Литмир - Электронная Библиотека
ЛитМир: бестселлеры месяца
Содержание  
A
A

Медведев за долгую службу в Советской Армии наверняка призабыл многое из сельской практики. Его ведут не воспоминания детства, а курсы председателей колхозов. Он обращается не к отцовскому опыту, а к книгам. Незадолго до начала уборки, он привез к себе профессора Колесникова, опытнейшего крымского садовода, чтобы показать, как он ведет свои сады, как ухаживает за ними. Профессор похвалил. И оба они, профессор и его слушатель, стали думать над тем, как организовать на будущий год систему поливки садов, чтобы закрепить богатый урожай.

Николай Иванович Медведев ставит много интереснейших вопросов.

— Как быть с учебой председателей? — спрашивает он. — Председатель колхоза, помимо курсов, должен иметь возможность учиться заочно. Но где и как? Заочником сельхозинститута не всякий сможет быть. Надо подумать о специальных заочных курсах для колхозного актива.

— Председатели колхозов мало что видят, кроме своих хозяйств. Хорошо бы собирать их раза два-три в год на областные совещания для обмена опытом.

— Деревне нужен свой хороший журнал, где бы писали и ученые, и писатели, и колхозники, рассказывали бы о научных новинках, о местной инициативе, об отдельных мастерах урожая, о культуре социалистической деревни. У каждого теперь мыслей много, а поделиться ими негде.

Слушая Медведева, невольно перенесся я мыслью в южнобережные колхозы Крыма, где с месяц назад проходили общеколхозные собрания, посвященные борьбе с лодырями. Как много там говорилось о культуре, о морали, о человеческом достоинстве, о трудовой славе! И многое, высказанное месяц тому назад в другом месте, теперь повторялось в словах Медведева.

Там, в колхозе имени Калинина, близ Ялты, колхозник Бабий сказал:

— Я этого разговора с лодырями три года ждал, три года его во сне видел. По-моему и вышло. И потому вышло, что я ж, как честный человек, вперед на год, на два вижу. Жизнь свою я сам строю, она — как дите мое. А о дите всегда вперед думаешь, как оно покажет себя в школе или на деле. У матери дите еще грудь сосет, а она об нем как о механике или о летчике мечтает. Так и я свою жизнь нянчу да в уме прикидываю, как она у меня подрастет и себя покажет… И завлекает меня красота ее…

Красивой и заглядывающей далеко вперед становится жизнь колхозной деревни даже на примере маленьких колхозов в долине Качи и Альмы, где четыре года назад единственными следами жизни были памятники смерти.

1948

II. 1948–1951

Прага

Проехав на машине по так называемой Саксонской Швейцарии — красивейшей долиной Эльбы, прорезающей отроги Рудных гор, я оказался на чешской земле.

Почти у самой границы мне показали средневековый замок на гребне горы Кенигштейн; там жил в плену генерал Жиро.

— Как же этот старикан сбежал оттуда? — спросил я местного жителя.

Он улыбнулся сдержанно:

— Оттуда могло сбежать только привидение, а люди обычно выезжали на автомобиле.

— Пожалуй, верно. Жиро, наверно, сбежал из плена на хорошем «мерседесе», не иначе.

Переход из Германии в Чехословакию почти незаметен в ландшафте, лишь в глубине Чехии проезжий обратит внимание, что деревни стали попроще (однако отнюдь не беднее), посвободнее, что они не стремятся обязательно выглядеть городками, а сохраняют сельское приволье и его непринужденную простоту. Уровень жизни чешского, словацкого и моравского крестьянина довольно высок. Поля обработаны прекрасно. Сельскохозяйственная кооперация снабжает крестьян орудиями труда и удобрением. Коллективная аренда тракторов и комбайнов находит с каждым годом все большее число сторонников, и характер сельского хозяйства, сохраняя свой частновладельческий тип, заметно клонится в сторону артельности.

Первые два часа на чешской земле — и уже другое время, другой ритм жизни. Уже и хлеба всюду много, и в магазинах полно, и народ двигается другой поступью — весело, как бы навеселе. Но чехи трезвы, работящи, серьезны, в них много лишь ребяческой живости, непосредственности.

