Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Только начали, пронесся звук подходящего поезда, а на шоссе шум машин. Машины были где-то совсем близко. Судьбу операции да и жизнь всей группы решали считанные секунды. Евгений схватил мину и, на ходу заряжая ее, бросился к шоссе, наперерез машинам. Он сразу понял, что если шоссе оставить незаминированным, то немцы отрежут группу от гор, и тогда — смерть. Гений тоже подхватил мину и побежал за братом. Евгений уже закладывал свою мину в глубокую правую колею дороги. Гений заложил в левую, чуть подальше. Потом оба бросились заканчивать снаряжение мин под рельсами. Поезд между тем уже был рядом. Можно было бы, конечно, отложить взрыв и уйти, пока еще не поздно, но соблазн взорвать большой воинский эшелон и довести до конца операцию, многим казавшуюся неосуществимой, был так велик, что мысли об опасности не существовало. Когда человек и его дело слиты воедино, успех дела сам собою становится судьбой человека, и другой судьбы нет и не может быть.

В те десять — двенадцать секунд, что были в распоряжении партизан, каждый отлично понял, что произойдет, но никто не оставил работы, а Петр Карпович Игнатов, видя своих сыновей на самом опасном месте, не крикнул им уходить. Все они были сейчас не десятью людьми с разными характерами и судьбами, а одним человеком — лишь с десятью парами рук, но с единой волей. И воля эта звала на подвиг.

Поезд подкатил к месту, где братья торопливо снаряжали мину. Раздался оглушительный взрыв. Вагонные скаты взлетели выше тополей, а уцелевшие вагоны полезли один на другой, треща, рассыпались на части. И тотчас прогромыхали подряд два взрыва на шоссе.

Игнатов кинулся к тому месту, где только что работали сыновья. Он искал их ощупью, под шум, стрельбу, крики и стоны у разбитого эшелона. Горячая кровь детей омыла его руки. Он нашел куски их еще теплых тел, обрывки снаряжения и заплакал, как ребенок. Горе так закружило его, что он забыл обо всем и только ползал по насыпи, собирал останки Детей и плакал, плакал, шепча:

— Детишки мои родные, что же это вы! Детишки вы мои!

Оставшиеся в живых немцы между тем уже пришли в себя и начали обследовать участок крушения. Партизан Сухоцкий схватил Игнатова за руки и почти насильно повел за собой. До гор было не менее восемнадцати километров, ночь на исходе, сил мало — следовало спешить. Войдя в густые заросли дикого терна, похоронили тела братьев Игнатовых и пошли.

Ночь засветилась немецкими ракетами. Вслед за партизанами помчались броневики, но широкий вспаханный клин задержал их — это спасло группу, она успела скрыться.

Утром к месту крушения приблизилась разведка игнатовского отряда. В ней были лучшие следопыты — Янукевич, Панжайло, Худаерко, люди редкого бесстрашия. Этот Худаерко стал особенно знаменит тем, что с одним недоуздком в руках пробрался в немецкий тыл, нашел гурт скота в сто восемьдесят голов и, убив одного и ранив двух румын-погонщиков, один пригнал стадо в горы. Эти люди ходили в разведку — то искать будто пропавшего коня, то с мешком на спине, будто на мельницу, то с лопатой на плече, будто на принудительные работы, — и сейчас они гоже вместе с толпой колхозников принялись за расчистку пути.

Немцы всякими способами исследовали участок взрыва. Насмерть перепуганные мерзавцы пустили по заминированному шоссе тяжелую машину, нагруженную колхозниками, но по какой-то необъяснимой случайности она не взорвалась, и тогда, решив, что тут все благополучно, немцы пустили пятитонку с боеприпасами. Она взлетела на воздух, разорвав обследователей. После этого взрыва немцы совершенно прекратили движение по всему опасному району шоссе, и оно бездействовало, пока они не перекопали его метр за метром и не превратили в пашню. В новом своем виде шоссе, хоть и обезвреженное, для эксплоатации не годилось еще с неделю.

Партизаны-разведчики, растаскивая битый эшелон, установили, что немцев было наколочено больше пятисот человек, да еще искалечено не менее трехсот. Скоро в отмщение за гибель двух доблестных братьев Игнатовых был взорван второй немецкий эшелон, еще на неделю продолживший хаос на железной дороге. Теперь было уничтожено шестьсот пятьдесят немцев, трупы их вытаскивали из-под обломков почти два дня. Переполох у немцев был неслыханный. Шутка ли сказать: два взрыва подряд — и безнаказанно! Они приняли драконовы меры по охране пути.

В течение почти всего ноября 1942 года партизанам никак не удавалось проникнуть к железнодорожной линии, но в конце месяца храбрейшие разведчики под командой Мусьяченко все же проникли в тыл немцев и, пробыв там не более не менее как суток сорок, выяснили всю систему новой охраны дороги. Немцы теперь пускали поезда со скоростью пяти километров в час, впереди поезда пускали две или три платформы с балластом, а впереди и позади паровоза — по бронированной платформе с пулеметами. Поезд шел под конвоем мотоциклистов.

За взрыв двух эшелонов немецкое командование расстреляло охрану пути, начальника участка, команду бронепоезда и конвой поезда. Все эти меры возымели свое действие — пробиться к пути было почти невозможно, и все-таки отряд, названный сейчас отрядом братьев Игнатовых, не хотел мириться с таким положением.

Мусьяченко и Еременко переконструировали мины и в конце декабря все-таки взорвали эшелон в шестьдесят четыре вагона, разбив десять танков, тридцать шесть орудий, десять тяжелых автомашин и убив четыреста шестьдесят да ранив девятьсот пятьдесят немцев.

Двадцать седьмой операцией отряда имени братьев Игнатовых было возвращение в Краснодар. Здесь и узнали вскоре, что обоим братьям Игнатовым присвоено звание Героев Советского Союза.

Но еще до того Кубань увековечила своих доблестных сыновей, присвоив их имена школам, улицам, институтам, чтобы люди ходили улицею Игнатовых, учились в школе Игнатовых и трудились на производствах их имени, чтобы слава братьев-партизан никогда не уходила из живой жизни на освобожденной кубанской земле.

1943

Бакинцы

Шло сражение.

Противник полз на восток, его остановили на линии Терека.

Была ли это короткая передышка перед новым его ударом, или полное изнеможение, предшествующее разгрому, установить было пока невозможно. Закопавшись на мокрых косогорах Ингушетии, на пустых берегах Терека, сражение замерло. Оно дышало неровными вздохами, как водолаз, которому не хватает воздуха.

К нашим полкам, зарывшимся в мокрую землю, к батареям, прикорнувшим среди неубранной кукурузы, в госпитали, склады, на аэродромы тянулись со всех сторон грузовые потоки. Судьба битвы зависела от силы ее дыхательных путей, от прочности связи с тылами. Но все, что мы называли тылом, арсеналом, было сейчас отчаянно далеко от нас. На Кавказский фронт надо было не ездить, а путешествовать. И вдруг — полегчало. Мы сами еще не знали, что. Это в сражение вступил Баку.

…Первый эшелон с вооружением вихрем промчался к фронту. Глядя из окон санитарных вагонов на пробегающий эшелон, раненые махали руками:

— Спасибо, бакинцы!

С открытых платформ им отвечали сидящие у самодельных печурок пожилые люди в ватниках, пальто и куртках. Мы встречали их всюду, не молодых, но еще и не очень старых, от сорока до шестидесяти годов, раздававшими привезенные из тыла подарки, тушившими прифронтовые пожары, латавшими танки. Все они казались людьми одной части — в неизменных ватниках, в черных или рыжих ушанках, в сапогах, за голенища которых были вправлены синие или черные в полоску брюки. На руках у них красовались рукавицы домашнего шитья, подбитые старым кроличьим мехом из отжившего свой век дочкиного воротника. В зубах торчал стеклолитовый мундштучишко с цветными прослоечками из пуговок.

И они действительно были людьми одного и того же соединения. Те, что ехали с вооружением, являлись в частности инженерами и техниками бакинских заводов. Они спешили оборудовать вблизи прифронтовой полосы что-нибудь похожее на ремонтный завод.

Скоро стало известно, что боеприпасы, которых заметно прибавилось, тоже посылает Баку, как и походные кухни и рис.

58
{"b":"226666","o":1}