— Машина пущена! — в бешенстве закричал командующий. — И ничто не остановит нашего движения вперед! Богом начертано нашим армиям в огне и крови пройти на Восток!
— Ваше превосходительство, мы потеряем армию. А для меня без армии нет отечества.
— «Пророк»! — Клейст жестко взмахнул рукой. Его брови сошлись над багровеющим носом. — Идите вон!
На миг полковник плотно сжал в раздумье сухие губы. И вдруг, резко выпячивая грудь, выбросил вперед обе руки и хрипло крикнул:
— Хайль Гитлер!
III
О окончании допроса пленного, пригласив Рождественского позавтракать, Киреев сказал:
— Однако противник по-прежнему плохо нас знает. По-прежнему наряжает в серенькую одежду своих будничных представлений.
— Вы обратили внимание, товарищ полковой комиссар, как этот Эгерт проговорился: «Наше командование ошиблось, рассчитывая на поддержку внутри вашей страны!» — напомнил Рождественский.
— Да, обратил, — они рассчитывали на антисоветские элементы. Вздумали подковать мертвую лошадь!
Пока девушка накрывала походный стол, Киреев продолжал:
— У них еще сильная организованность. Пусть даже механическая, но все-таки организованность. Бездумная исполнительность оболваненного солдата не один раз создавала нам серьезную угрозу. Угроза и сейчас может возникнуть в любой момент. Помните об этом, Александр Титович. Ну, а по рюмочке как же? Теперь ведь можно.
— Не откажусь, — согласился Рождественский.
Разглаживая газету, постланную на стол вместо скатерти, Киреев улыбнулся глазами.
— Вы заслужили похвалу, товарищ гвардии капитан. Я тоже с удовольствием выпью за ваше возвращение.
Помолчав немного, он сказал многозначительно:
— По приказанию комкора, мы должны отправиться в Грозный. Капитана Рождественского желает видеть командующий группой.
— Зачем я ему нужен? — удивился Рождественский.
— Наивный вопрос! Каждая ваша шифровка попадала в штаб нашей армии. А затем в штаб группы войск. Но то была бумага, а генерал хочет видеть живого человека.
— Мне бы не минуту к своим, — попросил Рождественский. — Что там у нас в батальоне?
— Батальон никуда не денется. Пока что собирайтесь в Грозный, — решительно возразил Киреев. — В шестнадцать ноль-ноль вылетает самолет. Аэродром расположен к юго-востоку от станицы. Но прежде побрейтесь, приведите себя в порядок. Обмундирование вам доставят прямо сюда, переоденетесь.
Час спустя на Киреевском «виллисе» Рождественский уже катил к Наурской.
На импровизированном аэродроме к нему подошел один из дежурных.
— Это вас нужно доставить в Грозный? — спросил он.
— Да. Вы полетите?
— Нет, оттуда скоро подойдет У-2. Он сразу на обратный курс ляжет.
— В Грозном не бывали, как там после бомбежки? — спросил Рождественский.
— Нет, не приходилось, на земле я — редкий гость, — сказал летчик. — А скоро ли наша пехота поднимется во весь рост?
— Не за горами такое время.
— Верю, да хочется знать, когда это будет, наконец?
— Нам хочется того же, но знает об этом только командующий. Назреет пора — прикажет — встанем.
Вскоре прилетел У-2. В воздухе до Грозного пробыли минут сорок. Летчик сбавил обороты, мотор стал рокотать мягче, и самолет коснулся земли. Рождественский рассчитывал сразу же отправиться к командующему, но встречавший его офицер сообщил, что генерал внезапно выехал и ему, капитану Рождественскому, придется подождать до завтра.
Но и на следующий день в штабе группы дежурный офицер сказал Рождественскому, что командующий все еще не вернулся с фронта.
— Я доложу о вашем прибытии, — заявил он и удалился.
Рождественский следил за ним взглядом — офицер приоткрыл одну из дверей, что-то сказал и сейчас же вернулся.
— Вас ожидает полковник Сафронов, прошу! Четвертая дверь налево.
С первой минуты, когда Рождественский вошел в это здание, ему показалось странным и удивительным царившее здесь спокойствие. И тихий шелест карт, и ровный говор штабных, — все было здесь так непохоже на жизнь переднего края. В дверях показалась плотная, немного угловатая, рослая фигура полковника Сафронова.
