Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Сказав «огонь», уста не опалишь, сестра моя! Скажи, если знаешь, как выманить Батая из склепа. Албеговы нам не чужие, они наши родственники. В доме мы одни, никто нашего разговора не слышит, и если твой план и в самом деле будет грозить бедой, никто о нем ничего не узнает, — сказал Хамат женщине.

— Ладно, так и быть, только заклинаю тебя прахом усопших родственников, не рассказывай об этом никому до тех пор, пока сам все не обдумаешь. Я глупая, неразумная женщина, могу и ошибаться, только мне кажется, что Батай был увлечен Царахон, женой Барсагова Дадая. Меж небом и землей для него дороже ее не было никого, она была ему слаще, чем весь его погибший род. Так вот, если послать к Батаю Царахон, он не сможет устоять и выйдет из склепа, так мне подсказывает сердце. Но род Барсаговых жесток, если узнают об этом, Батаю не поздоровится, из-под земли его достанут, чтобы отомстить, да и Царахон в живых не оставят. Вот я и не знаю, глупая, как быть, что придумать, — дрожащим голосом поведала старая женщина.

— Но откуда ты все это знаешь?

— Как же мне не знать, когда я сама им в этом помогала. Батай любил Царахон еще в ее девичестве, а после того, как она пришла в дом Барсаговых, юноша часто наведывался ко мне, к своей родне, здесь их сердца и раскрылись друг другу. Меж небом и землей кроме нас троих об этом ни одна живая душа не знает, а сейчас еще ты об этом узнал, только умоляю тебя, прахом усопших заклинаю, не делай ничего, что повредило бы этим двум людям, — слезно попросила женщина.

— Не беспокойся, сестра, — успокоил ее Хамат, — сделаем, как лучше, нового горя не допустим.

Всю ночь не мог сомкнуть глаз старый Хамат: как быть, что делать? В тайне от всех послать Царахон к склепу? А вдруг это и в самом деле заставит Батая покинуть склеп, ведь тогда Барсаговы вмиг поймут, в чем дело. А не посылать Царахон, так ведь даже мудрые старики и те не в силах ничего другого придумать. Измучил себя Хамат вопросами, а тут и утро наступило.

На рассвете Хамат пригласил к себе в дом трех самых мудрых рассудительных старцев и в разговоре с ними как бы невзначай обмолвился о тайной связи Батая и Царахон. Все четверо долго спорили, как быть, и наконец решили, что надо переговорить с самим Батагом, старейшим из рода Барсаговых. Пришли к нему в дом и рассказали все, как есть, после чего чуть ли не на коленях стали его просить:

— Мы уже все испробовали, ничего другого нам не остается, теперь в твои руки мы передаем судьбы многих людей, пусть же твой ум будет нам судьей, и судьбу этих двух несчастных тоже тебе решать, да съесть нам твои болезни.

Крепким, сильным стариком был Батаг, ни один мускул не дрогнул на его лице. Долго он молчал и наконец сказал:

— Добрые люди, слова ваши дошли до моего слуха, но коснутся ли они сердца или ума, пока не знаю, прежде мне надо переговорить с младшими.

Задрожали старцы холодной дрожью и скрылись за дверью.

А вскоре в полном вооружении собрались Барсаговы в большом доме старейшего рода на семейный совет, ни один сколько-нибудь взрослый юноша не остался дома. Кто знает, о чем говорили и что решали Барсаговы на своем семейном совете, уже и солнце стало к закату клониться, а они все не расходились. Люди на улицах дивились: что принудило Барсаговых собраться на семейный совет, что они решают? Те из стариков, которые знали, в чем дело, сидели на нихасе, будто на колючках: ждали, какое решение вынесет немилосердный род Барсаговых.

На исходе дня двери наконец отворились, и из дома вышел Батаг, опираясь на палку, а за ним и весь его род, среди них и хмурый Дадай. Батаг пришел на нихас и сел среди стариков. Ждут люди, что скажет старейший из рода Барсаговых. И сказал Батаг:

— Среди нас не найдется ни одного человека, который бы с ликованием встретил весть о гибели рода Албеговых. Этот род был известен своим благородством и учтивостью. Теперь пришел его конец, от всего рода остался в живых один несмышленый младенец, да и тот укрылся в склепе и закрыл вход могильной плитой. В течение пяти дней, добрые люди, мы делали все, чтобы он покинул склеп, но так ничего и не добились. Теперь пусть к склепу идут все женщины села и оплачут погибший род, как велит обряд. Впереди пусть идет самая лучшая плакальщица, может, сердце юноши не выдержит женского плача, и он выйдет из склепа. Это последнее средство, которое я знаю, добрые люди.

