Игры с переодеванием
За неимением лучшей, Быков решил принять на веру версию Кунгусова. Мол, мэрские люди и в самом деле ничего из квартиры Даниловой не забирали, а понадеялись, что это сделает он. Заезжему, мол, доверия больше. А потом вмешалась некая посторонняя сила. Которая пронюхала об откровениях старушки и тоже решила их как-то использовать в своих интересах.
Если это хотя бы отчасти верно, то первым кандидатом на разглашение предсмертных откровений старухи становился врач скорой помощи Брылин. Если он кому-то болтанул, что бабуся хранит у себя дома что-то принадлежавшее Затовскому, то все хорошо сходилось. Особенно, если и Димон не вешал лапшу на уши. Если действительно молодой депутат пытался найти что-то, что положило бы конец надоевшей всем драке между мэром и губернатором.
Что это могло быть? Какой-то компромат, который бы навсегда дискредитировал одну из сторон конфликта.
Если это так, и если Брылин действительно разболтал, что ему доверила старушка Данилина, то был смысл хорошенько, вплоть до смертоубийства, прижать того, кто мог этот компромат перехватить. Быкова, то есть.
Значит, самое время было узнать: с кем, кроме Быкова, Брылин в последнее время откровенничал.
Поскольку на службе, на скорой, врача не было, а домашний телефон не отвечал, Быков с Димоном отправились на работу к его приятелю. Тому, чья машина увозила Брылина с их встречи в семейной поликлинике.
Больница, которой руководил главврач Окулов, была совсем не так хороша, как та, «Обновленная». Судя по воровато-неприязненным взглядам персонала, затхлым запахам и затравленно-острожным повадкам шмыгающих по коридорам больных, тут их муштровали и обдирали по-деловому. Чтоб болезнь раем не казалась, и был стимул выздоравливать поскорее.
— Твоя задача: вставить в кабинет главврача прослушку, — ставил Быков задачу Димону. - Потом я к нему пойду. Сначала по-хорошему попрошу сказать, куда смылся Брылин. Если он упрется, то скажу, что у покойной старушки обнаружились шибко богатые родичи, и они очень хотят Брылина озолотить. Но именно сейчас, а то уедут, и с концами. Если после этого он в лепешку не расшибется, чтобы друга найти, то он ему и не друг.
— Понял. Ждите.
Вернулся Димон через час. Доложил, что оснастил прослушкой не только кабинет, но и пиджак главврача, который тот оставил на стуле, выйдя куда-то. Стоило это не только времени, осторожности, но и двухсот рублей, отданных медсестре.
— Что-то дешево, — удивился Быков.
—Так тут у них, как везде, — объяснил Долгов. — Верхушка вся в шоколаде, набивает карманы, а остальная медбратия — голимая нищета.
Еле на жратву наскребают.
А чего терпят?
— Так они ж токо это и умеют.
Быков похлопал младого философа по плечу, и пошел в кабинет главврача.
Проскользнув мимо зачитавшейся секретарши, Василий открыл дверь кабинета и в первый момент ошарашено замер.
А за столом, с поднесенной ко рту рюмкой, замер от неожиданности отдуловато-рыхлый Брылин.
То есть тот, кто назвался ему Брылиным.
Стараясь не выдать своего удивления, Василий решительно подошел к столу и склонился над хозяином кабинета:
— А где же настоящий Николай Брылин? Окулов с осторожной плавностью опрокинул
в огромный рот рюмку, скривился, махнул рассвирепевшей секретарше, чтобы вышла, и блаженно перевел дух. Потом спрятал рюмку в стол и спросил:
— Молодой человек, а вас не учили, что надо стучаться? У меня ведь тут могла быть и пациентка. Обнаженная.
— Где настоящий Брылин?
Мне-то откуда знать? Да я его и не видел никогда в жизни.
ГЛАВАVI УХОДИБЫСТРО Контора пишет...
Бывших ГБэшников не бывает. Поэтому помощник губернатора по вопросам озеленения, а на деле — начальник службы безопасности Владимир Федорович Воронин, предпочитал доверительные беседы проводить на явках. В их роли могли выступать и квартиры проверенных людей, и офисы принадлежащих им фирм. Главу Уральского телевизионного агентства, УТА, Кеши Шеремеха, спешившего на очередную встречу с этим «информированным источником в областной администрации», такая привычка вообще-то устраивала. И не только потому, что на ТВ до сих пор инстинктивно недолюбливают коллег, которые контачат с «органами». Как ни повторяй азы, что журналист без конфиденциальных информаторов дурак дураком, но бывших жертв ГБ тоже не бывает.
