В коридоре прозвенел гонг — совсем тихо, как будто звякнула металлическая кружка. Он прозвенел один раз, и не повторился.

Это наполнило меня трепетом — и страхом.

Я почувствовал, как меня схватывает злой сон, хотя и знал, что не сплю. Я остановился, опять вынул Фалькату и левой рукой взял стул. Стояла полная тишина, но я точно знал, что коридор не пуст. За дверью меня что-то ждало.

Открыв дверь ногой, я вышел наружу. Может быть когда-то я и делал более трудные дела — я все забываю, и мои друзья могут это подтвердить. Но я в это не верю. Если бы открыть дверь было чуть-чуть тяжелее, я бы этого не сделал.

Коридор был черным, как почва Кемета. В конце его, там, где начиналась лестница, опять зазвенел гонг. Очень тихо, но я услышал. Я подошел к лестнице и начал спускаться по ступенькам, двигаясь медленно и осторожно, потому что не видел ничего. Нехт-нефрет сказала, что у женщины есть ожерелье и другие драгоценности. Я не видел никакой женщины, и не мог даже представить себе, для чего ей понадобилось звонить в маленький гонг. Я был напуган. Мне бы не хотелось писать это, но это правда. Что я за мужчина, спросил я себя, если боюсь женщины? Но, думаю, я тогда уже знал, что это не женщина. Я уверен, что знал это. Там был резкий запах, наполовину забивавший зловоние лестницы. Не знаю, что это за запах, но он не походил на те сладкие ароматы, которые используют женщины.

Этаж ниже был такой же молчаливый, как и наш, и такой же темный. Я пошел вдоль коридора, нащупывая дорогу стулом и мечом.

Через двадцать или тридцать шагов я оказался в конце коридора. Я повернул и увидел между собой и лестницей желтые глаза. Рычащий голос посоветовал мне не подходить ближе.

Я не подчинился, но мне показалось, что я иду через воду и эта ночь кончится раньше, чем я дойду до сияющих глаз.

Шорох сандалий пришел и растаял, как если бы по лестнице по лестнице поднялся кто-то легконогий. Глаза не пошевелились.

Когда я почти достиг их, раздалось рычание. Я увидел зубы: клыки походили на ножи, светящие в слабом свете и, казалось, светились сами. Это было животное, но оно заговорило как человек и опять приказало не подходить ближе. Я остановился и громко сказал: — Животные не могут говорить. — Я не собирался произносить эти слова, но глаза и сияющие зубы буквально выдавили их из меня.

— Люди ничего не понимают, — сказал леопард.

Я перестал идти. Я понимаю это сейчас, но тогда не понимал.

— Ты кто?

— Приходи завтра в наш храм на юге, — сказал леопард, — и ты узнаешь меня.

В коридоре появился свет. Возможно в одной из комнат за моей спиной зажгли лампу или очаг, свет которого выходил из-под двери. А может быть взошла луна. Не знаю. Однако стало светлее, и я увидел всего зверя, большого черного кота, большего, чем самый большой человек.

— Смертный, ты хочешь сразиться со мной? — В вопросе была смерть и чудовищная жестокость.

— Я бы не хотел, — сказал я и в жизни я не говорил более правдивых слов. — Но я должен вернуться в комнату этажом выше, а ты стоишь у меня на пути. Если я буду должен убить тебя для этого, я убью.

— Только попробуй и сразу умрешь!

Я ничего не сказал.

Он улыбнулся так, как улыбаются коты. — Неужели тебе неинтересно, кто я такой? Ты сказал, что животные не говорят. Я говорю. На самом деле должен тебе сказать, что я единственный зверь, который так делает. Я объясняю, и я — дух правды.

Кто-то — не помню кто — давным-давно сказал мне, что боги иногда принимают форму животных. Теперь оказалось, что я знаю это.

— Не собираешься ли ты сразиться с богом?

— Да, если я должен, — сказал я.

— Ты действительно мужчина. Я убью тебя, если будет необходимо, но я скорее хотел бы твоей дружбы. Знай, что я друг многих мужчин, и всегда буду другом Человека.

Как мне кажется, я кивнул.

— Иногда даже людей вроде тебя. Послушай. Мой хозяин дал свою домашнюю зверюшку одному верующему. Ты знаешь его. Эту зверюшку украли злые люди. Она вернулась к моему хозяину, плача и жалуясь. У тебя самого есть кошечка. Представь себе картину.

