— А разве такое возможно? — удивился Семеныч.
— Еще как! — подтвердил Влад, — Электронный монтаж позволяет даже буквы в словах менять.
— Ишь, ты. Ну и какая ж из них фальшивая? Кто у нас тут главная сволочь? — спросил Семеныч.
— Вот в этом-то, — вздохнул Влад, — и вопрос.
Змей на груди
— Вы понимаете, что это вот, — Никрасов показал пальцем на компьютер, — это не просто компромат. Это — приговор! В зависимости от того, какая запись попадает в Кремль, там решат, кого на выборах будет поддерживать партия власти. А это означает, что того и выберут. Ну а какая запись попадет в Кремль — зависит от того, кто ее туда будет передавать. Если, допустим, люди Россиля
— конец Чирнецкому, если же сторонники мэра, то хана губернатору.
— Почему ты так уверен, что нельзя выяснить, какая из них фальшивая? — спросил Быков.
— Во-первых, в наше время это не так важно. В Кремле верят не фактам, а тому, чему хотят или выгодно поверить. А во-вторых, я же слышу: сделано великолепно. К тому же я навел справки об этом Абсенте. Раньше, еще года два назад, он был самым классным в Екабе спецом по всяким компьютерным и звуковым фокусам. И Гремлин не просто так в корифеи выбился, а потому что у этого Вилена Королева, то есть Абсента когда-то учился.
— Тогда в чем проблема? — протянул Владу телефон Быков. — Звони своему шефу и спрашивай: чего они рассказывают? Если это делал Абсент, и коль Гремлин тоже в этом замешан, они-то знают, какая запись настоящая!
Никрасов почесал затылок и, вздохнув — видимо, его почему-то страшила категоричность правды — набрал номер:
— Алло, Кеша? Слушай! Мы тут такие записи надыбали... — он уже готов был взахлеб все выложить, но Быков красноречиво погрозил ему пальцем и показал на ухо: подслушать же могут, мол!
— В общем, материал забойный. А что там наши гаврики? Как какие? Ну, этот бич и Гремлин!.. Что? Как пропал, куда?!.. И когда он теперь очухается?..
Да, де-ела-аа... Я? Я в... — Быков погрозил уже кулаком. — Да тут, в одном месте. Не знаю, когда буду, тут такое заворачивается, что... Ну, ладно, пока.
Влад вернул телефон и задумался.
— Не томи, сопляк, ветерана труда! — замахнулся на него Семеныч, и Василий подумал, что старик запросто мог сгонять в туалет отнюдь не из-за простатита. Или, по крайней мере, не только из-за него. Содержимое бачка Василий сегодня еще проверить не успел.
— Дела непонятные, — радостно сообщил Влад. — Во-первых, в мерс, который вез Абсента, врезался грузовик. Да так, что наш микроавтобус раз пять перекувыркнулся! Старик сейчас в реанимации. У него переломы и плюс алкогольное отравление. Когда он заговорит, и заговорит ли вообще — непонятно.
— А Гремлин? — напомнил Быков.
— А этот исчез. В одной машине с Абсентом он ехать не пожелал, в сопровождении охранника отправился к Шеремеху на частнике. Полчаса назад этого частника и охранника обнаружили во дворе мэрии без сознания. Что-то им такое вкололи, что не скоро очухаются. А Гремлин исчез, как его и не было.
— Значит, эти диски теперь наши! — сделал вывод раздухарившийся, но не утративший представительности Семеныч. — Что хотим, то с ними и сделаем! И я знаю, кто за это хорошо заплатит. А поделим все честно, как положено, на троих!
— Погоди делить, сначала надо... — попытался его урезонить Василий.
— Чего годить, чего? Абсент одной ногой в могиле, ему уже ничего не надо. А мальчишка сам сбежал. Так что, от них никаких претензий не принимается!
— А что надо сначала? — спросил Влад у Василия.
— Прежде всего, надо понять: какая запись настоящая, - предложил Быков.
— Брось! Все они гады, и какая разница, кто больше или меньше? — горячился Семеныч, размахивая тростью.
— Ну, неужели тебе самому не интересно? - удивился Быков.
— Мне? А мне и гадать не надо, — заверил пенсионер. — Я и так знаю, что это на самом деле Россиль с Бирезовским снюхался!
— Почему?
— Потому что он старая сволочь. А такие никогда честно не играют, вот!
