Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
6

От малого до большого один вздох, — говорит туркменская пословица.

Все малое. Осенью все оросительные каналы и плотины забиваются илом. Канал и плотина — нечто общее, принадлежащее многим, и их очищают сообща, коллективами, иногда до десяти тысяч человек. Чистка каналов — хошар — приучила крестьян к организации трудартелей настолько, что уже и при постройке новых каналов население готово предложить государству свой организованный труд. Стихии здесь еще разбойничают в хозяйстве из года в год — и трудповинность обычна. Следовательно, знай ургенчские и ташаузские дехкане о значении перелива Аму из одного моря в другое, знай об этом скотоводы Усть-Сырта и песков близ Узбоя… Тут, конечно, нужен не инженер, а партийный работник. Море может быть нами организовано только в плане партийно-советской работы.

Или еще: в прошлом году Туркменистан боролся с саранчою впервые. Саранча была божьей гостьей, и ее не трогали, — она пожирала поля, как хотела. В прошлом году с саранчой повела борьбу не наука, а партия. Борьба была поставлена как борьба политическая, показывающая значение и роль советски организованной массы в борьбе с суевериями, предрассудками, невежеством и вредительской пропагандой. Борьба с саранчой оказалась даже не борьбой со стихией, а борьбой со своей собственной расхлябанностью. Полки Осоавиахима из комсомольцев, рабочих, бухгалтеров, машинисток выходили в пустыню и месяцами кочевали, роя канавы, ставя щиты, закапывая саранчу в землю или сжигая ее. В пустыне открылись походные больницы, театры, агитационные учреждения. Мертвый покой времени был растреплен, и люди за лето прошли века.

Саранча была уничтожена, и урожай Туркмении спасен. Теперь саранчи уже никто не боится. И, как сказал один мало красноречивый человек: «Все теперь знают, что лучшее средство от саранчи — советская власть».

Может быть, так же именно скажет кумли — человек пустыни — о нашей власти и о безводье, когда будет начата новая река в пустыне.

7

В далеких кишлаках комсомольцы собирают утильсырье — рвань старых кибиток, обрывки ковров и прочую полезную заваль. Они это делают с увлечением и с некоторой даже восторженностью, как молодые и неопытные алхимики, которые чувствуют, что из старой кибитки можно выварить настоящее золото, но не знают точно, как именно это делается.

Процесс для них темен, но они чувствуют результат и собирают все, что ни попадется, под рев старух и сумрачное недоумение своих степенных отцов.

Что, если назвать еще пустое Сара-камышское море — комсомольским, проект строителей перевести на язык советских массовых кампаний, чтобы шефствовать туркменской молодежи над этим смелым, воодушевленным делом, реконструирующим всю страну?

Начать заботу о реке пионером, работать над организацией ее комсомольцем, а членом партии видеть своей волей измененный мир: сады на вчерашних песках, города на месте истлевших чабаньих кибиток, водные дороги, забирающие к заводам кара-кумскую серу и кара-бугазскую соль, и ощутить преодоленной стихию, стихию и геологии, и географии, и традиций своего прошлого.

Поиски культуры

История Туркменистана ископаема из песков. Ее находят всегда неожиданно и случайно, частями, как кости давно развалившегося скелета.

Века стоят разрозненными между собою памятниками, — так на пристанях валяются трупы погибших и растасканных водою и временем кораблей.

XVII век пробует врасти в революцию, XVIII неизвестен и лежит под барханами, а из XIX строят дома и колодцы.

Повторив Геродота, мог бы сказать о своем прошлом туркмен-современник:

Никто ничего не знал об истоках Нила, кроме хранителя священных вещей в храме в Саисе в Египте, но и тот, кажется, шутил, говоря, что знает определенно.

