— Приходил шериф. — В голосе Клэри звучали слезы. Джеб сдерживался, стараясь хотя бы на несколько секунд отдалить тот момент, когда их маленький мир рассыплется на куски. — Они увезли папу в наручниках, — продолжала Клэри, — в этой своей машине с клеткой сзади… как животное. — По ее щекам полились слезы, и Джеб потерял контроль над собой. Он прижал сестру к себе, обнимая ее худенькое тело. Слезы девочки текли на его голую грудь.

— Он больше не вернется! — сквозь рыдания говорила Клэри и вся дрожала, хотя день был очень жарким и влажным.

Взглянув поверх головы Клэри, Джеб увидел, как его удочка, лениво покачиваясь, плывет по направлению к реке, в которую впадал маленький ручей, к мосту, ведущему в Эльвиру, к приемной Джона Юстаса.

Но Джеб только крепче прижал к себе сестру, жалея о том, что у него не такие крепкие мускулы, как у отца или, на худой конец, как у дедушки, страдая от того, что ничего не может сделать.

— Он вернется.

Клэри было только одиннадцать лет, но она, подобно матери, любила, чтобы все было четко и ясно. Поэтому каждый раз, когда отца арестовывали, она вела себя так, что Джеб начинал чувствовать себя старшим, а не наоборот. Даже голос у Клэри становился как у маленькой девочки.

— Они отпустят его на поруки? — спросила она, будто Джеб мог знать ответ.

— Может быть, — сказал он. — Что говорит полиция, что он сделал?

— Украл деньги. — Она подняла голову. — У того старого козла, который нанял его починить сарай в Гейтсвилле.

— А как именно украл?

— Он будто бы зашел в тот большой дом, открыл сейф в стене и взял пачку денег и, как сказал шериф, несколько серебряных кубков, вроде тех, которыми пользуются во время дерби.

— Призовые кубки, — предположил Джеб. Ими награждают победителей во время конных состязаний и используют в особых случаях, чтобы пить мятный джулеп[7], который очень ценят богатые. Конечно, отец ничего такого не брал. Какой от них прок?

— И украшения, — добавила Клэри. — Шериф сказал маме — какой-то бриллиантовый браслет и пара колец. Они все нашли прямо на нем.

— Может быть, он это где-то нашел.

Она положила голову ему на плечо.

— Мама плачет. Очень сильно плачет. Маленький Этан испугался и теперь тоже плачет. — Клэри сделала шаг назад, обеими руками вытирая мокрые щеки. Из-за этого на них появились полосы грязи, которые только подчеркивали синеву ее глаз. — Я дала себе слово не плакать. Я поклялась, что не буду, и вот…

Джеб снова обнял ее. Он знал, что если друзья сейчас увидят их, то будут смеяться, но это не беспокоило его, как не беспокоило тогда, когда отца арестовали в прошлый раз. Не будет беспокоить и в следующий раз — даже тогда, когда они с Клэри станут взрослыми, как мама и Джон Юстас.

— Другие дети тоже испугались, Коуди.

— Я знаю.

— А ты испугался?

— Нет! — резко сказал он. — Хоть пугайся, хоть нет — это не поможет папе. — Джеб надеялся, что сестра не заметит, как у него дрожат руки. Джеб не понимал, почему шериф так не любит их отца, почему он все время болтается поблизости и забирает отца за то, чего он не делал. Джеб не понимал и того, почему судья всякий раз отправляет отца домой, вместо того чтобы запереть его, если он виноват, пригрозив, как говорит Джон Юстас, выбросить ключ.

Джон Юстас говорил, что по нему тюрьма плачет, но дедушка никогда не любил папу и, наверно, никогда не полюбит. Джон Юстас недолюбливал и Клэри, так что Джеб не принимал во внимание того, что он говорил о Клэри и об отце.

Мама говорила, что отец не виноват, а она никогда не обманывала. Мама любила его, как и Джеб, хотя у отца был тяжелый характер и он требовал от Джеба, чтобы он вел себя как старший сын. Как мужчина.

— Он вернется, — снова сказал Джеб. — А пока его не будет, я позабочусь о тебе. — Он погладил Клэри по длинным красновато-рыжим волосам, огнем пылавшим на солнце. — Я позабочусь обо всех вас.

Она вздрогнула и успокоилась. Они стояли обнявшись под летним солнцем у ручья, вдыхая сладкий запах свежескошенной травы, и Джеб чувствовал, как его охватывает странное ощущение покоя.

