Однако торговали все больше некрупными животными, чаще всего молодыми свиньями, как нам и говорил Политом; куры продавались совсем дешево.
Встречались и овцы. Наконец мы подыскали годовалого бычка.
– У него едва рога вырасти успели, – сказала Ио и погладила бычка по морде.
– Очень нежное мясо, юная госпожа, – пообещал ей крестьянин. – Лучше не найти!
– Это правда, – сказала Ио и спросила Гилаейру:
– Мясо весь достанется нам, верно? Смогут ли его для нас приготовить в этой гостинице?
– Да, конечно, – кивнула Гилаейра, – только возьмут какую-то часть в уплату. А если не присмотреть, так и все мясо себе заберут, а нам подадут что похуже.
– По-моему, он не станет возражать, если я поеду у него на спине, как та Каллеос, что была нарисована на нашем парусе, – размечталась Ио.
Пиндар поторговался и, сбавив цену в два раза, купил бычка, хотя все равно считал, что переплатил.
– Здешние люди смеются над нами, потому что мы называем Беотию в честь нашего скота Коровьей страной, – сказал он мне. – Но у нас действительно отличные стада, и я, например, не согласился бы променять их даже на весь флот Аттики. Корабли ведь есть нельзя, как и море – пахать.
В нос бычку была продета веревка, и он послушно шел за нами, пока мы покупали цветочную гирлянду ему на шею и венки для себя, хотя сесть животному на спину Пиндар Ио так и не разрешил.
Возможно, мне следовало бы написать еще, что священный храм богини зерна называется Телестерион. Пиндар сказал, что другого такого он никогда не видел. И правда, он мне показался весьма странным – большой, с квадратным фундаментом, и его внутренняя часть вся застроена колоннами, так что идешь, будто в каменном лесу [94]. Говорят, что перед статуей богини всегда горит огонь, поскольку богиня хотела закалить мальчика Демофонта в языках пламени.
Я не стану приводить слова, сказанные нами перед принесением жертвы; не думаю, что это разрешено. После молитвы я положил руку на голову бычка и от всего сердца попросил богиню присоединиться ко мне и моим друзьям за нашей трапезой. Затем Полигом влил бычку в ухо молоко и спросил его, хочет ли он отправиться к Великой Матери. Бычок кивнул, и Полигом мгновенно перерезал ему горло священным ножом, сделанным из бронзы, а не из стали.
Отдельные части туши мы бросили в огонь, и все наконец почувствовали облегчение.
– Это ведь хороший дар богине, верно? – Пиндар с улыбкой поправил венок на голове.
– Просто замечательный! – заверил его Полигом.
В глазах Гилаейры сверкали слезы.
– Я чувствую, что уже вошла в число друзей Великой богини, – сказала она. – Один раз мне даже показалось, что она улыбается. Честное слово!
– У нее действительно доброе лицо, – сказал Полигом. – Суровое, но… – Голос его вдруг прервался.
– Что случилось? – всполошилась Ио.
Полигом не ответил. Он был человеком румяным, смуглокожим, однако сейчас щеки его приобрели оттенок свечного сала, а рука, державшая священный клинок, так задрожала, что я испугался, как бы он его не выронил.
– Ты нездоров? – поддержал его под руку Пиндар.
– Дайте-ка я сяду, – задыхаясь, промолвил Полигом, и мы с Пиндаром подвели его к ближайшей скамье. На лбу у жреца выступили крупные капли пота. Усевшись, он вытер испарину краем одежды и, немного отдышавшись, пробормотал:
– Вам этого все равно не понять, вы ведь не так хорошо знакомы с нею, как я.
– А в чем, собственно, дело? – удивился Пиндар.
– Моя семья всегда поставляла жрецов для…
– Ты нам об этом уже говорил.
– И мы всегда жили поблизости от святилища. Даже в детстве я собственными глазами видел нашу богиню… А уж статую ее я видел, наверное, десять тысяч раз!
Мы покивали, ибо охотно верили ему.
– И теперь я хочу, чтобы один из вас – вот ты, девочка! – описал мне ее. Я должен твердо знать, что ты видишь то же самое.
– Мне просто описать тебе статую? – спросила Ио. – Она огромная, куда больше любой смертной женщины. Волосы у богини высоко подняты и, как мне кажется, уложены в узел на затылке. Хочешь, я посмотрю?