Едва ли так. Арабские путешественники с X по XV век — Истахри, Масуди, Махциси, Якути, Ибн-Батута, позднее англичанин Дженкинсон, через сто десять лет астраханский сын Иван Федотов, далее капитан Муравьев, англичанин лейтенант Борне, купец Абросимов и главное А. Вамбери — собрали нам о Хорезме, Хиве, туркменских племенах и бухарском ханстве неисчерпаемые материалы. Наконец труды Бартольда по истории Туркменистана…

Можно назвать труды еще более интересных путешественников — например, Корнила Суворова, Шекспира и армянина Турнаева, оставившего замечательный дневник о своей поездке из Ново-Александровского укреплении в Хиву.

— Корнила Суворова? Это какой же?

— Сибирского казачьего номера третьего полка рядовой Суворов был взят в плен в тысяча восемьсот сороковом году при Улутау киргизами мятежниками Кенисары-Касимова и подарен последним эмиру Бухары. Тот продал его за восемнадцать тиллей своему приближенному, но, узнав про смышленый нрав и военные знания русского, откупил его за двадцать шесть тиллей и оставил К. Суворова у себя сарбазом. Через восемнадцать лет Корнил Суворов дал свои показания комиссии по опросу русских пленных, возвращенных из Бухары, при генеральном штабе Оренбургского корпуса, было ему тогда сорок пять лет. У эмира он делал четыре похода к Аму-Дарье, восемнадцать походов под Шехри-Сабэ и два под Коканд, все в разных качествах, но чаще общим инспектором бухарской пехоты. Это, кажется, он ввел русские сабли в вооружение артиллерии, присвоил батальонам сарбазов знамена, набросал устный полевой устав для бухарской пехоты и кавалерии, и при нем стали впервые добывать из озер близ Бухары селитру, а в горах Карши серу для пороха. Следует думать, что именно по его совету эмир приказал измерять все дороги, пройденные войском, и измеряли шагами скороходов: по прохождении девяти тысяч шагов, составляющих таш (камень), скороход, ведущий лошадь эмира под уздцы, говорил: «Таш», — и там клали камень; затем вел лошадь другой скороход и делал то же самое. Корнил Суворов показал, что им пройдено у эмира столько камней, что он и сосчитать не умеет, обстоятельно рассказал о вооружении всех крепостей, нравах двора и распорядке жизни в Бухаре и вдоль Аму, а также и обо всех военных замыслах как самого эмира, так и его соседей. И вместе с тем я еще раз повторю, что история Средней Азии нам почти неизвестна. Мы не знаем ни эволюции ее хозяйственных форм, ни ее величайших достижений в строительном деле, ни изменений в ландшафтах, которые дерзали предпринять деспоты Азии в погоне за реками и водой вообще.

Средняя Азия была родиной страшнейших разрушителей старых цивилизаций — отсюда начались все войны против Запада. Персы научились разводить шелковичных червей от жителей оазиса Мерв, а арабы переняли искусственное орошение от мургабских земледельцев, и, воду для святого города Мекки строили копет-дагские водознахари.

— Все это исторический эстетизм, не больше… Какое практическое значение имеют для нас эти милые частности о Мекке или истоках персидского шелководства?

— Я не знаю ничего более важного, как собирание и систематизация частностей, которые являются основными частями организма древней Азии. Вы знаете ли, что в тринадцатом веке орошенная площадь в три раза превосходила ныне возделываемую? На глубине метра здесь всюду можно было найти воду; тополя и тутовицы осеняли поля от Хивы до Балханских предгорий, а вдоль больших арыков путники передвигались, как по базару, в шумной толчее и деловом оживлении.

— Разве население средневековой Азии было более многочисленным, чем сейчас?

— Оно превосходило сегодняшнее в пять, в восемь раз. Средняя Азия была житницей всех великих войн Востока, а сейчас одни Кара-Кумы Туркменистана занимают своим безжизненным пятном двести пятьдесят тысяч квадратных километров — двадцать семь процентов всей Средней Азии. Знаменитый оазис Кара-Куль засыпан, город Варданзи, который на картах первой половины девятнадцатого столетия значится крупным центром, не существует теперь: Засыпается пустыней старая Бухара, песок подбирается к Зеравшанскому оазису, стремясь достичь Самарканда, и бури покрывают тут орошенные поля двухвершковым песчаным слоем.

26
{"b":"226666","o":1}