Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Так примерно оно и вышло. Произошло лишь небольшое событие: захват «языка», но оно ничего не дало, так как случилось уже перед самой атакой.

Произошло это так.

Немецкий снайпер, отлично замаскировавшись, часа два подряд вел стрельбу по командному пункту роты.

Филимонов, которому надоело ползать, тычась лицом в землю, распорядился выследить снайпера и взять его живым.

— Разрешите, я сам пойду, — попросился его ординарец Семенов. — Я его успокою.

— Возьми Овчарова, один не ходи.

Поползли вдвоем, стараясь взять снайпера живьем. Немец, видно, залег в одной из воронок на полотне железной дороги. Долго прислушивались, пока не установили точно, где он, и Овчаров стал кидать в воронку камешки, чтобы озадачить немца, а здоровяк Семенов тем временем ввалился в воронку и схватил фрица за воротник. Тот сразу выбросил вверх руки, да так нескладно, что даже поцарапал Семенову щеку.

— Чего торопишься, сволочь, — проворчал тот и поволок немца за собой.

«Язык» был бы очень кстати, но время подходило к восемнадцати ноль-ноль. Тут заработала наша артиллерия на высоте 235 и на несколько секунд привлекла к себе все внимание немцев.

Вдруг на участке третьего батальона началась атака.

Пенясов поднялся первым. За Пенясовым — весь батальон Когана, за ним, не раздумывая, кочегаровский. Климов, не отнимая от глаз бинокля, сказал замполиту:

— У этого Когана чутье замечательное, опять в самый раз выскочил. Смотри, как немцы всполошились. Теперь Коган на себя все их сопротивление должен будет принять, Кочегарову легче.

Пенясов тем временем подбежал к самой насыпи. Впереди него торчало выходное отверстие дренажной трубы, проложенной под насыпью. Вода, разлившись большой лужей, прикрывала доступ к трубе. Боец, лежа на земле, замахал рукой:

— Ложитесь, товарищ капитан, тутки минировано, пятку мне оторвало.

Пенясов сбросил с себя гимнастерку и куском нательной рубахи перевязал раненого.

— Ты где шел? По воде?

— Не, правее.

— А водой не пробовал?

— Не, водой я не спробовал.

Скорчившись, Пенясов прыгнул в воду, распластался в ней, точно плавая, и вскочил в узкий круг трубы, зовя бойцов за собой. Через минуту «ура» раздалось уже по ту сторону насыпи.

Климов крикнул в трубку:

— Кочегаров!.. Дайте Кочегарова!.. Что, нет его? — Он обернулся к замполиту. — Коган-то, кажется, проскочил. Нечего и нам с тобой тут сидеть. Пошли.

…Когда Макалатия услышал зов Пенясова, затем первый раскат «ура» и увидел, как поднялся батальон Когана, он тоже поднялся, но вскоре пришлось залечь: металлический дождь до того трепал землю, что она кружилась, точно на ветру. Стояла пылевая завеса. Немцы бросали гранаты связками, как под танки.

Макалатия рванул к себе связного, крикнул в трубку:

— Кочегаров, огонь на меня! Немедленно!

И сейчас же ахнули за спиной орудия Дыбова. Снаряды разорвались на рельсах перед пятой ротой. Раскаленным воздухом ударило в лицо Макалатия. Полсотни немцев, вышедших в контратаку, полегло сразу.

— Довольно, Кочегаров! Иду в бросок!

Спотыкаясь о немецкие трупы, Макалатия повел своих бойцов к Кишберу. Теперь его трудно было отличить от остальных — лицо почернело, слетела пилотка, в руках у него был автомат, как у всех. Теперь он командовал не словами, а своим примером.

За насыпью немецкий снайпер в упор выстрелил было в Злуницына, но промахнулся, и пулеметчик Недошковский короткой очередью срезал немца.

Еще не отработали наши пушки, как Злуницын вскочил на гребень насыпи и свалился на немцев. Все бросились вперед.

К насыпи подошли пушки Глуховского. Мост был разбит, наводить новый не было времени.

Капитан Островский крикнул сапер:

— Товарищи, срочно помочь!

Со всех сторон сбежались с досками и бревнами, подняли орудия плечами.

Пушки перенесли, можно сказать, на руках, но с самоходками было труднее — с ними пришлось повозиться.