Тут люди засуетились, забегали, собрали всех женщин села и послали их к склепу. Впереди всех с плачем шла Царахон. Мужчины стали вокруг склепа по старшинству, впереди старики, и склонили головы. Женщины приближались к склепу тремя рядами по старшинству, вначале по очереди причитали три женщины, потом запричитала и бедняга Царахон.

Царахон была известной в селе плакальщицей. Едва зарыдала она возле склепа, едва запричитала во весь голос над своим несчастьем да над несчастьем своего возлюбленного, едва заголосила о том жестоком наказании, которое ее ждет за свой позор, выйдет ли Батай из склепа или нет, как люди не выдержали и сами зарыдали. Даже старики, слушая душераздирающие причитания, не смогли удержаться и стали кулаками вытирать набегающие слезы. Скалы крошились от горя, лес разлетался в щепы, внимая плачу Царахон, даже речка приумолкла, заглушила свой рокот. О женщинах же и говорить нечего, слезы ручьями сбегали по щекам, а ручьи эти, слившись, потоком мчались к селу. Слушая ее причитания, люди и о Батае забыли.

Не вынес этих мук сын Албега, разворотил каменную дверь склепа и, повалившись на землю у ног Царахон, горько зарыдал. Люди опомнились, подняли Батая и отвели его в дом. Женщины-плакальщицы вернулись в село.

Но гости из других сел не спешили расходиться. Люди опасались, как бы разгневанные Барсаговы не расправились с Батаем и Царахон. Между тем весь род Барсаговых, старики и молодежь, мужчины и женщины, укрылись в своем доме, затихли, никто и за порог не выглядывал. Забеспокоились люди: что-то недоброе замышляют Барсаговы. Послали стариков к Батагу узнать, что и как, но те вернулись ни с чем: не пожелал их принять старейший рода, идти же во второй раз старики не решились. Ничего другого не оставалось, как ждать. Всю ночь люди на ногах простояли, никто даже глаз не сомкнул.

На рассвете едва солнце поднялось над скалами, Батаг вновь собрал в доме мужей своего рода, велел прийти всем, кто мог держать в руках оружие и способен был дать разумный совет. Сам Батаг, прикрыв глаза, восседал в родовом кресле во главе многих рядов, остальные мужи безмолвно входили в дом, и каждый занимал себе место по возрасту, либо среди сидящих, либо среди стоящих. В доме стояла мертвая тишина, будто живых здесь и в помине не было. Мужи стояли, нахмурив брови, сжимая рукояти кинжалов. Вот уже весь род в сборе, а Батаг все не нарушает своего молчания. Молчат и другие. Наконец тяжелые веки Батага дрогнули, он неторопливо открыл глаза и, устремив взгляд на очажную цепь, стал говорить. И пока он говорил, веки его ни разу не моргнули:

— Позор, невиданный, неслыханный позор, словно папаха, накрыл тебя, о доблестный род Барсага!… Зная о нанесенной тебе обиде, ты своими руками извлек обидчика из могилы. Прослышав о таком чуде, люди по всей Осетии от удивления рты раскрыли. Имя твое запятнано, лицо измарано в грязи, кто еще отведает твоего хлеба, Барсагово племя? Как теперь станете жить среди людей, ведь малые дети и те будут плевать вам вслед, леса и деревья станут горючими слезами оплакивать ваш невиданный позор, горные куропатки сложат о вас бесславные песни. Отныне место вам не на зеленых лугах, а в грязном болоте. На что надеешься, чем себя тешишь, род Барсага, презренным и опозоренным нет места в наших горах!

При этих словах, грозные лица мужей заливает кровь, от гнева сердца их пылают синим пламенем, глаза вылезают из орбит.

— Дада, как о великом благе прошу о смерти. Дай мне право умереть! — вырвалось из груди Дадая.

— Да, да, покараем нечестивцев или сами умрем! — хором повторили собравшиеся.

Глаза старого Батага засверкали так, будто он вдруг превратился в двадцатилетнего юношу.

33
{"b":"223384","o":1}