Мы ехали как-то со скоростью километров девяносто — сто. Вдруг встречный путник поднял руки, требуя, чтобы мы остановились.

Водитель затормозил. Путник сказал нам смеясь:

— Кого вы догоняете, чтобы задавить? Кроме меня, на двадцать километров нет ни души. Это пограничная зона. Задавите меня и проезжайте медленнее.

И прибавил, прощаясь:

— Я дорожный инспектор.

Чехословакию я представлял страной аграрной, сельской. Но ныне это одна из сильнейших индустриальных стран Европы. Ее паровозы, ее автомобили, сельскохозяйственные орудия, оптика, машиностроение первоклассны. Чешская обувь известна всюду, как и хрусталь и богемское стекло. Ее горы богаты ценнейшими ископаемыми, а целебные минеральные источники на весь мир прославили Карловы Вары и Марьянски Лазни (при немцах — Карлсбад и Мариенбад).

Чехи не ожидают благодеяний извне, а трудятся не покладая рук. Плоды этого налицо. Чехословакия переживает сейчас время необычайного подъема и расцвета. Опасность германского вторжения позади, страна свободна, правительство национализировало главнейшие отрасли народного хозяйства, провело земельную реформу, укрепило финансы, безработицы и в помине нет, а спрос на изделия чехословацкой промышленности неуклонно растет.

Чехословакия быстро залечивает раны войны и оккупации и смело идет к выполнению двухлетнего плана своего хозяйства — опыт, над которым еще так недавно посмеивались некоторые «друзья» Чехословакии.

Географ Элизе Реклю писал о чехах:

«Окруженные со всех сторон немцами, чехи, естественно, должны были вести упорную борьбу за существование, а если им удалось защититься против своих алчных к захвату соседей, то этот успех по справедливости можно назвать одним из чудес истории; обреченные на героизм самим географическим положением, чехи жили, можно сказать, вопреки всякой вероятности».

Сегодняшней Праге можно посвятить самостоятельную книгу, ибо сегодняшняя Прага — начало города, которого еще не было у западного славянства.

До войны Прагу находили мило-провинциальной, уютной, живописной, точно она была провинциальным местечком в самом центре Европы, столицей-деревней, городом-кавярной, славящейся пивом, кнедликами и сосисками. В этих комплиментах было много оскорбительной снисходительности.

Как-то забылось, что чехи — один из наиболее музыкальных народов Европы. Дирижеры и учителя пения, чешские оркестранты известны даже в Скандинавии.

Забылось, что чехи — один из самых грамотных и просвещенных народов, старейшие горняки и печатники.

Народ трудолюбивый, упорный и в то же время поэтический, они долго жили батраками австрийцев, а создав самостоятельное государство, оказались чем-то вроде провинциалов среди стран-аристократов.

Лишь в результате последней мировой войны, при поддержке Советского Союза, Чехословакия заняла позицию перворазрядного государства.

Пока в Париже торгуют своим будущим, в Праге его спокойно закрепляют. Столица чехов и словаков превратилась в маленький Париж той эпохи, когда Франция считалась отечеством всех искусств и средоточием лучших стилей. Фестивали и конференции сменяют друг друга. В Прагу съезжаются со всех концов Европы и из-за океана. Демократический режим создал здесь жизнь сытую и, главным образом, спокойную.

…Мы въезжали в Прагу на машине в дни международного фестиваля демократической молодежи, собравшего представителей семидесяти стран.

Тихая, уютная Прага была неузнаваема. Центральные улицы города были переполнены народом, а главная — Вацлавское наместье — почти непроходима. Магазины, кафе и рестораны торговали во-всю. Десятки иностранных флагов свисали с балконов. В газетах мелькали имена русских и индонезийцев, французов и египтян, корейцев и австралийцев. В театры и на стадионы, где шли соревнования, невозможно было пробраться.

На улицах танцовали, пели, открывали летучие митинги юноши и девушки в национальных костюмах.

82
{"b":"226666","o":1}
ЛитМир: бестселлеры месяца