— Пусть это вас не волнует, —со смешком заверил голос, очень похожий на БАБский, — пока есть деньги и толпа глупа, деньги все и решат. Главное, мы договорились: я даю вам на избирательную компанию, а вы в счет прежних и этих долгов, помимо того, что мы обговорили ранее, отдаете мне титановый комбинат? Договорились?
— Договорились,— со вздохом подтвердил второй.
— А вы уверены, что с тамошним директором, как его там? Проблем не будет?
— С Тютькиным сложностей не будет. Ну, я приглашаю его к себе, говорю, ну садись, расскажи, как ты живешь, туда-сюда, значит, и даю поручение... И он выполняет это поручение: тратить деньги на капитальное строительство в области...»
Голоса умолкли, но динамик еще некоторое время пошипел.
— Действительно, все они гады! — стукнул тростью о пол Семеныч. — Люди-то этому говнюку верили. Думали: старый конь борозды не испортит, сохранит народное добро. А он, получается, давно продал всех с потрохами!
— Мда, это — бомба, — вздохнул Влад. — Если экспертиза подтвердит... Хотя... Даже один только факт переговоров с опальным олигархом ставит крест на карьере Россиля. А уж если учесть, о чем они договариваются — кранты дедушке. ВСМПО — это стратегический завод не только для России. Это 50 процентов мирового титана! Кранты дедушке... Да? Как вы думаете?
Быков пожал плечами.
Когда-то, при советской власти, журналистов строго учили: как бы ты ни был уверен в своей правоте, никогда не пиши, пока не выслушаешь и другую сторону. Конечно, и тогда хватало лентяев, которые бросались словами, не потрудившись расспросить обвиняемых. Но нынешние журналисты вообще. Они либо вообще не учились профессии, либо отмахивались от ее канонов. Они самоуверенно гвоздят всех, на кого укажет начальство, не считая нужным даже побеседовать с критикуемым. И обыватели им охотно верят. Ведь чем меньше красок, тем картинка доходчивее.
Но грамотный сыщик в отличие от прочих, никогда не выносит суждений, пока не ознакомится со всеми доступными материалами. Поэтому Василий сделал кислую мину: «Я в вашей местной политике не разбираюсь!», поставил на комп третий диск и набрал на клавиатуре девиз обозленного избирателя:
«всевыгады».
Опять шипение и уже совсем знакомый теперь голос повторил:
«— Но вы не думайте, что я прощу вам ваши долги просто так... Вы и на прошлых выборах...»
— Ну-у у, это то же самое, — разочарованно встал Семеныч. — А у меня этот... старческий простатит. Вынужден часто бегать в туалет.
Но, не успел сделать и двух шагов, как замер, услышав:
— Причем тут я? Это ваши люди напортачили с избирательной компанией!— раздался из динамика совсем не тот голос, чем тот, кто отвечал БАБу на втором диске. — Вы сами мне их навязали, сами им платили, сами с них и спрашивайте!»
— Это кто? — смутно узнавая, спросил Быков.
— Похоже, Чирнецкий, — Влад ошарашено оглянулся на Семеныча и тот, с тоской оглянувшись на туалет, опять вернулся на стул:
— Он и есть. Многоуважаемый наш Аркадий Михайлович.
«— ... Но я же не отказываюсь помочь, если мы сумеем договориться, по основным, пунктам,
— захлебываясь, скороговоркой повторил голос, похожий на голос БАБа. — Мне нужен типшновый комбинат. Понимаете? Он мне нужен весь!
— Да, губа у вас не дура!— рассмеялся голос, очень похожий на голос мэра Катеринбурга. - Это вотчина Россиля, он титан просто так не отдаст. Тут надо поразмыслить.
— Особо долго думать некогда, —и его перебил голос БАБ, — именно теперь, когда страна со скрипом переходит, от жизни по понятиям к нормальной, цивилизованной законности, самое время брать под контроль выжившую промышленность! Чтобы повысить ее эффективность и рентабельность, разумеется
— Не вешайте мне лапшу на уши!— почти злобно заявил голос Чирнецкого. — Не считайте нас всех тут за дурачков! Думаете, я не знаю, что вы сделаете? Сначала скупите побольше акций западных титановых компаний. Потом на Верхне-салдинском зажмете получку эдак на полгодика, чтобы ушли самые предприимчивые. Потом разгоните остальных, обанкротите, и закроете комбинат к чертовой матери. Цены на титан сразу подскочат, а на купленные вами акции западных компаний
— вообще взлетят до небес. Вы на этом получите сотни миллионов. Так что не стоит выставлять себя моим благодетелем! Лучше подумайте о том, что после этого Россиль всю прессу на уши поставит, чтобы смешать с грязью меня!
