— Воды нет. На исходе боеприпасы. Раненых не могу эвакуировать. Вот это страшно, а не вражеские атаки!

— Раньше, чем станет темнеть, у вас будет все… к вам роют траншею. Выделите человека четыре, пусть роют навстречу нашим саперам.

— Смотрите, опять ползут, — сказал Петелин и бросился к станковому пулемету. — Не стрелять, беречь боеприпасы! Подпускайте поближе.

Приглядевшись, Рождественский сквозь стиснутые зубы обронил:

— Вот куда они метят — отрезать полуроту!

Он побежал за изгиб, в ту сторону, куда убежал Петелин.

— С винтовками людей сюда, Петелин, — приказал он. — Живо, живо!

— В штыковую?

— Для короткого удара!

— Полсотни, больше не наберу.

— Не трогать пулеметчиков и бронебойщиков. И автоматчиков оставить на месте.

— Есть!

Но штыковая схватка не состоялась. Бугаев вовремя сообщил Симонову о намерениях противника отрезать петелинцев. Майор приказал минометчикам снова открыть огонь по наседающему врагу. И уже после первых залпов наступающие попятились назад, к своим траншеям.

— Товарищ майор, а не будет ли вашего приказания вывести людей с высоты? — спросил Бугаев.

Симонов закричал в телефонную трубку:

— Вы что, в уме ли? высота, занятая Петелиным, главный ключ нашего будущего прорыва. Ни шагу назад!

Шестого ноября доктор Кюн направил почти всю 13-ю дивизию против гвардейского стрелкового корпуса. Его танковые подразделения, руководствуясь заранее разработанным планом прорыва обороны гвардейцев, действовали по определенной системе и переходили в атаку лишь на участках, предварительно уже подвергшихся артобработке.

В расположение гвардейских стрелковых дивизий некоторым группам вражеских танков удавалось прорываться, но пехоте противника это не удавалось. Отрезанные от своей пехоты, танкисты не рисковали форсировать Терек. И вероятно, опасались быть расстрелянными в упор, поспешно возвращались на свои исходные позиции. Расчет Клейста, что терская операция будет, главным образом, танковой операцией, явно провалился.

Снег в эту ночь пока еще не шел. От Терека тянуло сыростью. После грома орудий и грохота танков казалась удивительной эта нерушимая тишина.

В маленькой дымной хатенке на совещании присутствовали все командиры и комиссары дивизий, командиры полков были вызваны по выбору комдивов. Присутствовали здесь и командиры специальных частей, приданных корпусу.

— Вот все существенное из показаний полковника Руммера, — заканчивал докладывать Василенко, поглядывая на Мамынова.

Мамынов, прикрыв ладонью глаза, облокотясь, сидел за столом и слушал. По его сжатым губам Василенко понял, — он сдерживает улыбку. По-видимому, было что-то смешное в показаниях Руммера.

— История господина Руммера, — сказал Мамынов, — обычный эпизод из жизни теперешних гитлеровских генералов. А что касается показаний этого солдафона — путает он и врет… Впрочем и в путанице его не сложно разобраться. Трещит гитлеровская военная машина. Нужно еще несколько крепких толчков, чтобы рассыпалась она в прах… Это произойдет раньше всего здесь, на Кавказе.

Мамынов встал, склонившись, взглянул на карту.

— Внимания прошу, товарищи командиры.

Все сразу притихли, насторожились, догадываясь, что предстоит пояснение боевой задачи.

— День перехода от обороны к наступлению назначен Военным Советом группы войск. Завтра начнем. Возможно, на рассвете — точно час еще не установлен. Каково положение? Клейсту удалось прорваться из Кабарды к Орджоникидзе. И все же, как вам известно, не только стратегического, но и тактического успеха он не добился. Просчитался он, полагая, что наше командование не успеет перегруппировать свои войска. Однако командующий вражескими войсками все еще убежден, что с его планом молниеносного прорыва к Грозному через Верхний Терек и Алхан-Чуртскую долину случилось далеко не самое худшее. Командующий нашей армией предупредил меня: генерал Макензен завтра на рассвете снова бросит против нас недобитую 13-ю танковую дивизию доктора Кюна, стрелковую дивизию румын генерала Думитреску, особый полк «Бранденбург» и отряды дивизии «Эдельвейс». Есть основание полагать, что именно завтра предстоит самая жестокая атака противника но ведь теперь и у нас-то есть чем их встретить. Корпусу придано достаточно сил… как противотанковых, так и средств разрушения обороны… если противник перейдет к ней.

