— О мой бедный братец Зевс, — поспешно запричитала Гестия, — вот и тебя тоже проглотил ужасный властелин!

Посейдон захныкал в ответ, будто новорожденный младенец.

— Примирись со своей участью, бедный братец! — воскликнула Деметра. — Кронос — могущественный правитель, и никто не может противиться его воле.

Теперь подал голос и Аид.

— Не качай головкой, малыш, — так обратился он к камню, — ведь против батюшки Кроноса ты бессилен. Покорись судьбе и терпи, как терпим мы, без гнева и ненависти.

При этих словах Кронос расплылся в самодовольной улыбке и обратился к узникам своего сердца.

— Вы, кажется, поумнели, дорогие мои дети. Разумно, что вы изъявляете покорность. Терпеливо сносите то, чего вы не в силах изменить, и вскоре вы будете испытывать от этого удовлетворение. Подумайте, ведь вы покоитесь в груди всемогущего властелина, где, в каком месте вам было бы лучше?

— Твоя воля — это наша воля, благородный властелин! — хором отвечали все пятеро.

— Это хорошо, — сказал Кронос, — и так пребудет во веки веков.

Между тем все произошло точно так, как предполагали пленники.

Рея прибегла к хитрости. Титаниды Фемида и Тетия приняли у нее ребенка. Кроносу же она вместо своего сыночка отдала запеленатый камень. Правда, Рея опасалась, что заточенные от неожиданности могут раскрыть Кроносу ее хитрый замысел, а тогда властелин запрятал бы обманщицу в подземелье, как Сторуких, но в то же время она подумала: спасение может прийти только от моих детей, и больше ни от кого. Если я не решусь действовать сейчас, то не решусь уже никогда. Она отважно приступила к делу, и на первых порах ее план как будто бы удался: Кронос, ничего не подозревая, проглотил камень, а заточенные в его сердце дети тайны не выдали. Но что было делать с новорожденным Зевсом?

Спрятать мальчика в Небесном чертоге Рея, конечно, не могла, да и в пещере Млечного Пути Кронос наверняка бы вскоре его обнаружил. Неразумное дитя кричало бы и вертелось, и, хотя сам Кронос редко посещал дворцы-пещеры титанов, его братья несомненно донесли бы ему, что Рея тайно растит ребенка. Ибо титаны, прежде всего Атлант и Гиперион, гордились Кроносом и его незыблемым порядком.

— Он хоть и младший, зато самый лучший из нас, — говаривали они, — он содержит Вселенную в строгом порядке. Он вездесущ и неутомимо все проверяет. Не будь его, небо рухнуло бы и море затопило бы Млечный Путь. Мы не можем допустить, чтобы ему грозила опасность.

Так говорили они, так они оберегали Кроноса, да и другие его братья и сестры тоже были преданы ему и верны. Даже Рея и та обманула Кроноса скрепя сердце. Не один только страх перед наказанием так долго удерживал ее от того, чтобы нарушить его жестокое повеление. Он наш властелин и повелитель, размышляла она, как смеем мы поступать вопреки его приказу? Это было бы противно всяким законам. Лед есть лед, и гореть он не может, камень есть камень, он не может таять, а воля властелина есть воля властелина, и ей противиться нельзя. От этого могут произойти неисчислимые бедствия.

Поэтому она покорялась и приносила в жертву супругу одно дитя за другим, ночью же она нередко просыпалась: ей слышалось, будто дети зовут ее. Когда она потом, приподнявшись, глядела на Кроноса, то не могла не думать: у него в нутре заточены мои дети! И опять ей казалось, что ее дочери и сыновья взывают к ней: «Освободи нас, дорогая матушка, освободи нас!»

Случалось, что Рея плакала, тогда Кронос просыпался и спрашивал:

— Отчего ты плачешь, Рея? О чем ты думаешь? Твое поведение меня удивляет. Титанам не свойственно плакать.

Тогда Рея глотала слезы, пыталась улыбнуться и говорила:

— Я видела во сне, дорогой мой супруг, что с тобой приключилась беда, и невольно заплакала. Видишь, как я за тебя тревожусь.

Услышав такие слова, Кронос всякий раз неодобрительно качал головой, ибо не придавал значения снам, тем паче слезам, но потом он великодушно кивал и целовал свою боязливую жену. От его поцелуев Рею охватывал ужас. Ей было уже невмоготу лежать рядом с истребителем ее детей.