– Нет. Продолжай.
– На ней венок из маков, а в руке колосья пшеницы – целый сноп. Другой своей рукой она указывает куда-то в пол…
Тут толстый жрец шумно вздохнул и поднялся на ноги.
– Я должен немедленно повидаться со своим дядей, – заявил он. – Пусть он как старший рассудит, что происходит в храме. А вы, все четверо, оставайтесь здесь и никуда не уходите. И лучше храните молчание.
Жрец поспешил прочь, а мы в полной тишине послушно уселись, и я надеялся, что сейчас в этом святом месте нас охватит чувство глубокого покоя, навеянного неярким огнем и полосами солнечного света на полу, однако ощущения покоя не возникало. Скорее пространство вокруг наполнено было негромкими, но странно тяжелыми звуками, словно ворочалось и топало огромное животное, которое видеть мы не могли.
Вскоре Политом вернулся.
– К сожалению, наш верховный жрец отправился в город; придется мне решать все самому. – Он явно успел немного успокоиться, и от него исходил сильный винный запах. – Ну что ж, еще раз примите мои заверения в том, что я видел эту статую сотни и тысячи раз, однако до сегодняшнего дня ее левая рука всегда покоилась на голове каменного кабана, прижавшегося к ее ногам.
Гилаейра даже рот раскрыла от изумления, а Пиндар негромко присвистнул.
– Поистине сегодня произошло великое чудо! Это знак богов! А не заметил ли кто-нибудь из вас, как это произошло? Как сдвинулась ее длань?
Пиндар, Гилаейра и я дружно покачали головами. Ио даже обежала священный очаг, чтобы поближе рассмотреть статую.
– Жаль! Однако сомнений нет: она действительно шевельнулась и как раз во время жертвоприношения, когда наши взоры были прикованы к жертве. – Полигом помолчал, глубоко вздохнул и продолжил:
– Я полагаю, вы уже слышали, что по Афинам бродит мертвая женщина? Говорят, она ходит как живая до первых петухов и со многими уже говорила. Город прямо-таки весь гудит от слухов. Никто не знает, что бы это значило, а теперь чудо случилось еще и в священном храме! Погодите, вот всем в Элевсине и Афинах станет известно, что статуя богини двинула рукой! Можете себе представить, что тут начнется?
– Еще бы! – сказал Пиндар. – Надеюсь, что к тому времени я буду уже далеко отсюда.
Полигом продолжал, словно не слыша его слов:
– Но вы все это видели собственными глазами и должны сберечь в памяти, чтобы рассказывать своим детям и внукам об этом великом чуде. Это…
– А знаете, на голове кабана, – раздался вдруг звонкий голосок Ио, – осталось чистое местечко! Здесь, наверное, покоилась прежде рука богини?
Посмотрите-ка!
И мы конечно же бросились смотреть, подчинившись ее зову. Ио оказалась права. Дым от священного огня успел сильно закоптить голову кабана, однако мрамор в том месте, где некогда покоилась рука богини, был совершенно чист и белоснежен.
– Подумать только! Ах, как важно все это для нашего храма! – Полигом потер руки. – И для мистерий!
– И я тоже видела все собственными глазами, – прошептала Гилаейра.
– Ну разумеется, дочь моя! Разумеется! А когда ты вникнешь в смысл мистерий – дело в том, что как жрецы всегда выбираются из членов нашего семейства, так и мистагоги [95]обычно бывают мужчинами – и станешь участвовать в них, то и для женщины найдется немаловажная роль, а может, и самая главная. – Гилаейра смотрела на него горящими глазами. – Такие роли обычно тоже исполняет кто-то из нашего семейства, однако это вполне преодолимое препятствие. В конце концов, существует удочерение… Или даже брак… Мистами обычно руководит верховный жрец, а теперь, видимо, и вопроса не возникнет о том, кто станет верховным жрецом. – Полигом выпятил грудь. – Мой дядя – человек весьма пожилой, и, похоже, богиня вполне внятно выразила свои пожелания относительно того, кто станет его преемником. В конце концов, во время жертвоприношения и свершившегося чуда в храме присутствовал лишь один жрец.