Саперы и разведчики объединялись в штурмовые группы. Рядовой Ткаченко по узкому коридору вел артиллерию батальона. За ними, не отставая, торопилось несколько самоходок, с них время от времени соскакивали бойцы и приступали к очистке дороги. Это были тоже саперы.

Полк Климова входил в город Кишбер.

Глава четвертая

Бой шел к концу. Усталость была уж давно забыта. Да, кроме того, вид отступающего, бегущего немца способен поднять даже тяжело раненного бойца. Наконец есть в каждом воинском коллективе, если он дружен, единая душа, когда приказ командира как бы только выражает вслух общую мысль. Иной раз еще нет приказа, но все его уже ожидают и готовятся к нему безошибочно. Когда стрелковые батальоны ушли на насыпь и ворвались в город, в батальонных обозах началась тревожная суета. А тут еще вдали показался соседний полк. Каждый ездовой знал, что это означает: это означает ни больше ни меньше, что Климов ворвался в город, а для дальнейшего преследования противника выделены свежие силы. Медлить было нельзя. Обозы на рысях пошли под огнем к городу.

Отстать от своих батальонов, а то, чего доброго, еще допустить до себя полковой обоз — было бы бедою; и батальонные обозники ринулись вперед, обгоняя артиллерию и саперов.

Климов, уже перенесший свой наблюдательный пункт на городскую окраину, издали услышал топот сытых упряжек и скрип перегруженных повозок у моста.

— Вот до чего бесстрашные ребята! — сказал он, смеясь. — Им бы только теперь свои батальоны догнать, а то они так хоть до самой Вены на рысях пронесутся.

Обозы вкатились в узкие улицы и быстро укрылись во дворах. К обозам стали сходиться раненые, — обозники стали санитарами. Кирпичный завод был уже взят. Штурмовые группы углублялись в центральные улицы города.

Климов почесал висок.

— Слушай, — сказал он замполиту, не то советуясь, не то продумывая собственное предложение, — не посадить ли нам сейчас полк на колеса — на что придется: на лафеты, на самоходки, на танки, на фаэтоны и велосипеды, — да в преследование? За час мы не меньше двадцати километров сделаем, а?

Рука его потянулась к телефону, чтобы вызвать начальника штаба, но тот позвонил сам.

— Приказ, Николай Иванович, Выйти на северо-западную окраину и закрепиться.

— Опять рыть? Вот не везет нам!.. Вот судьба!

На длительную стоянку надежд, однако, теперь уже ни у кого не было.

Вспомнили, как на одной из центральных улиц из окна третьего этажа вдруг высунулась лошадиная морда и лениво стала наблюдать за боем внизу, а рядом с нею висел белый флаг, будто лошадь сама его вывесила на всякий случай.

— Как ее, чертяку, туда подняли?..

И хохотали до упаду, перебирая все возможные варианты.

— Кони и те уж стали белые флаги выкидывать… Ну, дальше некуда!

Офицеры сгрудились вокруг Кочегарова.

— Пенясов — молодец, — сказал Коган, ища глазами агитатора и не находя его. — Если бы он не заметил трубы под полотном и не позвал за собой бойцов, пришлось бы мне помутиться часа два…

— Пенясов геройский офицер, ей-богу героический! Замечательно воюет! — Макалатия выкрикнул свое мнение одним духом.

— У вас, Макалатия, тоже хорошо вышло, — сказал Кочегаров, — правильно сделали, что повернули на выстрелы. Я только хотел было послать к вам связного с приказанием на этот счет — смотрю, а вы уже сами повернули.

— Кто сам повернул? Макалатия? — Пенясов поднялся с земли, где он, никем не замеченный, лежа записывал в толстую клеенчатую тетрадь впечатления ночи. — Ты что же молчал, Шота? А я на капитана Кочегарова этот маневр записал. Придется, значит, переделывать.

— Ну, давайте, однако, устраивать батальоны, — заметил молчаливый Коган, — а то… война перерывов но любит.

Батальонные засмеялись, переглянувшись. Коган напомнил им любимую фразу Климова.

И они разошлись по батальонам, чтобы успеть к рассвету дать бойцам отдохнуть.

А Климов, о котором сейчас вспомнили комбаты, в это время пропускал мимо себя батальонные и полковые обозы.

74
{"b":"226666","o":1}