Нередко она просиживала ночь напролет под золотыми вратами Чертога, следила за медленным ходом светил и чувствовала, как в ее сердце растет возмущение, подобно новому отпрыску в ее чреве. И все-таки когда она преподносила Кроносу запеленатый камень, то плакала не только потому, что, согласно своему замыслу, должна была разыграть перед ним материнское горе. Она плакала также оттого, что ей приходится обманывать мужа и хитрить перед властелином. Однако отступать было поздно.

Но где же могла бы теперь Рея спрятать спасенного ею Зевса? Она придумала лишь, как отвести глаза повелителю, не заботясь о дальнейшем, ибо вечно дремлющие титаны и титаниды почти утратили способность мыслить. Поэтому она решила: спущусь-ка я к Гее. Ведь она мне мать, должна же она что-нибудь для меня придумать. И хотя ей было стыдно, что только в беде она вспомнила о матери, иного выхода она не видела.

Итак, она уложила ребенка в поросшую мхом складку своего кварцевого одеяния и украдкой спустилась с ним во владения матери Земли.

— Я так и знала, я так и знала, — бормотала древняя старуха, — закон материнской любви сильнее всякого другого закона. — Она стояла на опушке пронизанного солнцем Критского леса, и поток звуков — сотни голосов всякой и всяческой живности — обволакивал ее мягкой волной. Долго стояла она так, словно забыв в шуме подвластного ей мира о просьбе дочери, но вдруг, когда Рея уже сомневалась, что получит какой-либо ответ, Гея глубоко вздохнула и тихо-тихо сказала: — Что я тут рассуждаю о законах материнской любви! Забыла я разве, что грозный Кронос тоже мой сын? В какой же переплет я попала! Ты, доченька, просишь у меня совета, но кто, кто посоветует мне? Могу ли я обмануть одно свое чадо, ради того чтобы помочь другому?

Тогда Рея пала перед нею на колени.

— Мать должна стоять за того из детей, кому грозит опасность, — настаивала она. — Могущественный Кронос в тебе не нуждается, а вот я и Зевс без твоей помощи погибнем. Жестокий повелитель сошлет нас к Сторуким, а ведь они тоже твои дети. Защити многих против одного!

Заплакала тут Гея.

Вдруг воздух сотрясся, и вспучилось солнце.

— Решайся, матушка! — вскричала Рея. — Грозный властелин возвращается из мирового пространства. Он взошел на Гиперионову колесницу. Если он нас заметит, то разорвет на куски.

— Дай мне ребенка и ни о чем не тревожься, — сказала Гея, и властительница положила спящего мальчика в черные руки старицы. — Теперь, доченька, ступай в свой дворец, — сказала Гея, — и ничего не бойся! Мать Земля спрячет спасенное тобою чадо. Ты только верь мне, молчи и остерегайся приближаться к земле.

Поцеловала Рея малыша и на крыльях бурного ветра вознеслась на небо. Однако Кронос, облетавший планеты в огненной колеснице Гипериона, ее обнаружил.

«Она была у Геи, у этой злокозненной старухи, — подумал он, — а это ничего хорошего не сулит!»

Он остановил солнечную колесницу и спрыгнул на земной шар, туда, откуда, как он заметил, взлетела Рея. Планета, когда на нее ступил могущественный властелин, заколебавшись, сошла со своего пути и вся живность в лесу примолкла.

Кронос в ожидании стоял перед безмолвной зеленью.

Ничто не шевелилось, только волны Африканского моря набегали на сотрясающийся берег. Кронос разгневался.

— Гея! — крикнул он в нетерпении. — Где ты там прячешься? Заметила небось, кто к тебе пожаловал? Поднимайся-ка наверх, чтобы приветствовать своего властелина.

Тут расступилась земля под пиниями, заклубился серно-желтый дым, и появилась Гея. Она выглядела старше обычного, горбилась, словно холм, и ступала, опираясь на дубовый ствол.

— Похвально, сын мой, что ты помнишь о своей изгнанной матери, — начала она, но Кронос грубо прервал ее.

— Моя жена была у тебя, — сказал он. — Зачем она приходила?

— Чтобы излить мне, матери, свое горе, — тихо отвечала Гея. — Что другое могло бы заставить ее спуститься? Ты похитил у нее шестого ребенка, ужасающий Кронос, и вот она пришла ко мне, чтобы выплакаться.