– Отец, – прошептал я, – отец, проснись! Помоги нам! – Поскольку руки мои были связаны, растормошить его я не мог, однако сумел опуститься на одно колено и вторым коленом толкнуть спящего.

Старик открыл глаза и сел. Был он лыс, а курчавая борода до пояса была белее инея.

– Клянусь Двенадцатью [40], он сказал правду! – воскликнул тот раб, что отпустил меня к старику.

– Что случилось, мой мальчик? – густым басом спросил у меня старик. – Что здесь происходит?

– Что происходит, не знаю, – сказал я, – но, по-моему, нас собираются убить.

– О нет! – Он посмотрел на маску, что висела у меня на шее. – Ведь ты же друг моего ученика. Не могут они так поступить с тобой! – Он встал, покачиваясь, и явно только теперь понял, что так и заснул на обочине дороги в тени виноградника, будучи пьяным в стельку. У нашего чернокожего кожа тоже будто лоснилась, но этот толстый старик еще и страшно потел, а потому прямо-таки весь сверкал на солнце; казалось, у него за спиной горит свет.

Рабу, который позволил мне сойти с дороги, он сказал:

– Я потерял свою флейту и кубок. Не поищешь ли ты их, сынок? Мне что-то стало трудно наклоняться.

Флейта тут же нашлась; это была самая простая флейта из полированного дерева. Кубок тоже был деревянный и лежал рядом с флейтой на траве.

Кое-кто из илотов остановился неподалеку поглазеть. По-моему, мой приятель был первым чернокожим человеком, которого они видели в жизни, и вот теперь появился еще один такой. Один из рабов сказал:

– Если хочешь, чтоб тебе отдали флейту и кубок, старик, говори скорей, кто ты такой.

– Почему бы не сказать – скажу конечно! – Старик негромко рыгнул. – С удовольствием скажу. Я царь Нисы.

На это девочка пропищала:

– Так, значит, ты и есть Юный бог? Сегодня утром жрец говорил, что Юный бог – это царь Нисы.

– Нет, нет, нет! – Старик затряс головой и налил себе темного, цвета заката, вина. – Уверен, что ничего подобного тот жрец не говорил, дитя мое! Ты должна запомнить… – Он снова рыгнул. – Да, запомнить: слушать старших нужно внимательно, иначе никогда не поумнеешь. Я уверен, он сказал тебе, что мой ученик – Царь Нисы. Да, запомни: Царь и царь. Видишь ли, его поручили моим заботам, когда он был еще совсем маленьким. Я сам и учил его, ну а он меня за это щедро вознаградил… – Он в третий раз рыгнул. – Как ты и сама видишь.

Один из рабов рассмеялся:

– Еще бы, напоил тебя допьяна! Что ж, неплохо! Хотел бы я, чтобы мой хозяин наградил меня так же.

– Вот именно! – воскликнул старик. – Именно! Должен сказать, это удивительно тонкое замечание, сынок!

И тут я заметил, что рядом стоит Пиндар, почтительно склонив перед стариком голову.

– Хорошая у тебя флейта, старик, – заметил самый старший из рабов. – Ладно, слушай мою команду, ибо командую здесь я: ты должен непременно для нас сыграть. Если сыграешь хорошо, отдадим тебе флейту, ибо не отдать хорошему музыканту его инструмент – значит обидеть богов. Если же сыграешь плохо, флейту назад не получишь, а мы еще и побьем тебя. Если же вообще играть не пожелаешь, то учти: это была твоя последняя в жизни пирушка. – Остальные рабы громко поддержали старшего.

– С радостью сыграю, сынок. С превеликой радостью. Но как же мне играть, если некому под мою музыку спеть? Может, этот несчастный юноша с пробитой головой подпоет мне? Ведь это он нашел меня – вот пусть и споет со мной вместе.

Старший из рабов кивнул.

– На тех же условиях. И чтоб пел как следует, не то живо завизжит у нас.

Старик кивнул мне и улыбнулся, показав белоснежные зубы, еще более белые, чем борода.

– Глотка твоя, должно быть, забита дорожной пылью, мой мальчик.

Глотни-ка, промой горло. – Он поднес к моим губам свой кубок, и рот мой наполнился дивным вином. Невозможно описать его вкус – вкус земли, дождя и солнечного света!