Шеремех прошелся по аллее, отведенной под торговлю поп-артом и сувенирами. Его лошадиное лицо с азартными глазами фанатика было по обыкновению насуплено. Хотя думалось ему о приятном. Он отметил удивительную силу даже такого, почти ширпотребовского искусства. Лотки и стенды с картинами, поделками из камня и всякой мелочи «а ля кич» существенно преобразили улицу Ленина. Теперь она и теплее, и человечнее, и с неким даже налетом туристической фривольности. Даст Бог, и сувениры станут и поразнообразнее, и оригинальнее.
Помимо прочего, к вечеру в этой аллее покупателей не так много, и легко заметить слежку за собой. Сворачивая к арке, Кеша подошел к киоску с сигаретами. Якобы высматривая нужный сорт, еще раз вгляделся в прохожих за спиной. Сегодня Владимир Федорович особо подчеркнул, чтобы он проверился потщательнее. А к просьбам чекиста Шеремех привык относиться внимательно.
Воронин относится к тем странным мужчинам, которые вместо честной лысины старательно отращивают длинные пряди, а потом тщательно прикрывают ими плешь. Никого кроме себя они этим не обманывают, выглядят при этом глуповато, но так им комфортнее. По крайней мере, нравятся сами себе в зеркале.
Но телевизионщику нередко думалось, что и с прической Воронин лукавит, стараясь запутать явных и потенциальных врагов. Или, как говорят ГБэшники: оппонентов. А их у него хватало. Нынче же что ни фирмочка, что ни бандочка, что ни администрация, так непременно создает свою СБ. И для этого немало резонов. Государство у нас так озабоченно своей безопасностью, что на защиту простых граждан у него ни сил, ни рвения не хватает.
Впрочем, так везде. Не зря же прагматичные американцы тратят на услуги секьюрити частным образом втрое больше, чем государство.
Пройдя арку, Шеремех не сразу вошел в подъезд, а постоял возле кучи строительного мусора, с омерзением косясь на непроницаемо черную громаду многоэтажного паркинга. Мэр выстроил его вопреки всем писаным и неписаным законам, наплевав на возмущение местных жителей. А теперь еще заставлял ментов придираться к автомобилистам, паркующимся в других местах по соседству. Таек клиентов загоняли в дорогое стойло. И если бы Шеремеху предложили выбрать символ оккупации Катеринбурга мэрской камарильей, он бы выбрал этот до сих пор неряшливый, окруженный строительным мусором и грязью, черный параллелепипед. А на нем бы повесил плакат, чрезвычайно популярный у нынешних отчимов Екабе:
«ЗАХОДИ ТИХО,
ГОВОРИ ЧЕТКО,
ПРОСИ МАЛО,
ДАВАЙ МНОГО,
УХОДИ БЫСТРО».
При всем своем бесцеремонном хамстве, этот якобы шуточный лозунг с предельной откровенностью демонстрировал истинное отношение чиновников к горожанам.
Впрочем, иной краски, кроме черной, для деяний мэра и его подручных, Кеша не признавал. И если бы они даже повесили в своих кабинетах стихи про дядю Степу, он бы увидел в этом особое глумление над земляками.
Убедившись, что вокруг нет знакомых, и следом за ним никто не идет, Шеремех поднялся на второй этаж и позвонил.
Воронин открыл ему, не спрашивая, и не здороваясь — знак, что в квартире есть кто-то из хозяев — провел в дальнюю комнатку за кухней. Там он крепко пожал руку молодому товарищу по борьбе, и приглушенно спросил:
— Слежки не приметил?
— Да нет, вроде.
— Будь осторожен, — приглашая сесть к столу, на котором по давней традиции лежала пачка бумаги и несколько карандашей, Воронин сам подошел к двери и прислушался. Ничего не услышав, кивнул сам себе и продолжил. — Возможны провокации. Есть данные, что наши оппоненты резко активизировались после прокола с руководством «Общей России».