— Капитан Рождественский? — баском, с надсадинкой в голосе спросил он.
— Так точно! — четко ответил Рождественский.
— Входите, — сказал Сафронов и возвратился к генералу, рассматривавшему карту у письменного стола. — Прибыл разведчик, Алексей Гордеевич…
Медленно разгибая спину, прищурясь, генерал поглядел Рождественскому в лицо.
— Я с удовольствием послушаю вас, капитан, — звонким тенором сказал генерал. — Воспользуюсь случаем, так сказать. Хотя я не очень-то верю в романтические тайны, но и меня заинтересовало ваше открытие. Все, что делается у противника в районе Ищерской, пусть изучает ваш Мамынов. Но, дорогой мой, расскажите-ка поподробней, что творится в глубоких песках?
Сафронов указал на карту.
— Начнем с дислокации войск Фельми, товарищ гвардии капитан, — предложил он.
— Слушаюсь, — проговорил Рождественский, неожиданно растерявшись. — «О дислокации!.. Разве я ее знаю полностью?» — подумал он, чувствуя пристальный взгляд голубых маленьких глаз кавалерийского генерала.
— Вам нечего смущаться, капитан, — одобряюще заметил генерал. — Мы понимаем, начальник штаба корпуса Фельми, подполковник Рикс Майер, не мог наделить вас картой. Доложите о том, что видели…
— Корпус генерала Фельми — маневренное, совершенно самостоятельное соединение со всеми родами войск, — начал Рождественский. — По тем данным, которыми мы располагаем, в состав корпуса входят следующие воинские части…
Обойдя стол, Сафронов присел и быстро взял лист бумаги, исписанный и исчерканный красным карандашом.
— Каждый гренадерский стрелковый батальон, — говорил Рождественский, — по своему численному составу и по вооружению более похож на стрелковый полк.
Сафронов торопливо наносил на страницы письменного доклада пометки красным карандашом. Отойдя в сторону и прислонясь плечом к оконному косяку, генерал как будто не обнаруживал особого любопытства. Однако Рождественский уловил быстрый, сосредоточенный его взгляд.
Продолжая доклад, стараясь не пропустить ни одной детали, вплоть до познавательных знаков на рукавах солдат, Рождественский все время поглядывал то на полковника, то на генерала.
— Этот корпус призван послужить лишь ударной группой прорыва в Иран, — продолжал он. — Рассчитывая разгромить советские войска на Кавказе, фон Клейст уже начал формировать армию для похода в Аравию и Индию.
— Вон как! — проговорил полковник. — Алексей Гордеевич, слышите, куда они метят?
— Веселые замыслы, — отозвался генерал, продолжая стоять у окна. Только подумать: не ближе, не дальше — в Индию. И через Советский Кавказ! — Резким движением он оторвался от косяка, прошагал к двери и обратно, блестя голенищами начищенных сапог, звеня шпорами. — Я полагаю, что Фельми уже отказался от Бакинского направления.
— Возможно, поскольку Клейст массирует войска к прорыву нашей обороны в районе Эльхотова, — согласился Сафронов. — Вполне возможно, — повторил он.
— А в районе Орджоникидзе Военно-Грузинская магистраль. Вот Фельми и начнет прорываться к этой дороге.
Полковник сообщил тихо:
— Получен приказ Верховного Главнокомандующего, Алексей Гордеевич…
— Я знаю о нем. Командующий ознакомил меня с поставленной задачей.
Генерал щелкнул портсигаром, закурил. Сосредоточенно посмотрел на карту.
— В главной нашей ставке поразительно угадали наши замыслы и обобщили их в этом приказе… Нам нужно проникнуть в глубину песков, чтобы нависнуть над левым флангом моздокской группировки Клейста.
— Главная идея состоит в том, — сказал полковник, — чтобы не позволить Клейсту снять несколько дивизий с левого фланга и перебросить их в Кабарду. Фон Клейст сейчас очень нуждается в усилении группы прорыва в Северную Осетию. Нельзя давать свободно маневрировать корпусу Гельмута Фельми!