Затем старик заиграл.

А я запел. Не могу привести здесь слова той песни – я пел на неведомом мне языке, однако все понимал, пока пел; в песне говорилось об утре нашего мира, о тех днях, когда рабы Спарты были свободными людьми в свободных странах и служили своим правителям и Великой Матери-богине.

В песне говорилось также о Царе Нисы, о его величии и о том, как он передал своего воспитателя, царя Нисы, Великой богине-матери, и тот стал приемным сыном ей и Каменному столбу [41].

Рабы танцевали, пока я пел, размахивали своим оружием и резвились, точно ягнята на лугу; мой чернокожий спутник, Пиндар и та молодая женщина с дочкой тоже присоединились к ним и стали танцевать, ибо узлы на их путах были завязаны плохо, и стоило тряхнуть ими, как они развязались.

Едва песнь замерла на моих губах, смолкла и музыка.

Позже, когда мы с Пиндаром остались сидеть у костра, а остальные легли спать, он сказал мне:

– Сегодня воплотились в жизнь целых две строки божественного пророчества. Помнишь его?

Я только головой покачал.

– "Пой же тогда, и пусть холмы тебе отвечают! Пусть вкруг тебя соберутся царь, жрец и нимфа". Этот бог – а это был настоящий бог, Латро!

– был некогда царем Нисы. Гилаейра вчера ночью, во время вакханалии в честь Дважды рожденного [42], изображала нимфу. Сам же я жрец Светлого бога, поскольку являюсь поэтом. Устами оракула Светлый бог сказал также, что ты должен петь, когда тебя призовет Царь Нисы. Ты спел, и он снял с нас путы. Так что все получилось как надо!

Я спросил, что от нас потребуется теперь.

– Пока не знаю, – развел он руками. – Возможно, пока ничего. Однако…

– Он поворошил угли; по-моему, ему не очень хотелось отвечать мне; я заметил, как дрожит его рука. – Прости, но я никогда прежде не видел никого из Бессмертных! Ты-то видел, я знаю. Ты еще в Фивах как-то говорил, что видел бога Великой Реки, а может, Посейдона, верно?

– Не помню, – сказал я.

– Ну, разумеется, не помнишь. Но, возможно, записал в своей книге. Тебе следовало бы постоянно перечитывать ее.

– Непременно так и поступлю, как только запишу все, что еще осталось в моей памяти из сегодняшних событий.

– Ты прав, – вздохнул он, – это конечно же куда важнее.

– Я сейчас как раз писал об этом царе Нисы – что он чернокожий, как и наш спутник.

– Именно поэтому он и появился, – кивнул Пиндар. – Ведь, будучи царем Нисы, он является повелителем нашего друга, а тот, в свою очередь, – его верным подданным. Армия Великого царя, которая теперь отступает на север, набирала рекрутов из многих загадочных стран. – Пиндар помолчал, глядя на пылающие угли. – Впрочем, возможно, он всего лишь спешил вслед за Юным богом. Говорят, этот учитель вечно догоняет своего ученика, ну а те мистерии, в которых мы участвовали вчера, вполне могли привлечь внимание самого Юного бога. В конце концов, для этого они и устраиваются. По слухам, там, где побывал Юный бог, всегда можно потом обнаружить спящим его старого учителя; и если успеть связать старика, прежде чем он проснется, то можно заставить его открыть будущее. – Он вздрогнул, будто от холода. – Я рад, что мы этого не сделали. Не хотелось бы мне узнать свою грядущую судьбу, хотя однажды и я ходил к оракулу. Однако услышать о будущем из уст бога я бы не хотел – ведь с богами не поспоришь.

Я все еще обдумывал то, что он сказал вначале.

– Мне казалось, я знаю, что означает слово "царь". Теперь же не уверен в этом. Когда ты говоришь "царь Нисы", то это слово звучит так же, как когда ты говоришь "армия Великого царя отступает".

– Бедный Латро! – Пиндар ласково похлопал меня по плечу – так успокаивают коня, однако в жесте Пиндара было столько доброты, что я возражать не стал. – Как, должно быть, прискорбно, когда не можешь не только запомнить новое, но еще и забываешь понемногу старое! Я, конечно, могу объяснить тебе, но ты все равно вскоре и это забудешь.