— Ничего, если грамотно подойти к этой проблеме, его можно отодвинуть от руля и скомпрометировать. Пока Кремль подбирает кадры не по уму и таланту, а по личной преданности, главным чиновникам у нас обосрать любого человека — раз плюнуть! Любой порядочный человек в этой стране отличается двумя особенностями: отсутствием денег и беззащитностью перед Кремлевской мафией,
— Это вся ля-ля! А лисе нужна конкретика: когда вы вернете мои расписки? И сколько дадите на выборы? —настаивал голос Чирнецкого. — Учтите, с тех пор, как вы потеряли свои телеканалы, я, по сути, только на прессу и вкалываю. Россиль так нянчится со всей этой нищей шелупонью, что если я не буду каждый день подкармливать прессу, они все меня с говном сожрут! Я хочу, чтобы вы точно оценивали ситуацию: если Россиль останется у власти, он и мне шею свернет, и все ваши вложения обесценит! И не видать вам тогда ни титана, ни остального.
— Пусть это вас не волнует, —со смешком заверил БАБ, — пока есть деньги и толпа глупа, деньги все и решат. Главное, мы договорились: я даю вам на избирательную компанию, а вы в счет прежних и этих долгов, помимо того, что мы обговорили ранее, отдаете мне титановый комбинат? Договорились?
— Мы договоримся только тогда,— сварливо возразил голос Чирнецкого, — когда четко оговорим суммы и сроки платежей. И возврат моих расписок! Но зато после этого я вам не только ВэСэМПэО, я вам всю область отдам на хрен. Со всей этой сраной оборонкой.
— А вы уверены, что с тамошним директором, как его там? Проблем не будет?
— Тютькин уже тоже старый. А мы скоро начнем компанию против старичья у власти. И потом, я пошлю туда своих людей, Баксова, например, они умеют поднимать бучу. Приплетем мафию, и Тютькин загремит вслед за Россилем. Нашему быдлу нравятся молодые и наглые рожи. Но вначале — мои расписки!..»
Убедившись, что запись кончилась, Семеныч пулей, даже забыв свою трость, умчался в туалет. Быков взял ее и повертел:
— Железо. Тяжелая. Местное производство?
— Да куда там, — вздохнул Влад. — У нас ширпотреб делать не любят. Все, что меньше танка, западло считается. Это Китай. Я видел такие в антикварном магазине на Щорса. А в Ленинской прокуратуре даже мода на них. Почти все обзавелись. Даже секретарши...
— Ну, так что? — вернулся хоть и злой, но повеселевший Семеныч. — Выходит, они оба с ним снюхивались? Ну, и кого ж в итоге БАБ поддерживает?
— Почему? Как?! — поразился Влад. — Да вы что, не поняли?!
— Чего я не понял? — насторожился Семеныч, у которого, вероятно, не только с обонянием, но и со слухом было не все в порядке. — Чего тут понимать? Все они гады, все с этим жидом снюхиваются. Ну, от немца я этого никак не ожидал!
— Да нет же! Разве вы не слышали? — горячился Влад. — Бирезовский на обоих дисках говорит одно и то же. Слово в слово. Разные на дисках только реплики голосами Россиля и Чирнецкого.
— Да? Не может быть! — опять стукнул тростью об пол старик. — Включай еще.
Прослушали они записи с дисков еще раз, но суть от этого не изменилась.
Влад не ошибся: голос Бирезовского говорил слово в слово одни и те же реплики, с одной и той же интонацией.
— Ну ладно, пусть по-вашему, — сдался Семеныч. — Пусть он болтает одно и то же. Ну и что? Что из этого следует?
— Из этого следует, — задумчиво ответил Влад, видимо, еще не понимая: радоваться ему сенсации или огорчатся зыбкости и неопределенности ситуации, — следует, что одна из этих записей настоящая, а другая — фальшивая. И на ней голос одного собеседника заменили нарезанными кусочками фраз другого.