— Нет, — уточнил свой вопрос Быков. — По каким признакам ты решил, что это его запись настоящая?
— По таким! — махнул тростью Семеныч.
— Нет, это вряд ли, - сомневался Влад. - Россиль никак не может отдать титановый комбинат. НИ ЗА ЧТО! Да еще и опальному Бирезовскому, который, ежупонятно, берет предприятие, чтобы его обанкротить. А титан для губера и кошелек, и опора. Его зять в Германии этим самым титаном торгует.
— Молодой ты, — снисходительно закивал Семеныч журналисту, — по верхам скачешь. Ты знаешь, сколько этой записи лет? Года четыре! А тогда еще БАБ был ого-го в какой силе! А Россиль, между прочим, политик уже так себе, такие прямо ищут, как бы поближе к самым верхним оказаться...
— Нет. И настоящей, и фальшивой записи — не меньше двух лет, — перебил Быков. — Не забывай: два диска были в борсетке Затовского. Логично предположить, что там были обе записи: и настоящая, и фальшивая? Логично!
— А третий диск тогда с чем был?
— Наверное, с дубликатом той или другой версии. Вот его мне подсунули уже недавно, когда старушка все рассказала.
— Ха! — азартно хлопнул в ладоши журналист, — А с чего вы решили, что запороли именно третий диск? Может, мы сейчас слушали как раз второй и третий варианты?
— Это неважно, - задумчиво уставился на экран ноут-бука Василий. — Неважно, потому что третий диск мне пытались подсунуть из-за того, что не могли найти первые два. Значит, на нем был дубликат какой-то из этих двух записей. Если подсовывали люди Россиля — то там был дубликат записи Чирнецкого. Если люди мэра — записи Россиля. А коль у нас сейчас и то, и другое, значит, мы имеем именно то, что принадлежало Затовскому.
— Вранье! Он их украл! — разъярился вдруг Семеныч.
Никрасов и Быков уставились на него изумленно.
А пенсионер, разъяряясь все сильнее и от ярости молодея на глазах, вопил, брызгая слюной и размахивая тростью:
— Сосунок! Выскочка! Предатель!
— Семеныч... - осторожно позвал Быков. — Ты чего это?
— Перестань тыкать мне, щенок! - взревел Семеныч, вскакивая. Он лихо крутанул свою трость и выдернул рукоять. В его руке оказалась плоская шпага в метр длиной.
Он вжал ее хищно блеснувшее острие в грудь Василия и завизжал, сверкая белесыми абсолютно бессмысленными глазами:
— Еще раз вякнешь, проныра — проткну!
— Зачем? Э, постойте! — закричал Влад, пока онемевший Василий замер, сидя с поднятыми руками. Острие шпаги легко пропороло его футболку, и по лезвию скатилась, не оставив на хорошо отполированном металле следа, капля крови.
— Эй, чего вы хотите? — привстал Никрасов.
— Сидеть! Сиди, а то ему — капец! А хочу я... Я хочу справедливости! — заявил с безумной слюнявой усмешкой Семеныч. — Я принесу эти диски Аркадию! Я, а не Тешков или Кунгусов! И тогда Аркадий поймет, кто ему настоящий друг!
— Ага... - уразумев, наконец правду, тихо сказал сам себе Быков. — Ну, у вас дружба, ладно. Но мы-то тоже работали...
— Молчи, сволочь, - уже шипел Семеныч, завороженный видом капелек крови, скатывавшихся по шпаге. - Вам лишь бы деньги, продажные твари! У вас нет ничего святого, вам не понять, что такое настоящая мужская дружба! Не будет вам денег!
— А расходы? — напомнил Быков, тяня время и поджидая момент, чтобы стукнуть психа поудачнее. — Все-таки я черте откуда приехал! Понимаете, Кирилл Семенович, мне-то ваш мэр не друг...
— Чепуха! Это Затовский виноват! Этот сосунок притащил на нашу встречу целую толпу! Пусть он и платит! — окончательно запутался во времени сумасшедший. — Аркадий не мог ему позволить... Столько трудов, столько трудов! Думаете, легко четверых замочить, и чтобы никто ничего?!.. Не дергайся, кому я сказал! Пропорю, на фиг!
Но Быков, осторожно сместив центр тяжести, сжал руку в кулак, чтобы ударить, и осатаневший от бешенства псих всем телом навалился на шпагу.
