— Значит, она все еще оплакивает своих детей? — недоверчиво спросил Кронос.
— Что же ей еще остается? — возразила Гея. — Закон материнской любви велит ей плакать, а закон почитания супруга и властелина — сдерживать слезы. И в таком раздвоении она бросается ко мне. Ты, хранитель законов, должен ведь это понять.
Кронос наморщил лоб.
— Закон повиновения — превыше всех других, — мрачно отвечал он, — и мне не нравится, ежели его соблюдают не полностью. Моя жена никогда больше не будет с тобою советоваться, дерзкая старуха.
Не попрощавшись, он повернулся и хотел было опять взойти на колесницу, как вдруг из лесу послышался детский плач.
Кронос остановился, прислушиваясь.
Каменное лицо старухи от испуга, казалось, стало выветриваться. Плач раздался снова, но сразу оборвался.
— Что это? — спросил Кронос. — Ведь это кричал ребенок?
Гея тяжело оперлась на дубовый ствол. К терзавшей ее тревоге, что Кронос может обнаружить ребенка, примешался теперь и страх, что с ним случилось какое-то несчастье.
— Это кричат дети моих созданий, животных, — ответила она наконец, постаравшись произнести эти слова как можно равнодушней. — Козлята, ягнята, телята.
Лес молчал.
— Неправда, — медленно произнес Кронос. — Ни одна коза так не блеет. Это был голос младенца из рода титанов! Рея произвела на свет близнецов и одного от меня скрыла, а ты его прячешь! Но теперь ваше предательство раскрыто!
Глаза его пылали, голос гудел, как вой снежной бури.
— Давай его сюда, старая, — вскричал он, — не то я кликну Гипериона, и он слетит вниз на солнечной колеснице, чтобы сжечь твои леса вместе с цветами, козами, львами, слонами и как там еще называется весь этот сброд!
Тогда Гея отбросила посох и выпрямилась.
— Ты преступаешь законы миропорядка, правитель Кронос, — властно сказала она, с каждым словом вырастая выше гор. — Солнце не может сойти со своего пути.
Кронос же протянул руку к солнечной колеснице — он тянул и тянул ее до тех пор, пока не схватил огненогих коней за поводья.
— Давай сюда ребенка, — орал он, — не то я сорву солнце с неба! Я властелин и могу делать, что хочу!
Побледнела тут Гея, стала белой, как снег на вершинах, до которых она постепенно доросла. Она знала — Кронос сделает так, как сказал. В этот миг детский плач раздался совсем рядом, и тут из чащи неторопливо вышел Прометей.
Завидев своего грозного повелителя, Прометей испустил вопль ужаса, прозвучавший точь-в-точь как крик новорожденного младенца.
— Что это значит? — напустился на него Кронос. — Что ты здесь безобразничаешь? И с каких это пор ты хнычешь, как малое дитя?
— Не гневайся на меня, благородный властелин, — взмолился Прометей. — Здесь, в лесу, я играю с козлятами и все пытаюсь перенять их язык, но эти глупые твари меня не понимают. А ведь я умею блеять так же заливисто, как они. Послушай-ка!
И он издал тот же звук, что недавно привел Кроноса в такое недоумение. Это были довольно-таки надсадные крики, но Гее показалось, что она никогда не слышала ничего более сладостного. В этот миг лес вновь наполнился звуками.
— А давеча ты тоже так выл? — спросил повелитель.
Прометей кивнул и захныкал снова, и плач его прозвучал так же, как прежде.
Это немного успокоило Кроноса, и оттого он сказал неожиданно мягко:
— Ты уже не дитя, Прометей, ты не дитя, и не подобает тебе возиться здесь с козами и зайцами. Это против порядка. На эту планету ты больше не ступишь ногой, не то я на тысячу лет закую тебя в полярный лед.
— Повинуюсь тебе, дядя и властелин, — воскликнул Прометей и скрестил на груди руки, — я ведь не знал, что козий язык тебе неприятен. — Он склонился перед Кроносом до самого мха, после чего хотел убежать, однако властелин схватил его за плечо.
— Погоди-ка, — приказал Кронос, — отвечай мне! Видел ты где-нибудь тут, среди этого зеленого мусора, который Гея называет лесом, малого ребенка?
Прометей кивнул, и на лице его засияла улыбка.
