Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Коровин и Коновалов летели тогда к шоссейной дороге в тылу белофиннов. Сумерки утра переходили в сумерки дня. Небо сливалось с лесами. Но там, где леса расступались перед озерами, было тоже не лучше: сплошная белизна льда утомляла глаза.

Лететь было трудно, но именно в такую «нелетную» погоду и хотелось захватить белофиннов врасплох. Когда их авиация не может действовать в воздухе, они считают, что и советские летчики, должно быть, пьют чай или играют в «козла». Но советская родина дала своим соколам сильные, смелые крылья.

Из молочной пелены выглянуло шоссе. Прямо перед собой Коровин увидел кавалерийскую колонну и, едва успев набрать небольшую высоту, сбросил бомбы в самую середину строя. Белофинские кавалеристы не успели соскочить с коней, падали вместе с лошадьми. Немногие уцелевшие сломя голову убежали в лес.

Самолеты прошли еще километра четыре — вторая колонна конницы!

Молниеносно атаковали ее. Никто из белофиннов даже не выстрелил с перепугу. Легли ничком в снег, лежат, не шевелятся — и разобрать невозможно, живы ли, мертвы?

Не задерживаясь, летчики двинулись дальше и вскоре обнаружили небольшой обоз и в хвосте его — два орудия. Бомб, к сожалению, уже не было. Нажали на гашетки пулеметов — кони рванулись и полегли, пушки свалились в канаву. Тут стали белофинны постреливать по самолетам и сделали несколько дырок в машине Коровина, но прекращать полет из-за этого ему не хотелось. Пока были бензин и пули, нельзя было прервать бой.

Еще раз атаковали летчики противника и повернули домой.

Только вылез Николай Степанович из машины — второе задание: еще раз разбомбить обнаруженного противника. Времени до темноты оставалось мало, да и машина требовала тщательного осмотра. Пока что в ней обнаружено было тринадцать пробоин. Коровин берет резервную машину и ведет стайку короткокрылых курносых «ястребков» за линию фронта. Минут через десять остатки колонны, частично уцелевшей после утренней бомбежки, лежали на дороге.

Да, это был удачный день. С тех пор белофинны избегали днем передвигаться по дорогам. Все же Коровин и нынче обнаружил врага. Зная, что белофинны могут встретить его огнем, он зашел для атаки с тыла и трижды вонзался, как огненный меч, в воинскую колонну. Он начинал стрелять с высоты, круто пикируя и как бы по рукоятку вгоняя струю пуль в намеченную цель. Нынче утром был его четырнадцатый вылет за дни боевой работы, и он рассчитывал, что успеет до темноты сделать еще один — пятнадцатый. Но вот — вытек бак, и помимо того — четыре пробоины. Не полетишь! Сражение, которое он недавно начал в белофинском тылу, прервалось, и Коровин никак не мог успокоиться.

— А ведь они меня там ждут, черти, — сказал он, блеснув глазами. — Я им сегодня здорово день испортил.

С тех пор о старшем лейтенанте, летчике-истребителе Коровине заговорили всюду. Дня не проходило, чтобы он не возвращался с успехом. Его маленькая шустрая машина «набирала» пробоины, как очки в игре. Садясь на аэродром, он докладывал просто:

— Семь!

— Четыре!

И все знали, что речь идет о пробоинах.

А пятого января выдался день не то чтобы летный, но во всяком случае очень счастливый: в этот день был представлен Коровин к ордену. Дело было, как и обычно, в далеком белофинском тылу. Сначала похоже было, что ничего найти не удастся, — и погода сера, и противник напуган. Но смелому — счастье навстречу.

На лесной дороге встретил товарищ Коровин идущую к фронту вражескую часть численностью примерно до роты и две машины с боеприпасами.

Бомбы легли прямо на цель — машины взлетели на воздух, и Коровин перешел на стрельбу из пулемета по живой цели. Четыре раза заходил он в атаку, и все меньше и меньше бежало белофиннов. Уцелевшие спешили укрыться в хуторе, метрах в трехстах от дороги. И в этот момент Коровин скорее почувствовал, чем услышал, что по нему ведется ожесточенный огонь из-под моста. А высота была небольшая… Мгновенно сменил план боя и атаковал мост, но тут нога, лежавшая на педали, как бы сразу отделилась от тела и стала маленькой и бессильной. Он понял, что ранен, и все же еще раз атаковал мост. Белофинны прекратили стрельбу. Только тогда Коровин повернул домой и мастерски совершил посадку, несмотря на то, что его ступня была разворочена разрывной пулей.