— Он ничего не сделал, — прошептал он.

Но сегодня, в этот прохладный майский вечер, чувство покоя совсем оставило его. Рассекая белесые клочья тумана, окутавшие темные улицы, машина бесцельно неслась куда-то вдаль. Чувство бессилия от несправедливости внезапно охватило Джеба. Как тогда на берегу ручья, когда они стояли вдвоем с Клэри.

«Пострадали ни в чем не повинные люди», — подумал он.

Конечно, он знал, что его отец небезупречен — так же как и он сам. У него полно недостатков. Но эти крики… нацеленный на него кулак… и Сюзанна Уиттейкер, которая вернула билеты, потому что плохо о нем думает.

Джеб взял в руки сотовый телефон, затем снова положил его на место. Он не решался позвонить Бриз, хотя предполагал, что с ней ничего не случилось. Вероятнее всего, что она все быстро уладила и теперь лежит себе в объятиях Мака Нортона — там, где ей вовсе незачем находиться.

Лимузин выехал на крутой склон, который дал бы сто очков вперед пологим холмам, вздымающимся вокруг родной Джебу Эльвиры, и перед глазами исполнителя кантри предстал шикарный пригород — Ноб-Хилл. Территория Сюзанны.

Может быть, заскочить к ней? Кто она такая, чтобы возвращать билеты с курьером? Это все равно что пощечина.

«За деньги, — подумал он, — нельзя купить хорошие манеры, которыми так восхищались моя мать и Джон Юстас».

Джеб нажал на кнопку, чтобы опустить стекло, отделявшее салон от водителя. Если он появится у Сюзанны Уиттейкер, что она сделает? Выставит его на улицу? Или вежливо пригласит войти? А если пригласит, сможет ли он убедить ее в своей невиновности? Отцу тогда не удалось убедить в этом судью.

Он не думал, что Сюзанна проявит сговорчивость, и не знал, почему это имеет для него значение. Не знал он и того, почему для него так важно увидеть ее снова, несмотря на твердое решение этого не делать, принятое после телефонного разговора по поводу гибели Клэри.

— Да, сэр? — Водитель смотрел на его отражение в зеркале.

Джеб дал ему адрес дома на Калифорния-стрит, который, как оказалось, помнил наизусть, и снова утонул в кресле. Нос и скула болели, голова снова кружилась. В горле опять пекло.

Джеб закрыл глаза. Ничего плохого он не сделал. Сюзанна Уиттейкер должна знать правду, верить ему, даже если все будут утверждать обратное.

Беспокойный сон Сюзанны прервала настойчивая трель звонка. Кто-то звонил со стороны парадного входа. Сюзанна рано легла спать, но толком никак не могла заснуть. Шел уже второй час ночи. Звонок повторился снова, и Сюзанна села на кровати.

Ее охватила тихая паника. В доме она одна. Лесли еще утром уехала в Коннектикут, а намечавшийся на вечер ужин с Майклом Сюзанна отменила, жалуясь на желудок. Услышав третий звонок, Сюзанна соскользнула с постели. Накинув поверх короткой ночной рубашки шелковый халат, она босиком пошла вниз.

Каждый ее шаг отдавался в желудке. Из-за приступов тошноты Сюзанне приходилось каждые полчаса вставать с постели, и чья бы то ни было компания ей теперь была ни к чему. Лесли бы ее сейчас отругала. В городе нельзя оставаться одной в доме, сказала бы она, можно стать легкой добычей для любого проходящего мимо извращенца. Ей нужна охранная система или по крайней мере собака. Неужели она не может взять себе собаку из приюта, где бесплатно работает? Сюзанна, конечно, взяла бы, но она часто отсутствует, и ей не хочется, чтобы любимое существо оставалось дома в одиночестве, как часто бывало в детстве с ней самой. Когда ночью в доме ей чудились иногда странные звуки, Сюзанна утешала себя мыслью, что до сих пор ее еще ни разу не пытались ограбить и что этого не случится и впредь. Она сама о себе позаботится.

Сейчас она не очень была в этом уверена. За дверью стояла темная фигура. В глазок были видны только широкие плечи, но Сюзанна никак не могла разглядеть лица. Неизвестный стоял слишком близко привалившись к двери. Неужели он хочет ее высадить? Что, если Лесли была права?