— Конечно, повелитель, — сообщил он с такой готовностью, что у Геи замерло сердце. — Я видел детей козы Амалфеи, видел юных медведей, и змей, и премилого маленького носорога.
— Я тебя спрашиваю о ребенке из рода титанов, болван, — осадил его Кронос, — и отвечай без промедления, клятвой титанов. Ведь ты знаешь, что это за клятва: если солжешь, тотчас провалишься в преисподнюю, к Сторуким, и даже я не смогу уберечь тебя от этой участи. Клятва сильнее нас всех. Так что стань на колени, как полагается в этом случае, правой рукой укажи вверх, на небо, левой — вниз, в подземную темницу, и ответствуй чистую правду: видел ли ты здесь, в Критском лесу, или еще где-нибудь в царстве Геи ребенка из рода титанов?
Прометей нехотя опустился на колени, и по медлительности его движений, по напряженно-беспомощному выражению его лица Гея поняла, как мучительно ищет он какой-либо выход. Она было понадеялась на чудесное избавление, но теперь увидела, что все пропало — она теряла не только ребенка, но и своего любимца Прометея. «Конечно, Прометей видел мальчонку у козы Амалфеи и теперь принужден об этом сказать, — думала старуха, — иначе ударит молния и он провалится в бездну! Когда кто-либо дает клятву, правда всегда выходит наружу, то не пустая угроза повелителя!» Так размышляла Гея и только собралась объяснить, что во всем виновата она, как Прометей стал на колени, воздел правую руку к небесам, левую опустил, указывая в недра земли, и торжественно произнес:
— Благородный властелин, даю клятву титанов: я играл в Критском лесу, но ребенка из рода титанов там нет — ни на земле, ни под землей, ни в воде, ни в облаках. Клянусь, что это правда.
Вот что сказал Прометей, а Гея прикрыла лицо, дабы не видеть того, что должно за этим последовать. Но ничего не произошло — молния не сверкнула, не повалил серный дым и под ногами Прометея не разверзлась земля. Гея не понимала, в чем дело.
Кронос между тем удовлетворенно кивнул.
— Клятва всегда открывает истину, — заявил он, — ты, стало быть, не солгал мне, и это хорошо с твоей стороны. Твои глупые козьи выходки я, так и быть, на сей раз тебе спущу, но мой запрет остается в силе: Гею больше никогда не навещать!
— Повинуюсь, благородный властелин, — воскликнул Прометей и вскочил на ноги. — Можно мне на прощанье еще раз обнять бабусю?
— Изволь, но только после этого отправляйся восвояси, — приказал Кронос и взошел на солнечную колесницу, которую все еще удерживал, зажав вожжи в левой руке. Кони, уже фыркавшие от нетерпения, разом сорвались с места и понеслись прямо на Сатурн, со свистом рассекая воздух и оставляя после себя огненно-дымный след. Пощаженные Кроносом остались вдвоем на опушке леса.
Гея все еще не могла взять в толк, что произошло.
— Внучек мой разлюбезный, ты спас нас всех — и Зевса, и Рею, и меня, — прошептала она на ухо внуку, который крепко ее обнял. — Никогда я тебе этого не забуду. Но как ты сумел это сделать? Откуда ты узнал, что мне грозит опасность?
— Но, бабуся, я же предвидел, что ты спрячешь Реиного младенца здесь, в Критском лесу, предвидел, что потом сюда спустится Кронос и будет с тобою ссориться, а Зевс начнет хныкать. Только после этого картина почему-то остановилась, и, как обычно, на самом интересном месте, тогда я подполз поближе. Я вовсе не думал помогать Рее, меня просто разбирало любопытство, действительно ли все произойдет так, как мне привиделось на Млечном Пути. Однако, когда ребеночек заплакал, я испугался, что повелитель все раскроет, и мне вдруг стало ужасно жаль малыша. Он так резво сосал вымя Амалфеи! Я не хотел, чтобы и он был проглочен, как пятеро остальных, и вечно обретался в холодном сердце властелина, вместо того чтобы жить в теплом лесу. Тогда я быстро утихомирил несмышленыша и стал подражать его плачу. Это было против порядка, я знаю, поэтому я ужасно боялся. Но теперь все позади.
Гея молча прижала молодого титана к своей груди. С минуту она не могла говорить, только плакала. Наконец она задала вопрос: