыла заднюю дверцу. Холодный ночной воздух нес с собой влажный запах с залива Сан-Франциско.

— Придется прокатиться, — сказала Бриз, оглядевшись по сторонам и оценив расстояние до парадного входа в отель, где собралась еще одна толпа. — Я не хотела тебе говорить, — наклонившись, добавила она, — но есть пострадавшие. После того как мы покинули арену, были еще стычки. Вмешалась полиция. Двое зрителей сейчас в больнице, у одного из них проломлен череп.

Боже мой!

Захлопнув дверь. Бриз, рискуя собственной шкурой, отправилась разговаривать с толпой. Водителю она приказала в ближайшие часы в отель не возвращаться.

— Пока все не успокоится, — сказала она. — Сначала позвоните мне из машины.

Уходя, она показала Джебу большой палец, но на сердце у него по-прежнему было неспокойно.

Он опустил голову на спинку сиденья. Горло было сухим и горячим, как пересохшее русло ручья в августе. Джеб дотронулся до опухшей щеки. Нос все еще болел, а запекшаяся кровь мешала нормально дышать.

Он ничего плохого не сделал. Как и его отец много лет назад. Так по крайней мере он считал.

Джеб закрыл глаза, вновь пытаясь вспомнить то, что всплыло в его памяти еще на сцене. На этот раз воспоминания не исчезали; даже холодный майский вечер оказался бессильным их рассеять.

Он ничего не сделал.

Глаза Джеба закрывала соломенная шляпа, в воздухе витал дразнящий запах свежескошенной травы. В этот жаркий июльский день Джеб дремал на берегу ручья. Горячее солнце освещало его голые ноги и грудь, отражаясь от нависшей над водой металлической удочки. Джеб ничего не поймал, но это его не беспокоило. Как всегда говорил Джон Юстас, поймать рыбу не главное, главное — иметь возможность отпустить на волю мысли.

С высоты своих десяти лет Джеб думал, что дедушка попал в точку. Правда, так бывало почти всегда.

Джеба это восхищало. Он восхищался и образом жизни Джона Юстаса. Приемная дедушки, располагавшаяся в пристройке его дома в Эльвире, долгое время была для Джеба предметом мальчишеского поклонения. По субботам он часто проводил там весь день, с восторгом перелистывал книги по медицине, бегал по поручениям деда, подметал пол. А еще Джеб любил болтать с бесчисленными пациентами, все время заполнявшими скромную, но уютную приемную.

Мать боялась, что Джон Юстас ненароком вселит в ее старшего сына стремление получить медицинское образование, что семье было явно не по карману, или превратит его в ипохондрика.

Ничего подобного, конечно, не случилось. Вместо этого, несмотря на возражения отца, мать накопила денег и купила Джебу к Рождеству его первую гитару.

Джон Юстас всегда называл Уильяма Коуди своим самым нелюбимым зятем и образцом того, как не следует себя вести. Он боялся, что дети возьмут с него пример — особенно Джеб, который все время тянулся к своему вечно отсутствующему отцу.

В этот день у Джеба заныло в животе сразу, как только он услышал зовущий его голос Клэри. К моменту, когда он увидел, ее на холме, Джеб уже знал, что это случилось снова. С бьющимся сердцем он сел. Металлическая удочка, которую мальчик зажимал между ног, упала в ручей.

— Коуди! Коуди! — кричала Клэри. Джеб вскочил, не ощутив прикосновения холодной травы к босым ногам. Соломенная шляпа упала с его головы, но мальчик не заметил этого. Он стоял и смотрел, как сестра бежит к нему по склону холма в своем слишком коротком выцветшем платьице. Стоял и ждал. Подбежав к брату, Клэри бросилась ему на шею. Джеб не стал спрашивать, что случилось.