Награждение орденом застало Коровина в тыловом госпитале. Он лежит вместе с пехотными командирами и, возбужденно морща лоб, сговаривается с ними о тесном взаимодействии, как только они покинут госпитальные койки и вернутся сражаться. Просыпаясь, он глядит в окно.

— Пожалуй, наши пошли уж, — говорит он, и этим у него начинается день.

Когда старшему лейтенанту Коровину сказали, что правительство наградило его орденом Ленина, радость, гордость и боевой азарт так сильно и молодо отразились на нервном лице, что каждый понял: это только первый орден на бесстрашной груди Коровина.

1940

Валентина Плющ

Из Днепропетровщины в Киев уезжала она учиться, обещая родителям ни за что не связывать себя семьей в ближайшие годы.

Ей хотелось, хоть одной из семи сестер, целиком отдать себя знанию и расти, расти без всякой помехи. Получилось, однако, иначе. Еще студенткой медицинского института она вышла замуж за молодого врача, земляка.

Слово, данное матери и отцу, было как бы нарушено. Но ведь слово, собственно, касалось учебы, а не личной жизни. И она опять подтвердила, что не бросит ученье, как бы трудно ей ни пришлось.

Выйдя замуж, она оставила себе девичью фамилию — Плющ.

— Что ж ты, Валя? — поинтересовался отец. — Вот все сестры, выходя замуж, переменили фамилии. Что ж ты так?

— В доме у нас одни девушки, братьев ни одного, — ответила Валентина. — И не хочется мне, чтобы прекратилась наша фамилия. Хочу продолжать ее, как продолжал бы брат, если бы был.

В ответе этом была программа большой и сильной жизни.

Дочь брала на свои плечи продолжение отцовского имени. И отец, старый пенсионер-железнодорожник, был растроган до слез словами дочки.

— В добрый час! — сказал он.

Многие, однако, считали Валентину Афанасьевну не особенно энергичной и не верили, что найдется в веселой девушке Вале столько силы и воли, сколько теперь ей требовалось.

Но Валентина Афанасьевна Плющ — украинка. Веселая, добрая — она настойчива и упорна. В больших серых глазах ее блеск такого молодого задора, что он лучше слов говорит о человеке.

Весною 1937 года, в самый разгар институтских зачетов, она родила сына Владимира.

И опять как будто нарушила слово.

Сын родился хороший. И ничем решительно он ее не связал. Ничем.

И тут второй раз показала Валентина Афанасьевна, чего она стоит.

Идучи заниматься к подругам, она брала сына с собою. Положит его на чью-нибудь кровать, издали любуется им. А он лежит смирно-смирно, будто понимает, что мешать матери сейчас никак нельзя.

Поздно возвращалась она домой, спала часа два-три и на заре поднималась. Времени было мало, зачеты серьезные, отставать от подруг не хотелось. Она открывала окно и, уложив сына на подоконник, чтобы он хоть немножко подышал свежим утренним воздухом, садилась возле него с учебниками. Это было для мальчика вместо прогулки. Киев просыпался под ее чтение. С книгой и сыном встречала она каждый день.

Тогда-то в добрых серых глазах ее, весело глядящих из-под пушистых украинских ресниц, зажглась первая искра железной воли. И эта искра никогда уж больше не потухала.

Муж Валентины Афанасьевны, военный врач, работал в другом городе.

Окончив институт и уже зная, что и ей предстоит стать военным врачом, Валентина Афанасьевна хотела теперь собрать свою семью воедино. И опять случилось не так, как она предполагала, но тоже хорошо, интересно. Вскоре военврачу третьего ранга В. А. Плющ довелось участвовать в освобождении Западной Украины. Она и муж ее оказались в одном соединении. Маленький сын тем временем ожидал их у бабушки.

44
{"b":"226666","o":1}