Мамынов замолчал, повернув голову к порогу, прислушиваясь к чему-то.

— Кто-то блуждает в сенях, — с усмешкой заметил Василенко, тоже услышавший топот ног за стеной.

Мамынов шагнул и ударил ногой в дверь, — она распахнулась.

— Часовой, кто там у нас?

Через порог перешагнул невысокого роста, худощавый человек, в длинной, запорошенной снегом бурке. Это был командир казачьего кавкорпуса генерал-майор Селиванов.

— Вот спасибо, — радостно проговорил он, швырнув бурку на табурет. — Здравствуйте, полковник Мамынов.

— Алексей Гордеевич! — воскликнул Мамынов. — Вот уж такого гостя не ожидал.

— А горилка есть? — потирая озябшие руки, с хитроватой улыбкой смуглолицый Селиванов.

— Ну как же, для такого соседа все, что надо… Будет к столу и горилка. — К сожалению… — Селиванов торопливо достал портсигар. — Курите? К сожалению, придется повременить с горилкой. Боевую задачу ставите, полковник? — И, не ожидая ответа, словно уже знал, какой он будет, молвил: — Ну, что же, вы — главный центр. А я только из штаба армии, подвернул договориться, как вам помочь с правого фланга.

Мамынов взглянул на маленького генерала почти с сожалением.

— Алексей Гордеевич, я не вправе рассчитывать на значительную поддержку кавалерии, — заметил он, — но договориться, конечно, нужно…

Селиванов отступил на шаг, глянул Мамынову в лицо и иронически улыбнулся.

— Плохо вы знаете конницу, полковник, — сказал он. — Кавалерия и в пешем строю действовать способна и, запомните, не хуже пехоты!

— Алексей Гордеевич, — хотел было поправиться Мамынов, — я не намеревался умалить значение конницы…

— Извольте уж выслушать меня, — сухо оборвал его Селиванов. — Только одну минутку задержу я ваше внимание: конница давно технически оснащена, ее так же, как и пехоту, поддерживают танки и артиллерия. Когда это необходимо, я использую маневренность кавалерии, но сейчас, то есть завтра, действовать буду огнем!

Он быстро подошел к столу, достал из планшета карту, развернул ее на свободном месте.

— Вам, как командиру ударной группы, первое слово, полковник. Прошу начинать с претензий ко мне.

Но упрямый и настойчивый Мамынов начал с целей, поставленных Верховным Главнокомандующим перед Северной группой войск Закавказского фронта. Он как бы продолжал объяснение задачи для комдивов своего корпуса.

— Речь идет не только о закрытии горных перевалов и Военно-Грузинской дороги, — говорил Мамынов. — Верховное командование перед нами ставит задачу — в районе Орджоникидзе нанести Северо-Кавказской группировке войск Клейста решающее поражение!

Селиванов кивнул утвердительно, а выражением своего лица говорил: да иначе и не может быть.

— Долиной, от окраины города, между селением Гизель и горами Рух-Дзуар и Гудзе-Дзуар будут действовать соединения морской пехоты.

— Я отлично знаком с дислокацией наших войск, полковник, — заметил Селиванов, нетерпеливо постукивая карандашом по карте.

— Алексей Гордеевич, центр рубежа — Гизель. Против моего направления противник выдвинет не только главные силы, но и резервы, и кое-что подбросит с других участков.

— Так для этого же надо иметь эти самые резервы, — возразил Селиванов, — а чтобы изворачиваться, прибегать к тактическим уловкам — Клейсту нужно, чтобы ваш правый фланг не был защищен.

— Вы хорошо поняли меня, Алексей Гордеевич, — согласился Мамынов. — Мои дивизии, так сказать, в районе лицевой стороны сосредоточения основных сил противника, на его главном маршруте. Двум из них придется закидывать правым крылом, пока я не добьюсь возможности обстреливать неприятеля продольным огнем с правого фланга.