Откровенно говоря я думал только о том, что разговариваю с богом и меня сейчас убьют. Я сделал один шаг, второй, и вздрогнул, как если бы пробуждаясь от напавшего на меня сна. Опять раздались шаги обутых в сандалии ног, на этот раз идущие сверху.

— Я пришел разобраться, — сказал леопард, — и, если потребуется, помочь верующему. Многие боги пытались убить меня, но не получилось ни у кого.

Ноги в сандалиях были уже за его спиной.

— Мой хозяин дал ему помощницу. — Леопард махнул хвостом взад и вперед, как кот, высматривающий добычу. — Прощай.

Только в это мгновение я вспомнил о стуле, который принес, чтобы использовать как щит. Я замахнулся им на леопарда, но он уже исчез.

Стул ударился о пустые ступеньки. Ноги в сандалиях были уже далеко внизу. Шаги быстро затихали… и исчезли.

Когда я вернулся в комнату, Мит-сер'у еще спала, в луже крови. Я отрезал кусок от моей головной повязки и быстро перевязал ее. Нехт-нефрет услышала ее стоны и прибежала на помощь. Он подняла слуг гостиницы, заставила принести чистые тряпки и зажгла эту лампу.

— Мне приснилось, что у меня появился самый замечательный браслет, — сказала нам Мит-сер'у. — Он из рубина, и обвил мое запястье как кольцо огня — такой браслет могла бы носить царица.

— Ты видела, кто порезал тебя? — спросил Нехт-нефрет.

Я не поверил своим ушам, когда услышал ответ Мит-сер'у. Ее большие темные глаза были полны сном. — Моя сестра Сабра попросила меня отдать это ей, — сказала она, — и я отдала. С радостью.

Нехт-нефрет наклонилась над ней. — У тебя есть сестра? Ты никогда не говорила о ней.

— Да. — Мит-сер'у кивнула и как будто проснулась. — Она старше меня. Ее зовут Мафтет и я ненавижу ее. — После чего заснула, как и раньше. Бледная и слабая.

У нее чистая рана, длинная и глубокая. И очень она мне не нравится. Вскоре я скажу Мит-сер'у, что мы должны поменять повязку; я хочу осмотреть рану при свете дня.

Хватит писать. Я должен поспать. А Муслак вообще не просыпался.

МЫ опять на корабле. Я хотел показать Мит-сер'у целителю, но он еще на берегу. Вместо этого я привел ее к Чаниу, он и Тотмактеф осмотрели ее рану и смазали ее лечебной мазью. — Она будет держать вместе концы раны, — сказал ей Чаниу. — Постарайся поменьше двигать рукой и не поднимай ничего тяжелого. Ты потеряла много крови.

Она пообещала, что не будет, и Чаниу приказал ей оставить нас и полежать на палубе в тени. — Ты должен давать ей самую лучшую воду, которую сможешь найти, — сказал он мне, — и не забывай смешивать ее с вином. Пять мер воды на меру вина.

Я сказал, что у меня нет вина.

— У тебя есть деньги, Луций, а на деньги всегда можно купить вино. Сходи на рынок, как только он откроется. Не забудь, что ты должен купить хорошее вино. Покупай только у почтенного торговца.

— Я пойду с тобой, — сказал Тотмактеф, — если благородный Чаниу не возражает.

— И вода тоже должна быть хорошей, — сказал нам Чаниу. — Самой чистой из всех возможных.

Потом он начал спрашивать меня о ночных событиях. Я прочитал ему все, что написано в свитке, рассказал о звоне и о коте.

— Это был Темный Бог, — сказал Чаниу, совершенно не испугавшись. — Мы называем его Ангра-Манью. Такое имя он носит среди нас, но другие народы называют его иначе. Он известен тем, что ест звезды.

Я не верю в то, что можно съесть звезды, но не стал спорить с Чаниу.

— Мы называем его Апеп, — сказал мне Тотмактеф, — а еще Аапеф, Сет, Сут, Сутех, Сетчех и еще многими другими именами.

Я спросил, возможно ли умиротворить этого бога.

— Ты не должен хотеть этого, — сказал Чаниу.

Целитель вернулся, на его плече ехала обезьянка. Эта обезьянка корчила гримасы Мит-сер'у и мне, что-то щебетала, шепталась с целителем, пыталась заглянуть под тонкую хлопковую рубашку Мит-сер'у и еще делала множество вещей, которые развеселили меня.